Ханну Мякеля - Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского

• Название: Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского
• Автор: Ханну Мякеля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080593-8

Знаменитый детский писатель Эдуард Успенский — человек противоречивый, неравнодушный, взрывной, моторный. Только скучным и спокойным его не назовешь. Книга финского писателя Ханну Мякеля, которого мы знаем по чудесной сказочной повести «Страшный господин Ау», посвящена биографии Э. Успенского на фоне советской, а затем российской действительности.

Для широкого круга читателей.

---

На протяжении десятилетий я будто невзначай все больше получаю сведений о жизни Эдуарда. Его путь в писатели не был обычным, а уж тем более легким, но, в конце концов, у какого писателя он таким был? Отсюда, из Егорьевска, путь начался: Эдуард Николаевич Успенский родился 22 декабря 1937 года.

Это начало всего: Эдуард появился на свет за два дня до того, как мог бы стать рождественским подарком. Правда, только в Финляндии, ибо Рождество в Советском Союзе не отмечали. Тем не менее, мысль об Успенском как о своего рода почти рождественском подарке засела у меня в голове, и я вовсе не хочу от нее отказываться.

Дело в том, что для этой подарочной темы есть причина, к которой я еще вернусь.

О своем родном городе Эдуард не помнит ничего. Он знает только о существовании города и может сравнить его с другими известными ему подобными городами, такими как Руза, поблизости от которой он долгое время жил. Значит, место рождения Эдуарда — город, в котором и смотреть не на что? У самого Эдуарда совсем не осталось представлений о городе. Объяснение этому очень простое: семья переехала в Москву на следующий год после рождения Эдуарда.

Мать, Наталия Алексеевна Успенская, родилась в 1906 году. Эдуард был ее вторым сыном после Игоря; третий, Юрий, появился на свет в Москве. С Игорем я встретился однажды в Финляндии. Он работал в посольстве по торговой части, но знакомство возобновлять уже не захотел: чиновникам было запрещено общаться с финнами. Позднее Игорь заболел раком легких, и сейчас его уже нет на свете.

Мать получила инженерное образование и работала, главным образом, на различных ткацких фабриках, предприятиях, выпускавших ткани. А отец Успенского Николай Михайлович Успенский родился в 1903 году и закончил строительный институт. Однако эта профессия строителя привела его к конструкциям другого рода. Отец получил в 1938 году квартиру в Москве, так как пошел по партийным путям; новая работа в Центральном комитете гарантировала хорошую и обеспеченную жизнь, хотя и шло время сталинских репрессий. Мать тоже подыскала в Москве соответствующее своему образованию рабочее место. Не многие остаются чахнуть в окрестной провинции, если только попадают в Москву и получают там прописку и квартиру. Ни тогда, ни, собственно, даже теперь, хотя, с другой стороны, крепости богачей сегодня как раз и строятся подальше от города. Однако транспортные пробки и этой форме расселения не благоприятствуют.

Эдуард не хотел вспоминать детство и не очень был в курсе истории жизни своей матери. Та, однако, сама в 1946 году написала два листка под названием «Автобиография»; листки попали мне в руки, и эти обстоятельства явствуют из них. Это единственное наследство матери сохранил брат Эдуарда Юрий. Поскольку мы уже живем в нынешнем времени, брат отсканировал эту крошечную биографию для Эдуарда, который отправил ее мне приложением к письму по электронной почте. Трудно представить такое лет двадцать назад: нет задержек, цензуры, железного занавеса — ничего. Обменяться информацией и даже получить фотографии можно за несколько летящих мгновений хоть с края света.

Биография представляла собой по сути дела куррикулюм — краткую биографическую справку, перечисленные один за другим факты жизни одного человека. Ничего более персонального в ней не содержится, но момент переселения семьи в Москву из нее явствует. Читать почерк матери было не самым легким делом. Но с помощью увеличительного стекла, силы воли и дополнительных вопросов я в нем все-таки разобрался.

Русский язык своеобразен. Если его ненадолго забросить, приходится опять некоторое время привыкать даже к буквам, а затем как бы проникать внутрь языка. Хотя язык всегда является неким барьером в наших отношениях, постигать жизнь Эдуарда тем не менее легче, чем в большинстве моих исследований. В первый раз я пишу о живущем писателе, моем современнике. Так что я постоянно могу спрашивать обо всем не только у друзей и знакомых Эдуарда, но и у него самого. Эдуард отвечает, когда может, и вспоминает, когда вспоминает — когда хочет вспомнить. А если не вспоминает, старается выяснить. И если не он, так Толя вспоминает и пишет затем, как, собственно, обстояли дела.

Иногда Эдуард отвечает неохотно, иногда более весело. Я также всегда могу сопоставить его ответы с моими личными воспоминаниями и воспоминаниями окружающих и рассматривать их вместе и по отдельности. Моя свобода в том, что я пишу не биографию в чистом виде, а хронику воспоминаний, главным образом, воспоминаний о совместных поездках и встречах. О его пути, а тем самым и о моем собственном.

