Ханну Мякеля - Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского

• Название: Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского
• Автор: Ханну Мякеля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080593-8

Знаменитый детский писатель Эдуард Успенский — человек противоречивый, неравнодушный, взрывной, моторный. Только скучным и спокойным его не назовешь. Книга финского писателя Ханну Мякеля, которого мы знаем по чудесной сказочной повести «Страшный господин Ау», посвящена биографии Э. Успенского на фоне советской, а затем российской действительности.

Для широкого круга читателей.

---

Книжку мы получили, и Мартти ее перевел, но в Финляндии Гена так никогда и не стал любимцем, сравнимым с Дядей Федором. В Советском Союзе и с этим было тогда иначе. Изображения Гены и особенно Чебурашки можно было увидеть повсюду, от стен детских садов до магазинов и вывесок киосков. Если в сотне кукольных театров шел спектакль про них, мелкий копеечный ручеек мог разрастись в приличную полноводную реку. Чебурашку из книги про Гену знали все, хотя саму книгу было не достать. Откуда же популярность? Именно из-за мультфильмов, которые показывали по телевидению.

Эти персонажи засели в сознании людей настолько, что пьяницы просили в винном магазине для своих первоочередных нужд именно одного «Чебурашку»: это была маленькая бутылка водки, четверть литра.

— Девочка, дай Чебурашку.

Ею не делились, она выпивалась из горла в момент. А вот поллитровку распивали за дверями магазина на троих. Собутыльники для этого подыскивались на языке жестов. Когда засовывали руку под борт пиджака или пальто и выставляли наружу один палец, это означало: я один и жажду, нужны еще двое. Когда два пальца — теперь недостает уже только одного. И компания подбиралась всегда. Поучаствовавший в приобретении бутылки деньгами выпивал свою долю залпом тут же перед магазином. Разметки на боку бутылки не делались и выпивку не отмеряли. Профессионал есть профессионал. Каждый доверял в этом способности товарища к оценке объема.

А затем расходились кто куда — даже не по домам, а по подобиям домов, отдыхать после тяжелого трудового дня и поглощать прочий провиант.

Это могло бы показаться легендой, если бы я своими глазами не видел и ушами не слышал этого, стоя в очереди в винный магазин в городе Калинине, позднее опять ставшем Тверью.

Постепенно я познакомился с друзьями Успенского. Их что было, что не было — то есть, настоящих друзей. Среди них были писатели, но больше художников. Вот Виктор Чижиков, Витька, был другом подлинным. Настоящий художник и настоящий человек, он иллюстрировал детские книги.

Чиж, как его чаще всего называли, сделал иллюстрации к произведению Успенского «Вниз по волшебной реке» по мотивам русских народных сказок. Это ласкательное прозвище «Чиж» — значит и по-фински «чиж», поэтому в подписи Чижа было и есть небольшое изображение птички. Решение об издании книги «Вниз по волшебной реке» в издательстве «Отава» было на очереди, хотя именно иллюстрации и вызвали сомнение — это была сплошь четырехцветная печать, и она взвинтила бы цену детской книги. Но мы хотели продолжить публикацию произведений Успенского. В переводе на финский вдобавок к «Дяде Федору» и «Гене» вышла теперь и забавная книга про человечков, живущих в радиоприемниках и часах, под названием «Гарантийные человечки». С иллюстратором ее и «Дяди Федора», Геннадием Калиновским, я также успел повстречаться.

С Калиновским не мимоходом я виделся только один раз, но встреча осталась в памяти. Это был совершенно особый человек, на лице которого читалось все пережитое и испытанное. Четкая черная линия его рисунка была проста, но невероятно симпатична, и она жила; живет и до сих пор. Я говорю не о манере, а о стиле. Когда своеобразно и вольно переведенного Успенским «Господина Ау» начали готовить к публикации, я, естественно, попросил в иллюстраторы Калиновского. Он взял мои рисунки, изучил их и сделал на их основе свои. Более замечательного Ау трудно найти; никакой другой зарубежный иллюстратор не смог даже приблизиться к этому.

Когда мы встретились, Калиновский рассказал, как работает. Он с удовольствием сидел в темноте и обдумывал имеющуюся на руках иллюстрацию, «вырабатывал» ее из… сумрака. И когда иллюстрация представала в воображении, он зажигал ожидающую на столе рабочую свечу и быстро зарисовывал увиденное на бумаге.

Затем он опять задувал свечу и оставался в своей темноте ожидать рождения следующей иллюстрации.

Последующих «Дядей Федоров» Успенского иллюстрировали уже самые разные художники. Но в издания для Финляндии иллюстрации по-прежнему специально заказывались у Калиновского. Это радовало пожилого художника, обедневшего и забытого новым и любящим всякую яркую дрянь временем. Пара «Дядей Федоров» еще не переведена, но иллюстрации к ним уже не смогут выйти из-под его пера, потому что весной 2007 года я узнал, что Калиновский умер. К счастью, в Финляндии нашлась иллюстратор Салла Саволайнен, которая оказалась способна сделать то же, что Калиновский в свое время в своих иллюстрациях к «Господину Ау» сделал для меня.

Услышав о кончине Калиновского, я вспомнил, как близко от смерти он уже раньше, по его рассказам, бывал. Сразу после войны Калиновский спутался с русской преступной группировкой «Черная Кошка». Она приказала ему совершить убийство: такое деяние накрепко привязало бы начинающего преступника к банде. И тогда Калиновский струсил, то есть образумился, и подался в бега, укрылся. Поэтому ему и был вынесен приговор о расправе, ведь он слишком много знал. Но найти его не могли, да и время постепенно переменилось, банду ликвидировали, а ее участников посадили. Вот так он и остался в живых. Все это Калиновский рассказывал мне, вспоминая о прошлом, с присущей ему медлительностью…

Наставником и учителем Успенского был Борис Заходер, которого я тоже встречал. В окружении Эдуарда было много единомышленников и сверстников, были писатели помоложе, которые своими путями искали место под солнцем. Если человек вступал в партию, он получал такое место. Один из них, Сергей Иванов, в конце концов вступил, да еще и совсем незадолго до крушения коммунизма. Он строил расчет и в расчете ошибся. А Успенского такое продвижение по лестнице власти никогда не интересовало, настолько это было против его натуры.

Карьера по-фински — ura. Ura не досталась, но все-таки ему настоящее ура! К счастью, Эдуард выдержал стрессы, создаваемые сообществом, в котором он жил.

Каждый приезд приближал меня и к Эдуарду, и к той России, которая проглядывала за наспех сколоченными потемкинскими кулисами Советского Союза. Фамилия Потемкин, хотя и писалась так, произносилась «ПАтЁмкин», все было именно вот таким образом, немножко иначе, чем казалось сначала: как написание и произнесение. Хватало и стабильного, Россия начала означать для меня Успенского. В Москве и в Подмосковье Эдуард был ведущим, а я ведомым.

Первые приезды часто были ориентированы на два города в окрестностях Москвы: Звенигород и раскинувшийся вокруг Троице-Сергиева монастыря Загорск (ныне Сергиев Посад) — обветшалый городок. Особенно в Загорск Эдуард возил меня явно с удовольствием. Возможно, потому, что путь был не слишком долог, и потому, что ему нравилось за рулем, а время таким образом пролетало веселее. Да и потому, что в тех краях находился один приличный ресторан.

Машина двигалась на бензине, а человек на пище. Но даже в советское время в Загорске функционировал помимо трактира настоящий монастырь, в котором можно было увидеть толстого попа (почему-то все виденные мной православные священники были действительно жирными и не страдавшими отсутствием аппетита) и бабушек — старушек у стены и в церкви, тихих и неподвижных — как во сне, — лишь изношенная жизнью рука медленно и механически поднималась и время от времени совершала крестные знамения. Те, кто немного пободрее, держали в руках бидоны и кувшины, они набирали в них благословленную святую воду.

Для чего они такие объемы воды употребляли, не знаю.

Однако я увидел тогда нечто уникальное, по крайней мере, я до сих пор помню увиденное. Бога в Советском Союзе не было, религия была суеверием и предана анафеме, но тем не менее один этот монастырь мог вести подготовку новых батюшек. Почему? Неужели руководители страны все-таки были верующими, тайком, как бы на всякий случай? В Загорске из-за этого самого монастыря бывали туристы, которые приносили городу кое-какие денежные поступления.

Мы бывали и в других местах, аппетиты росли, разрешений на хождение мы не спрашивали. Часто мы ездили уже на машине посмотреть именно запрещенные для иностранца места. То дело было в местности, которая была слишком поблизости от военных территорий, то в огромных дачах, которые Сталин настроил для академиков и прочей элиты: в стране равенства одни свиньи были более равны, чем другие. Оруэлл был, разумеется, прав и в этом.

С годами новые города отыскивались все дальше, как, например, Ростов Великий, в кабаке которого я увидел больше клиентов, буквально, на земле — на земляном полу, — чем в очереди за выпивкой. Какой-то халдей (официант) поднимал людей в вертикальное положение, а другие помогали товарищам встать обратно в хвост и ждать, когда подойдет их очередь. Пиво было на вкус, как и сейчас. Прибрежные лодки были все одинаковые, зеленые и склепанные из листового железа. Монастырское укрепление — кремль — был потрясающим. Нашелся местный художник, чьи картины, изображающие одну маленькую церквушку и прибрежный пейзаж, до сих пор висят на стене раздевалки нашей сауны.