Александр Пресняков - Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

• Название: Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.
• Автор: Александр Пресняков
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-18-1210-9

Предлагаемая работа — часть первого тома «Лекций по русской истории», прочитанных автором в 1904—07 гг. При перепечатке издатель снял главы 1—4, посвященные судьбе Великого княжества Киевского и Великого княжества Галицкого (в результате пятая глава книги Преснякова в нашем издании стала первой). Издатель также поставил свыше 100 иллюстраций, которых у автора вообще не было.

Историю Великого княжества Литовского профессор Пресняков рассматривал с позиций западнорусизма. Несмотря на это, его книга сохраняет ценность за счет детального рассмотрения социально-правового устройства ВКЛ и проблем, связанных с заключением Кревской (1386), Городельской (1413) и Люблинской (1569) уний между ВКЛ и Польским королевством.

---

Но осенью 1494 г. вопрос об унии снова поднялся с польской стороны. Ян-Альбрехт ввиду набегов татар на Подолию и неудачной битвы с ними под Вишневцом призывает Литву к общим военным действиям на юге, предлагая составить новые записи об унии, «слушным, а радным обычаем, без ображенья чети и без шкоды обоего панства». Дело было несколько подвинулось, однако, только в 1496 г., когда Александр вызвал поляков на представление проекта унии «волю свою вказати, которым обычаем мел тот запис вделан быти».

Поляки прислали в Вильно с послами какую-то копию акта унии, где рада не нашла ничего «шкодного», «ани нарушене, ани понижене чести з обу сторон» и не отказывалась «того запису дати и подтвердити». Не знаю, что это за «копия». Грушевский предполагает, что с Городельского акта{117}. Но ничего из этого не вышло, так как рада великого княжества ставила условие, чтобы все другие акты, старшие и позднейшие сравнительно с подтверждаемым, были раз навсегда признаны не имеющими силы. Польские паны не взяли на себя ответственности за принятие литовской формулы подтвердительной грамоты и уехали. Тогда литовская рада отправила в Польшу своих послов с проектом «записи». Грушевский указывает на проект унии, напечатанный в III томе Codex epistolaris saeculi XV, который, действительно, по составу рады, надо отнести к 1496—1498 гг. и по духу родственен литовским проектам времен Казимира. Тут находим уступку — подтверждение прежних трактатов унии рядом с новизной, вместо инкорпорации говорится о союзе да еще с оговоркой, что если какой-либо стороне обстоятельства помешают идти на помощь, то это не должно считаться нарушением унии; а вместо избрания великого князя по взаимному согласию — об избрании литвинами господаря из польской династии, и то лишь в случае беспотомственной смерти великого князя (в противном случае, видимо, предполагается избрание из его сыновей).

Городельский привилей 1413 года с печатями князей 

Подобный проект не мог быть принят поляками, и переговоры оборвались, чтобы возобновиться в 1498 г. опять в связи с военными делами. Весною 1498 г. Подолия и Галицкая земля подверглись страшному опустошению со стороны турок, уведших в плен до 100 000 человек. Осенью они вернулись новым набегом. Ян-Альбрехт заключил союз с Владиславом венгерским и Стефаном волошским, обратился с призывом и к Александру. Тот выразил готовность идти со всеми силами, но паны-де-рада не хотят быть, «зупелне радны и помоцны», пока нет между Литвой и Польшей, «ровных и слушных записов», «без уйму почесности обоих панств»; требовали паны-рада и удовлетворенпя по пограничным спорам на Волыни.

С литовским предложением проекта записи на началах «ровного злученья» явились послы в Краков в феврале 1499 г., и уния была подтверждена в форме подтверждения Городельской унии с более точным определением, что ни великого князя, ни короля нельзя выбирать без участия панов обеих сторон, но стилизация грамоты устраняла инкорпорационные термины и вообще приближала договор к тому проекту союза, который отвергли поляки в 1496 г.

Любавский полагает, что акт унии 1499 г. был принят на вальном сейме всех земель великого княжества Литовского, указывает и срок сейма — июль 1499 г., не подтверждая, однако, этого никакой ссылкой. Это очень сомнительно. Скорее тут дело ближайшей рады Александра, признававшей ранее возможным подтвердить городельский привилей по копии, подтвердившей унию 1499 г., как и ту унию 1501 г., которую позднее, на Люблинском сейме, литвины категорически отвергали как никогда не получившую подтверждения сейма, признавая ее текст только «посольскими артикулами», которые законной силы никогда не имели и на деле не соблюдались.

Чрезвычайно характерна указанная связь всех возобновлений переговоров об унии, о новой более точной и прочной ее формулировке, с моментами усиления то для Литвы, то для Польши внешней опасности. Она вызывалась сознанием, что ни у того, ни у другого государства нехватает собственных сил для самозащиты от соседей. Но не один внутренний антагонизм политических сил в польско-литовском целом объясняет трудность разрешения задачи. Ведь идеальным решением было бы полное слияние всех составных частей этого целого в одно государство с одним сильным правительством. Но для этого нехватало единства общих потребностей даже в области внешних отношений. У каждого из двух государств были свои враги, свои внешние задачи, во многом чуждые контрагенту униатской связи, и каждое из них стремилось обеспечить себе поддержку сил соседа, сберегая в то же время свои силы для самого себя.

Для образования единого Польско-Литовского государства не было не только прочной внутренней основы (в единстве национальном, социальном, культурном, бытовом), но и достаточно крепких и устойчивых внешних политических условий. Это особенно ярко выступает, если вспомнить, что даже внутри каждой из половин польско-литовского целого мы наблюдаем значительную двойственность тенденций и интересов: в Польше между великопольской и малопольской политикой, в литовско-русском мире — между южнорусскими областями и виленским центром.

Эти общие условия, объясняющие слабость унии, сказались очень наглядно в событиях начала XVI в. «Вечный союз, подтвержденный в 1499 г., в сущности мало гарантировал и Польше и Литве взаимную поддержку»{118}. Возобновление московско-литовской войны в 1500 г. обнаружило ненадежность расчетов на польскую помощь в тяжелую для литовской Руси годину военных неудач с такою силою, что толкнуло на этот раз виленское правительство к попытке создать более тесное единение с Польшей.

Известно, что мир между Александром литовским и Иваном III, хотя и скрепленный брачными узами, оказался непрочным. Вследствие брака Александра с Еленой лишь усложнились взаимные отношения Москвы и Вильно, с одной стороны, вопросами вероисповедного характера, с другой — попытками Ивана III подчинить зятя своему влиянию в делах общей политики. Иван требовал, чтобы придворная жизнь Елены была обставлена, как подобает православной княгине. Александр, согласившись на сохранение женой ее вероисповедания, подчеркивал приватный характер этого обстоятельства.

Так, Иван требовал, чтобы дочери его «поставили церковь греческого закона на переходах подле ее хором», т. е. дворцовую. Александр возражал, что «князья наши и паны, вся земля имеют право и записи на предков нашиих, отца нашего и нас самих, а в правах написано, что церквей греческого закона больше не прибавлять, так нам этих прав рушить не годится». А княгине-де близко ходить и в городскую церковь{119}. Иван стремился сохранить при Елене окружение русского двора — московских бояр и детей боярских; Александр торопил московскую свиту Елены отъездом, предпочитая окружить свою княгиню своими людьми своей веры; Иван стремился поставить Александра в зависимость от своей политики по отношению к Крыму и Молдавии, пользуясь дружбой своей с Менгли-Гиреем и Стефаном-воеводой для давления на Литву, и вмешивался даже во внутренние отношения литовской Руси, протестуя против проекта выделить Киев и другие города в управление младшему Казимировичу, Сигизмунду, и т. п.

Все это осложнялось пограничными спорами — захватом отдельных волостей после мира 1499 г. на московскую сторону и препирательством из-за требования Ивана, чтобы виленское правительство титуловало его великим князем «всея Руси», в чем выражалась целая, далеко смотрящая политическая программа. Сношения с дочерью служили для Ивана путем разведок о внутренних делах великого княжества Литовского, о внешних его отношениях, о силах, какими оно располагает на случай столкновения с Москвой, а розмирье между Москвой и Литвой быстро созревало и разразилось к 1500 г. Рост московского могущества, широкий размах политики Ивана III усиливали давнее влияние московского центра на русско-литовские отношения, особенно в межеумочной по политическому и государственно-правовому положению области Чернигово-Северской.

Для колебавшихся между Москвой и Литвой владетелей удельных княжеств в этой области московское притяжение становилось почти непреодолимым как тем давлением, какое Москва оказывала в пограничных отношениях, так и теми выгодами, какие связывались со службой московскому государю. Ведь каким-нибудь Вельским закрыты были пути к большой политической карьере в Литве в силу католического склада всей придворной среды, а Москва, принимая их, ставила сразу в первые ряды влиятельных сил большого государства.

В начале 1500 г. приехал в Москву князь С. Ив. Вельский бить челом великому князю, «чтоб пожаловал, принял его в службу и с отчиною», ссылаясь на то, что «терпят они в Литве большую нужду за греческий закон». Эта мотивировка вызывала сомнения в нашей исторической литературе. М.К. Любавский, разбирая данные pro и contra, приходит к заключению, которое мне уже приходилось цитировать: