Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

• Название: Обратно к врагам: Автобиографическая повесть
• Автор: Виктория Бабенко-Вудбери
• Издательство: КМ Академія
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-518-188-2

Автобиографическая повесть. Судьба героини, история ее семьи, вплетенная в историю страны 20­-40-х годов XX столетия, не оставит равнодушным читателя любого возраста.

Детство и довоенная юность Виктории Бабенко-Вудбери прошли в советской Украине. Все издержки сталинского режима семья Бабенко испытала на себе.

В годы фашистской оккупации Виктория, как и тысячи ее ровесников, была вывезена на работы в Германию.

Пройдя через ужасы рабства, побег, мытарства возвращения домой, она вновь решилась на разлуку с родными, смертельный риск обратного пути на Запад, на уничижительное отношение родины к людям, брошенным ею же на милость врага.

Эта книга — дань любви Украине, пронесенной автором через годы и расстояния, вклад в историческую память украинцев.

Книга рассчитана на самый широкий читательский круг.

---

— Документы, пожалуйста! — сказал он.

Я еще не совсем поняла, в чем дело, и, не двигаясь, таращила на него широко раскрытые глаза. Старик и старуха начали подыматься и шарить по своим карманам. Они нашли какие-то бумажки и показали военному. Тот повертел их в руках и отдал им обратно. Инвалид тоже показал свой документ. В это время Люба уже поднялась и, ничего не понимая, смотрела на немца, как будто увидела призрак. Теперь он подошел к нам.

— У нас нет документов, — сказала я решительно. — Показать ему наши рабочие карточки, на которых стоял штамп «Остарбайтер», значило признаться в том, что мы убежали.

— Тогда пойдемте со мной! — сказал он.

— Мы беженцы из России. Мы отстали от транспорта, — опять сказала я.

— Пойдемте со мной, — повторил военный.

Итак, нам ничего больше не оставалось делать, как следовать за ним. Он повел нас в здание рядом со станцией и сдал чешской полиции. Он о чем-то говорил с ними в другой комнате, затем вышел, оставив нас с чехами. Как только он ушел, чехи сразу же окружили нас и наперебой начали расспрашивать, откуда мы и кто. Это были сильные молодые парни в черной форме чешской полиции. Вкратце мы рассказали им, что мы из Советского Союза, что работали у немцев и что убегаем домой. Когда мы окончили, Люба сказала:

— Пустите нас. Мы хотим домой.

Чехи начали что-то быстро говорить между собой, но мы не понимали их.

— Хотите есть? — спросил один из них. Не ожидая ответа, он положил перед нами свой бутерброд. Другие тоже последовали его примеру, и скоро перед нами лежала целая куча еды. Затем кто-то поставил перед нами две чашки и налил кофе из термоса. Люба и я ели и запивали вкусные бутерброды горячим кофе с молоком. В то же время мы рассказывали им о тяжелой лагерной работе в Германии, о наших чешских коллегах и о суровой лагерной жизни.

— Почему вы не показали ему ваши документы? — спросил один полицейский.

— Потому что, если нас поймают, то нам одна дорога — в концлагерь.

Чехи опять громко начали переговариваться.

— Мы сказали ему, что мы беженцы из России, что мы отстали от транспорта. На этом мы и будем настаивать, — объясняла я дальше. — А то нам будет плохо.

— Отпустите нас, — опять попросила Люба. — Что вам это стоит?

— Этого мы не можем сделать, — сказал один из них. — Немец, который привел вас сюда, из гестапо. Мы отвечаем за вас. Но если у вас есть какое-нибудь желание, может, мы смогли бы его исполнить.

Я на минуту задумалась. Посоветовавшись с Любой, мы решили следующее: мы отправляем письмо моей сестре Нине в Австрию, в Тироль, где она работала. Это для того, чтобы подготовить ее к возможной проверке гестапо. В письме я коротко сообщаю о случившемся. Затем — что я выдала себя за нашу двоюродную сестру, Надю Маркову. Якобы мы с подругой, эвакуируясь с Украины к немцам, отстали от транспорта, и нас нашли в Чехословакии и забрали в гестапо, так как все наши вещи и документы пропали. Второе короткое письмо я напишу по адресу, который дал мне Сергей — нашим неизвестным друзьям.

— Ну, есть у вас какое-нибудь желание, которое мы могли бы исполнить? — опять обратился к нам один из чехов.

— Да, есть. Вы смогли бы отправить для нас два письма? У нас нет марок.

— Да. Это мы сделаем с удовольствием, — ответили чехи и тут же подали нам бумагу, конверты и чернила.

Я вкратце описала Нине всю нашу ситуацию и осторожно дала ей понять, в чем дело. Я писала так, что она должна была догадаться, что случилось и что ей надо делать. Во втором письме, вернее в записке, я написала следующее: «Дорогие друзья, обстоятельства не позволили навестить вас. Мое будущее неизвестно. Бог за облаками…» Эту записку я написала по-немецки и не подписала своего имени. Но по последней фразе Сергей легко узнает, кто это.

Письма сразу же были заклеены, и один из полицейских отнес конверты с марками в почтовый ящик здесь же на станции.

