Василий Еловских - В родных местах

• Название: В родных местах
• Автор: Василий Еловских
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1981

Новая книга курганского прозаика В. Еловских повествует о рядовых солдатах войны, о тружениках современной деревни, о рабочих и инженерах. Рассказы и очерки ставят важные проблемы морально-этического порядка.

---

Седьмого ноября, возвращаясь с демонстрации, Семен случайно встретился с Еленой. Она шла с женщинами, несла флаг. Он кивнул ей и отвернулся, чувствуя прилив и радости, и обиды!

— Здравствуйте, с праздничком вас! — Елена приветливо улыбалась. — Что-то вы сегодня очень уж хмуры?

«Издевается», — подумал Семен и, пробормотав: «Все хорошо. До свиданьица!», стал обгонять.

— Подождите, Семен, помогите мне — это древко не такое уж легкое!

Была Елена добрым, чутким человеком, и сейчас она почувствовала, что этот странный, нелепый парень обижен ею.

— Пожалуйста, понесите. — И когда Семен, поборов смущение, зашагал рядом, стала весело рассказывать: — Сегодня перед демонстрацией видела Ефима Константиновича Щуку. По случаю праздника он выражается особенно выспренно. Одет как жених. — Она рассмеялась. — Хвастался, что выступает сегодня в филармонии, в концерте. Он в хор стариков записался. Придется сходить, посмотреть. Вы, кажется, не благоволите к нему. Да? А это честнейший человек. Он на удивление тонко чувствует, где непорядочность. И человека понимает, как никто другой. А с виду простоват: шуточки, прибауточки…

Семен молчал, и это задело Елену.

— Немногословные люди кажутся более умными, чем они есть, — сказала она уже другим голосом. И тут же пряча улыбку спросила: — А как вы организуете вечер?

«Организуете». Это было сказано не без язвительности, но Семен не обиделся.

— А вот приду и напьюсь в одиночку.

— Почему же в одиночку? Неужели вы до сих пор не завели друзей, хороших знакомых?

Нет, не завел. Он был, как засохший дуб — с глубокими корнями (домами), без веток и зелени (без друзей, без связи с миром). Он улыбнулся этому наивному сравнению с дубом, которое пришло вдруг ему в голову.

— Зря вы улыбаетесь. По-моему, ничего тут веселого нет. Вот что. Будет скучно — приходите в филармонию.

И он пришел. Неловко задевая кресла, не зная куда деть руки от смущения, прошел по залам, надеясь встретить Елену. Семен был почти уверен, что она с кем-нибудь из мужчин — такая женщина не может оставаться одна. Но Елена была с подругой.

Увидев Семена, она оживилась, с любопытством посмотрела на него. На Земерове был хороший костюм, модные ботинки, но выглядел он все же как-то неважно: и галстук слишком узок, к тому же съезжает набок, и рубашка совсем не подходяща по цвету к костюму, а главное, неловок, держится скованно.

— Что же вы, Елена Мироновна, без ухажера? — спросил Семен и удивился вульгарности своего вопроса. — «Почему мои слова глупее мыслей?»

— А вам кажется, что я непременно должна быть с кем-то? Раз так, то вы и будете сегодня моим ухажером. Согласны? Для начала расскажите, как вы живете. Все хозяйство свое расширяете? Эх, Семен, Семен!

Елена, еще когда шла с демонстрации, настроилась по отношению к Земерову игриво-насмешливо и до сей поры не могла избавиться от этого.

А Семен ликовал. Она впервые назвала его по имени да еще с какой-то теплой интонацией.

— Лучше вы о себе расскажите, — смущенно попросил он.

— Пожалуйста, если вам будет интересно… Родилась в Ленинграде, в семье врача. Родители зовут домой, но хочу еще года два-три пожить в Сибири — здесь хорошая практика, а там видно будет. Ну что еще… Была замужем, но разошлась, сейчас замужество кажется давним тяжким сном…

Семен сказал, смеясь: в ранней молодости он почему-то считал всех интеллигенток, особенно городских, распутными.

Елена попыталась выяснить, чем он занимается последние дни. Семен понял, к чему она клонит, и небрежно ответил, что не собирается намертво прицепляться к хозяйству и, если потребуется, все бросит и уйдет. Елена, в свою очередь, поняла, к чему клонит Семен, и заговорила о другом. Нет она не хочет сближения, и он подумал, что в который уже раз доброту ее и участие принимает за попытку сблизиться с ним.

Они вместе слушали концерт. Щука в антракте поймал Семена за руку.

— Хозяин решил оторваться от неотложных хозяйственных дел? Слушайте, голубчик, а чего бы и вам не стать участником самодеятельности? Ведь вы же недурно играете на гитаре. Я слышал.

Да, было как-то… Увидел Семен у новых квартирантов гитару. Тронул пальцами струны. Звучная. Одолевала его в тот день непонятная грусть, и играл он, помнится, с удовольствием. И все мечтал, чтобы услыхала Елена.

Он провожал Елену. Говорили мало. У Семена был какой-то натужный голос (такой голос тяжело слушать, он кажется фальшивым, втайне недоброжелательным), и Семен, как ни старался, не мог его изменить. Он чинно держал ее под руку, понимая, что эта чинность немного старомодна и смешна.

Возле дома Елены Семен сказал:

— А в поселке, где я раньше жил, сейчас уже холодище, наверно. Вьюги там. Скажите, а вы любите вьюги? И я тоже почему-то. Особо, если морозу большого нету. — И неестественно бодро предложил: — Слушайте, давайте поедем куда-нибудь на север!

Она не отозвалась. «Что это за человек? — думала Елена. — То кажется совсем чужим, а то становится удивительно близким. На диво трудолюбив. Ему бы еще немного подучиться…»

Семен чем-то напоминал ей отца. Мягкостью характера? Да. Но у отца это казалось проявлением интеллигентности. А тут воспринимается, пожалуй, как слабость. Трудолюбием?.. Отец тоже все время находил себе работу. Но у того она была благородной, осмысленной. Как и Семен, все торопился, нервничал. Ходил к больным даже в выходные. Ночами стучали: «Мирон Константинович, помогите!» И он помогал всем, кто нуждался в его помощи. Жили в общем-то бедновато. Но Елена не помнит, чтобы когда-нибудь был разговор о нехватке денег.

Чем же похож?.. Может быть, улыбкой застенчивой, как бы говорящей: «Вы уж извините». И робким движением руки, — неловко приглаживает волосы, хотя и нет в этом необходимости. Есть и еще что-то неуловимо сходное у обоих, а что — не скажешь.

Детство у отца, как и у Семена, тоже нелегкое. Дед Елены, пьяница-сапожник, был скандалистом и сквернословом. И если б не бабушка, добрейшая, терпеливая женщина, неизвестно, что бы стало с отцом. В институте отец учился, когда стариков уже не было в живых.

Конечно, в Семене есть чудинка. Но Елене казалось: из парня этого можно вылепить что угодно. Работы ваятелю будет много. Но материал для лепки, кажется, вполне подходящий.

Они непременно должны встречаться. Нет, как мужчина он не нравился Елене. Да и кому из женщин он мог понравиться! Странная вещь все-таки сердце человеческое. Еще в школе она влюбилась в одноклассника, красивого эгоистичного весельчака, острослова и гордеца, за которым бегали все девчонки. Елена стыдилась своей любви. Судьба, будто нарочно, сталкивала их: одна и та же школа, общие друзья. Он был проницателен. Сказал ей однажды: «Какие глаза у тебя. Такие бывают только у сумасшедших и у влюбленных. На сумасшедшую ты вроде бы не похожа». Усмехнулся и как-то очень уж ловко обнял ее. Возмутилась. И, кажется, с этого вечера началось… Он настойчиво ухаживал за ней, и когда Елена училась на последнем курсе медицинского, предложил стать его женой. Она была в ту пору легкомысленной. Несомненно. Ведь видела же, что он за человек, но ослепленная любовью, убеждала себя: это у него пройдет, она перевоспитает его. Ха-ха, перевоспитает! Вскоре после замужества Елена увидела совсем другого человека. Куда девалась его веселость. Он был веселым только на людях, а дома молчал, сопел и злился. Остроты, которые прежде забавляли и восхищали Елену, были не его собственные. Он записывал их в толстый блокнот, услышав или вычитав где-либо, и ловко пользовался ими. У него вообще была удивительно цепкая память, которую все, в том числе и Елена, принимали за ум. И еще — унизительное вранье. Он много врал и так умело, что не сразу заметишь.

Семен по сравнению с ним — невинное дитя. Может быть, поэтому ей хотелось опекать Земерова. Что бы сказала она, узнав, что и у Семена тоже с самого начала появилось странное, непонятное желание — покровительствовать ей.

9

— Сергей Иванович! — позвал Семен Бетехтина, когда тот проходил в цехе мимо него. — Я хотел поговорить с вами.

— Ну!

— Это насчет того…

— Чего «того»? Объясняешься, как кисейная барышня!

— Я сейчас согласен быть бригадиром.

— Знаешь что, работаешь ты быстро, а думаешь слишком медленно. Сколько времени прошло, как я тебе предлагал? Вот то-то и оно-то! Бригадиром утвержден Лукин.

— Он же временно.

— С пятницы постоянно. Работай лучше, а выдвинуть сумеем.

— Да я и не мечтаю о выдвижении…

«Верно, не мечтает», — подумал Бетехтин, а вслух сказал:

— Вот что… Завтра в клубе будет лекция, приходи. Там и поговорим.

Семен согласно кивнул головой.

Но он не пришел. В этот вечер у него поднялась температура.

* * *

Самым странным, непонятным человеком в цехе, по мнению Бетехтина, был Земеров. Всех понимал Бетехтин, а его нет. С одной стороны, вроде бы парень как парень: трудолюбив, сообразителен в работе, бесхитростный, улыбка у него застенчивая, детская, подкупающая. Кажется, о чем хочешь можешь договориться с ним. Ан нет, обмишулишься. От общественной нагрузки увильнул, бригадиром выдвинуть хотели — отказался, тихий упрямец. Слухи разные ползут: будто два дома купил, мать на базаре барышничает. Профорг Семеныч сказал как-то: