Михаил Иржавцев - Данэя

• Название: Данэя
• Автор: Михаил Иржавцев
• Жанр: Философия

Роман-антиутопия.

В древние и средние века количество ученых исчислялось единицами — в наше время их количество огромно и будет увеличиваться всё больше и больше благодаря научно-техническому прогрессу. Но чем может быть чревата эта, существующая уже, тенденция вытеснения физического труда интеллектуальным?

Будущее на Земле — непонятно, насколько дальнее. Сверхвысокий уровень развития всего, и общество, состоящее почти из одних ученых-интеллектуалов. А тех, кто непригоден для интеллектуального труда, «неполноценных», безжалостно используют. Как ресурс органов для хирургических пересадок интеллектуалам, упрощенного удовлетворения сексуальной потребности, производства всяческих опытов наряду с животными. И — для вынашивания детей «неполноценными» женщинами.

Лал, историк и мыслитель, единственный понял, к чему ведет подобное разделение человечества: царству сверхсовершенных роботов, заменивших людей, во главе с немногочисленными бесчувственными гениями и строго потребным этим гениям количеством умственно выродившихся «неполноценных». Он начинает борьбу за его ликвидацию; её после его гибели продолжают его друзья, Дан и Эя, — борьбу долгую и полную острых драматических моментов.

---

Его-то она и любила. Та встреча, здесь, когда она казалась безумной от счастья, — лишь это он хоть иногда вспоминал. А сейчас припомнил все: то, что передавал ему Лал, когда он, бессильный старик, доживал последние годы первой жизни, и ее слова при прощании тогда. Он не вспомнил ее, вернувшись: сразу встретил Эю. И лишь одна та ночь — и день.

Там, на сверхдалекой Земле-2, у него и Эи родились Дети, и Эя, Мама, стала единственной для него на всю жизнь — он узнал любовь и стал другим.

А она, здесь, ждала: он почувствовал это сразу при ее посещении — она прилетела к ним самая первая. И улетела, все поняв, но ничего значит, не позабыв: продолжает летать сюда. И сейчас она с Лалом: потому что его только может полюбить — сына Дана. Пусть будет счастлива — с Сыном!

Он долго сидел на камне у самой воды: смотрел на остров вдали, думал. Приплыл обратно плот, — на нем лежала великолепная большая щука. Значит, Сыну сегодня во всем удача! Он не стал трогать рыбу: сунул в садок, чтобы сохранить до прилета Мамы.

Долго же ее нет! Скорей бы прилетела! Что там с Евой? Ожидание было томительным. Даже ловить не хотелось.

Он невероятно обрадовался, услышав, наконец, сигнал вызова.

— Отец, я уже лечу. Включи через час пеленг — я пересяду в аэрокар.

— Что с Евой?

— Дело серьезное: она делала попытку сама родить ребенка — ее заставили под угрозой бойкота ей и Ли уничтожить плод.

— Как это произошло?

— Я записала весь наш разговор — перезаписала его тебе. Начни слушать до моего прилета. Скоро буду.

Он слушал, сжав кулаки. Прав, тысячу раз был прав Лал: ну и зверьё!

Эя, прилетев, увидела, что он продолжает слушать, — молча уселась рядом с ним.

— Похоже, Ева сейчас не совсем устойчива, — сказал он, прослушав главное.

— Пока очень. Но это Ева: должна справиться.

— Ты сильно устала сегодня?

— Невероятно. И не ела с утра: не до того было. Она — как избитая. Я Дочь с ней оставила — до понедельника.

— Что же ты молчала? Сейчас накормлю тебя.

— Наловили много?

— У меня совсем не клевало. Но Сын поймал, спиннингом. Вот, смотри! — он вытащил садок со щукой.

— О! Молодец мальчик.

— Да. — Что-то мешало ему сказать сразу все.

— Даже есть захотелось.

— Сейчас! — он сунул щуку в контейнер робота. Налил в крохотные стаканчики темную водку. — Выпей немного. На травах, по рецепту Лала.

— Опьянею я: голодная очень.

— Ну и хорошо: расслабься.

— Ладно: после того, что узнала, действительно, надо. — Она сразу поперхнулась, слезы выступили на глазах. Потом все же допила. Дан подал ей кусок уже зажаренной рыбы.

Они ели молча.

— Правда: полегче стало. Ты что сейчас будешь делать? Поедешь опять ловить?

— С тобой — да.

— Нет — я не в состоянии.

— Иди тогда, ложись сразу.

— Подожду Сына.

— Не надо. Он на большом острове.

— Где?

— Вот там. — Но ничего уже не было видно, совсем стемнело.

— Надо хоть вызвать его.

— Не надо, Мама. Нельзя мешать ему.

— ?

Он не успел ничего ответить: негромкий женский голос зазвучал над озером.

— Колыбельная! — удивленно воскликнула Эя. Одна из тех, которые она учила с тем, старшим, Лалом, и потом пела своим Детям. — Лейли?! Там — с ним, нашим Сыном?

Он кивнул молча. Лейли: теперь уже совсем не было сомнений. Звуки неслись над водой, проникая куда-то в самое сердце. Необъяснимое чувство вины перед ней впервые пробудилось в нем. За что? Уже тогда была Эя. Она и сейчас с ним. Рядом. Сын — даст Лейли то, что не дал он. И она — отдаст Сыну себя всю, без остатка: она не умеет иначе.

Сменяли друг друга песни, романсы, арии. Одна прекрасней другой. Они входили в душу, и в ней воцарялись покой и светлая вера. Исчезала тоска, безотвязно следующая за ними с того страшного момента, когда навеки уснул Малыш.

Дан обнял Маму, привлек ее к себе; она молча приникла к нему, прижалась крепко. И когда пение кончилось, они почувствовали, что страсть вновь пробудилась в них.

— Отец, родной мой!

— Мама, любимая!

Они не стали противиться желанию друг друга. Желанию, вернувшемуся после такого длительного перерыва. Уходя в палатку, они обернулись в ту сторону, где сейчас был их сын, обретший свое высшее счастье, и откуда пришло облегчение им самим. Какой-то неяркий свет вспыхнул там: это загорелся костер.

48

— Добрый день, Эя. Мне нужна ваша помощь: мы ставим старинную пьесу, и я играю главную героиню — она жена и мать. Кто, кроме тебя и Дана, сможет мне помочь?

— Ну да. А как называется пьеса?

— «Бранд».

— Ибсена?!

Сын больше не жил с ними — его домом стал блок Лейли в Городе Муз. Прилетая в Звездоград — он не стал переводиться из здешнего университета, из-за друзей, которые у него там уже были — Сын обязательно старался, хоть ненадолго, увидеться с ними и сестрой, не прибегая к телесвиданиям.

Они все не особо представляли, как себя вести в этой необычной ситуации. Не говорили о Лейли, а она, казалось, не испытывала желания вновь увидеться с ними.

Этот радиовызов она сделала сейчас почему-то ей, Эе.

— Мне очень нужна ваша помощь, — повторила Лейли. — Не могли бы вы прилететь к нам на студию — на репетицию?

Когда они там появились, зал, где шла репетиция «Бранда», был набит до отказа. Впервые: никто посторонний до сих пор на его репетициях не появлялся.

Постановка пьесы вообще с самого начала натолкнулась на большие трудности: желающих играть в ней почти не было. Лейли — Агнес, да Поль решивший сам играть Бранда. С остальными ролями помог Цой, благословивший Лейли на «Бранда» директор, с трудом уговоривший несколько актеров, далеко не самых лучших, если не считать взявшего роль Фогта Рема.

Но на роль Герд он исполнительницы не нашел, и Лейли обратилась к Рите, не очень, правда, рассчитывая, что та согласится. Но, к удивлению, Рита, перед тем отказавшая Цою, обещала подумать.

… Об этом она рассказала Милану во время свидания.

— Если я и соглашусь, то лишь чтобы познакомиться с Лалом.

— Младшим?

— Ну да. Он бывает у нас почти каждый вечер, когда играет Лейли. Ты знаешь: она близка с ним.

— Конечно.

— Ты поразительно много знаешь.

— Не от тебя.

— Ну, и что?

— Ты переменилась.

— Не думаю.

— Ты больше не хочешь нам помогать?

— Я этого не говорила.

— Тогда — будет полезным, чтобы ты познакомилась с этим новым Лалом. Ты знаешь, что они все услышанное тобой тогда от Лейли говорят всем и повсюду? И многие их слушают, и потом передают и обсуждают с другими. Ты-то понимаешь, к чему это может привести.

— Безусловно. Значит — брать роль этой полоумной?

— Это же поможет тебе узнать от них еще многое, ценное для нас. Да, девочка?

— Тебе так же трудно отказать, как и отказаться сейчас от тебя! — усмехнулась она, придвигаясь к нему. Но ею уже двигало и любопытство: в любом случае, эти люди были слишком необычны.

… Лейли познакомила их с главным режиссером «Бранда» — Полем. Гостям показали две сцены: там, где Бранд собирается покинуть горное селение, но преследуемый криками Герд и сознанием своего долга, остается, — а с ним и Агнес: затем — в которой приходит цыганка, и Агнес отдает все вещи умершего ребенка.

Лейли была великолепна: в каждом слове, каждом ее движении было неподдельное чувство. Но при этом многое она представляла себе слишком не точно — на это ей надо будет указать: объяснить нужные подробности. Не это главное. Главное — как она воспринимает образ Агнес. И как держит сверток с ребенком. Своего бы ей! Ну, об этом и мечтать не приходиться.

И Бранд хорош: Поль играл человека не только убежденного и неукротимого — его Бранд нес боль за то, какими были люди. За его убежденность скрывалась мука преодолеваемых сомнений, подавляемого желания снизойти к слабости людей — им надо помочь стать ими в самом высшем смысле. Вопреки им самим, вопреки жалости, мешающей ему.

Воспоминания нахлынули на Эю. «Бранд» тогда послужил Дану средством, чтобы заставить ее преодолеть сомнения, решиться: сейчас она уже не представляла жизнь без своих детей. И ее долг помочь другим стать такими же. Надо помочь им, Полю и Лейли: постановка «Бранда» всколыхнет людей.

К сожалению, поговорить здесь не удастся. Людей много — все смотрят только на них. К тому же, репетиция продолжалась намного дольше, чем они предполагали.

— У нас назначена встреча с друзьями в Звездограде. Может быть, полетите с нами? — предложила Эя. — Поговорим в кафе.

— Но ваша встреча…

— Для них наш разговор будет интересен. Так, как?

— С удовольствием! — Поль и Лейли поднялись.

— Мне можно с вами? — спросила Рита.

Дорогой Лейли расспрашивала Эю, насколько верно изображала она Агнес — Эя объясняла ей ее ошибки. Остальные молчали, слушая их. Поль и Рита впервые видели астронавтов так близко и были все внимание, хотя каждого интересовало совсем разное.