— А теперь, — обратилась я опять к чехам, — разрешите нам сжечь наши документы, — при этом я искоса посмотрела на уютно потрескивающую печку в углу.

— Как хотите, — ответили они, — только не говорите об этом гестапо.

Через несколько минут наши рабочие карточки с печатью «Остарбайтер» вспыхнули ярким огоньком в печке. За ними полетела туда и записка Сергея его друзьям. Итак, освободившись от наших официальных бумаг, по которым нас причисляли к определенной категории людей, мы почувствовали себя вдруг вольными как птицы. Даже Люба как-то легче вздохнула. До того она сидела с нахмуренным лицом и мало говорила. Все переговоры с чешскими полицейскими, так внезапно ставшими нашими друзьями, пришлось вести мне.

— Мы вам очень благодарны, — сказала я.

А чехи еще долго расспрашивали нас о Германии, о работе на заводе и об иностранных рабочих. По их вопросам было видно, что они ненавидят немцев, но вынуждены терпеть их.

Около трех часов ночи за нами приехала машина. Сравнительно через небольшой промежуток времени мы прибыли в здание гестапо. Там нас повели в подвал, толкнули в какую-то темную дыру и заперли. Под ногами я почувствовала солому и только с трудом могла разглядеть, что рядом с нами на соломе лежало еще несколько человек. Они, вероятно, крепко спали, потому что совсем не реагировали на наш приход. Мы с Любой прижались друг к другу и начали обсуждать то, что мы будем говорить на допросе, если нас вызовут поодиночке. Любу вызвали первую, а через полчаса меня.

Комната, в которую меня вызвали, была довольно большой. Люба тоже была здесь. Она сидела на стуле перед письменным столом в одном конце, а меня посадили в другом конце комнаты. Нас допрашивали чиновники гестапо в гражданской одежде. Вопросы были чисто формального характера — где и когда родились, родители, какое образование, когда и как попали в Чехословакию. Всех этих вопросов мы, конечно, ожидали, и отвечали так, как договорились. Мы назвали новые имена и другие даты рождения.

После этого, в сущности, короткого допроса нас опять заперли в подвале, а рано утром, еще до восхода солнца, погрузили на машину и повезли в другой город, Брюнн, где предстоял более детальный допрос.

В гестапо

Было довольно рано, когда нас привезли в гестапо города Брюнна. Чиновники еще не все появились в своих кабинетах, и нас с Любой посадили в коридоре и сказали, что скоро вызовут. С нами, конечно, был все время военный немец с ружьем. Ровно в восемь нас позвали в разные комнаты.

Гестаповец, который встретил меня, сидел в пальто за своим письменным столом. В комнате было холодно. Он показал рукой на стул, чтобы я села, а сам подошел к печке и положил дров. Затем он снял пальто, сел за стол и молча уставился на меня. Потом снова поднялся, подошел ко мне и начал меня обнимать и целовать. Это настолько ошеломило меня, что я растерялась. Затем, очнувшись от неожиданности, я руками и ногами стала отталкивать его. Наконец, он отошел. Усевшись опять за письменный стол и приняв серьезный вид, он заговорил о нашем «потерянном» транспорте. Сначала вопросы были те же самые, что и прежде, но потом он перешел на более подробные. Я невольно подумала о Любе. Как она там? Как отвечает? И как ведет себя с ней гестаповец? Так же, как со мной? Неприятная ситуация, которая возникла после его попытки использовать меня как объект секса, сделала его немного неуверенным в себе. Так, по крайней мере, мне показалось. «Так вот какие гестаповцы, — думала я, — представители законов национал-социалистической Германии». А мой рассказ о нашем «потерянном» транспорте звучал ровно и уверенно — как мы условились с Любой прошлой ночью:

— Это было поздно вечером на какой-то большой станции. Мы вышли с подругой на перрон купить что-нибудь попить. А когда вернулись, наш состав ушел. Тогда мы сели на первый попавшийся поезд, ехавший в том же направлении, и доехали до городка П. Здесь мы решили выйти и дождаться утра, чтобы разобраться, куда ехать дальше. Мы скитаемся уже три дня, — говорила я.

Гестаповец все это записывал в свои бумаги, и у меня было такое впечатление, что ему не очень хотелось «терять со мной время». Спрашивая, он то и дело вертел свой карандаш, а на его пальце поблескивало золотое обручальное кольцо. В кругу своих друзей он, вероятно, считался хорошим мужем и примерным семьянином, а попытка со мной была в порядке вещей маленького «скачка в сторону», ничего не менявшего в его жизни. Когда допрос окончился, я спросила:

— Что теперь будет с нами? Куда нас отправят?

Чиновник захлопнул папку и улыбаясь сказал:

— Да. Сначала мы должны найти ваш транспорт. А пока посидите в отеле.

«В отеле? Действительно в отеле? — удивлялась я. — А как они найдут наш транспорт, которого не существует?»

После допроса, который длился не более часа, мы с Любой опять встретились в длинном коридоре. В сопровождении полицейского нас снова посадили в машину и привезли к огромному зданию… тюрьмы. «Так вот он, этот отель! Как я могла быть такой наивной, допуская возможность настоящего отеля».