Однако то и дело всплывают и новые факты, и новая информация. Когда я пишу письмо по электронной почте и спрашиваю, были ли его детство и юность счастливыми, Эдуард, который часто немногословен (ведь и книги его по стилю таковы, хотя внутри пространны), отвечает мне тут же:

«Ханну, что, собственно, такое юность? Я смутно помню предвоенные годы. У отца была дача, которую он получил в пользование от ЦК коммунистической партии, где отец работал. Из дачи я помню трехколесный велосипед с металлическими колесами, какую-то воду и зелень. Вот и все».

Это самое раннее воспоминание Эдуарда о детстве. Оно, по сути дела, очень хорошо подходит будущему инженеру (велосипед) и живущему по большей части в сельской местности детскому писателю. Хотя Успенский и получил квартиру в Москве, быть в городе ему нравилось не долго. Он по-видимому всегда составляет исключение из общего правила. После улицы Усиевича он жил сначала в Клязьме, потом в Рузе, потом некоторое время в Москве, потом в Переделкино, а с 2008 года — вблизи города Троицка. В сельской местности простора и пространства, чтобы дышать, и свободы больше, чем в городе. Это место для человека, любящего животных, то есть больше, чем просто случайный выбор. Все собаки, кошки, птицы и рыбы просто не поместились бы в московской многоэтажке.

Первые воспоминания детства представляют собой главным образом картины:

«Затем смутно помню поезда, вагоны, кипяток для чая. Какие-то сушилки с одеждой; из нее выводили вшей. Помню себя совсем маленьким в женской бане. Нас эвакуировали тогда из Москвы и увезли за Урал».

Крошечная биография матери подтверждает и это событие и относит его к 1941 году. И Эдуард тоже помнит его: «В 1941 году нас эвакуировали за Урал, в город Шадринск, вблизи которого находилось озеро Балтым». За Уралом они были в эвакуации два года, а затем опять вернулись в Москву в августе 1943 г.; именно тогда в Финляндии случилось родиться мне. Хотя война еще даже не приближалась к концу, поворот к лучшему, с точки зрения Советского Союза, уже произошел. Забрезжило поражение Германии — а вместе с тем и Финляндии, которая привязала себя многими узлами к Германии в своей тогдашней мудрости.

За Уралом мать с детьми жили в двух местах — в городе Шадринск и в Верхне-Тюменской области. И из этого времени в памяти Эдуарда всплывают проблески:

«Каким-то образом помню также детский сад, который находился на берегу реки. Помню и то, как нам, детям, присылали посылки с фронта — в них были игрушки, немецкие. А среди них был семафор для регулирования движения игрушечных поездов. В семафоре сменялся свет… Эти игрушки отдавали тем, чьи отцы погибли на фронте. А я чувствовал обиду, что мой отец жив».

Происходило ли это из-за того, что отец и так был уже безнадежно далеким и чуждым? Возможно.

И наверное, еще и потому, что не получил игрушку, именно это лучше всего запомнилось маленькому Эдуарду.

2

Два года из раннего детства прошли, таким образом, на Урале. И когда в августе 1943 г. они вернулись в Москву, а Эдуарду было всего пять лет, выглядела столица действительно необычно. Повсюду были ямы для фундаментов домов, брошенные строительные площадки и скелеты зданий, оставшиеся после бомбежек. Но все-таки находились и целые дома. В ямах для фундаментов стояла вода, а в воде жили лягушки, даже рыбы. Это Эдуард помнит. А другое зрелище поднимало его взгляд прямо в небеса. Со всех сторон над домами сотнями парили большие воздушные шары на длинных канатах; это были заградительные аэростаты, предназначенные для того, чтобы препятствовать операциям немецких самолетов над Москвой.

Я могу себе представить, каково было смотреть на них, и как будто вижу все это собственными глазами, хотя тогда только родился. Я принадлежал к вражескому лагерю, и моя мать принадлежала к нему тоже. Она описала в книге «Eloni alkutaiva» («Начало моего жизненного пути») свои настроения того дня, когда я родился в Акушерском училище: «Финляндия в состоянии войны с русскими и англичанами. В Хельсинки часто тревоги. Беспокойно». Погода была в момент моего рождения «дождливая, иногда солнце из-за туч».

А новая обстановка, разбомбленная Москва постепенно становились в уже более зорких глазах Эдуарда будничным миром. Окна по вечерам занавешивали черной бумагой — ни лучика света не должно было просочиться на улицу. Темнота была и пугающей, и защищающей. И он к ней привык. Говорят, ребенок привыкает ко всему. Защиту он получает от дома, от самых близких. Для маленького ребенка хуже всего непрерывные перемены, всегдашняя адаптация к новому, а не условия как таковые, даже если они мало подходящие. Ведь ребенок не может знать о лучшем, потому что еще не умеет сравнивать.