Александра Юрьева - Из Харькова в Европу с мужем-предателем

• Название: Из Харькова в Европу с мужем-предателем
• Автор: Александра Юрьева
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7784-0418-2

В книге воспоминаний Александры Юрьевой, сопровождающихся комментариями историка Кирстен Сивер, рассказана история жизни наивной, невинной девушки из хорошей семьи; она в 1920-е годы оказывается вовлеченной в страшный процесс, когда судьбы людей ломались на глазах. Александра выходит замуж за норвежского военного Видкуна Квислинга, помогавшего Нансену в борьбе с голодом на Украине и в частности в Харькове. Он вывозит ее за границу, но оказывается впоследствии непорядочным человеком, который ведет в частной жизни двойную игру. Такую игру, впрочем, он ведет и в политической жизни — и впоследствии его уличают в шпионаже и казнят за измену родине. Само слово «квислинг», особенно в годы Второй мировой войны, приобрело значение «предатель». Рассказ Юрьевой похож на один из самых драматичных романов XX века. Мы видим одинокого, беззащитного человека, опутанного страшной сетью обстоятельств, которую, несмотря ни на что, в конце концов удается сбросить. Книга интересна всем, кто ставит вопросы перед историей и историями живых человеческих жизней.

---

Мои новые родственники были заняты своими семьями и работой, поэтому мы стали нечасто встречаться, когда их любопытство по поводу меня было удовлетворено. Наша семейная жизнь постепенно устроилась в соответствии с делами и привычками Видкуна, и я часто оставалась одна. Но это не было для меня проблемой. С тех пор, как война и революция прервали мою защищенную и избалованную жизнь, я сама должна была справляться со всеми трудностями. А теперь я наслаждалась и гордилась обязанностями и делами молодой хозяйки. Однако новым для меня было положение зависимости. Это было связано не только со склонностью Видкуна к диктаторству, но и с изолированностью в чужой стране без знания местного языка и обычаев.

Мне сказали, что в Осло живет несколько эмигрантов из России, но у меня не было возможности познакомиться с ними или пойти на службу в русскую православную церковь, потому что Видкун был бы очень недоволен, если бы я встретилась с кем-нибудь, кого выбирал для общения не он. Мы также не посещали и лютеранскую церковь. Фактически наша церковная свадьба в Риге была единственным случаем, когда я видела Видкуна, сына священника, в церкви.

До отъезда с родины я редко проводила хотя бы день без чтения. Но за все время моей жизни в Норвегии Видкун никогда не предлагал мне купить литературу на русском или французском языках, а у меня не было на это денег. Я уверена, что в Осло были библиотеки и книжные магазины, где можно было найти что-нибудь подходящее. Помимо этого, я слышала о множестве книг, которые издавались известными российскими авторами в эмиграции, а также знала, что газеты на русском языке без всякой цензуры выходили ежедневно в Берлине, Париже, в странах Балтии и в Норвегии. Я неоднократно намекала мужу на это, но Видкун пропускал мои слова мимо ушей. Мне очень не хватало новостей из России и от матери, ведь я ничего не знала о ее судьбе. Но мне оставалось довольствоваться лишь редкими сообщениями Видкуна о происходящем в моей стране.

Особенно я скучала по книгам вечером, когда мы ложились в кровать, и Видкун читал перед сном. Он часами читал что-то интересное, а мне приходилось сосредотачиваться на каком-нибудь научном трактате об истории Франции или на допотопной французской классике.

Несмотря на тоску по родине, одиночество и депрессию, я была безумно счастлива эти первые месяцы в Осло и делала все возможное, чтобы сохранить это счастье. С того времени, как Видкун привел меня в нашу квартиру на Эрлинг Скалгссонсгат, 26 (адрес, который я запомнила по-норвежски на случай, если потеряюсь в городе), я поняла, что моя жизнь должна стать совершенно другой.

Видкун не был тщеславным, хотя выглядел и одевался он именно так. Я припоминаю первую встречу на коммутаторе в Харькове. Темнело, и я была поглощена чтением при свете старинной электрической лампочки. И тут входит мужчина — высокий, утонченный и элегантный. Он самоуверен, собран и спокоен, без следа страха и неуверенности, которые в те тяжелые времена были присущи моим соотечественникам. Он был настолько вежлив и галантен, что я невольно почувствовала себя рядом с ним в безопасности, защищенной и что-то значащей.

Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда воспринимала все со свойственным шестнадцатилетней девочке идеализмом, и именно это заставило меня так решительно бросить свою родину и маму. Это была юношеская первая любовь. Когда тебе шестнадцать и ты влюблена, кажется, что это навсегда. Видкун тоже увлекся мной, не осознавая сложностей, которые могут возникнуть с появлением жены, тем более такой юной. За много лет своего холостого существования он разучился уделять время и внимание другому человеку. Кроме этого, он должен был учитывать большую разницу в возрасте, в характерах и в нашем прошлом. Но я была молода, легко поддавалась влиянию и очень хотела угодить ему. И я ни в чем не виню Видкуна.

Мой муж установил расписание нашей повседневной жизни согласно своим делам и привычкам. Мы просыпались довольно рано, и я оставалась в постели, пока он принимал душ, а затем предоставлял ванную мне. Потом мы вместе завтракали. Он говорил, к которому часу его ждать домой, и уходил на работу, а я всегда смотрела у окна, как он уходит, и махала ему рукой. Видкун ходил на работу пешком, машиной пользовался только для длительных поездок. Оставшись одна, я занималась хозяйством, читала, учила язык, писала письма и ходила гулять.

Я гуляла по главному проспекту города, Карл-Йохансгате, и возвращалась домой. Каждый день в одно и то же время длинный черный лимузин медленно проезжал мимо меня по этой широкой тихой улице. Я была заинтригована номерным знаком машины, состоящим из единственной цифры «1», а также худощавым смуглым джентльменом, похожим на испанца, который сидел на заднем сиденье. У него всегда был грустный вид. Он также, должно быть, заметил меня и мое любопытство, потому что после нескольких наших встреч стал приветствовать меня, приподнимая свою шляпу и слегка улыбаясь. Я реагировала на его приветствие с недавно приобретенной сдержанностью, сопротивляясь своему порыву широко ему улыбнуться.

Я спросила Видкуна, кто этот мужчина, и была поражена, узнав, что, по всей вероятности, это король Норвегии Хокон VII.

— Но почему же он такой скромный и грустный? — спросила я.

Во всем этот монарх, который приподнимал шляпу в знак приветствия, был так не похож на мои романтические представления о короле, почерпнутые из сказок Андерсена. Он меня приятно удивил своей любезностью. К моему великому изумлению Видкун не разделил моего восторга. Наоборот, он был раздражен и упрекал меня за то, что я не следую его советам не смотреть на незнакомцев.

— Но что в этом плохого? Это же твой король! — воскликнула я с негодованием.

Видкун ответил в своем стиле:

— Но ты же не знала этого, и для тебя это незнакомый мужчина!

Так случилось, что вскоре после этого разговора король пригласил Видкуна, чтобы заслушать личный доклад о России и его работе по помощи голодающим. Затем король задал ему несколько вопросов обо мне и попросил привести меня во дворец и представить ему и королеве. А через некоторое время пришло официальное приглашение от короля, и я получила несколько уроков дворцового этикета. Как и следовало ожидать при настолько демократичном монархе, событие было организовано с поистине королевским достоинством и простотой и стало одним из моих лучших воспоминаний о Норвегии.

Глава 12. СВЕТ И ТЕНЬ

Заметки Кирстен Сивер

Вскоре после того, как Квислинг начал работать в Генеральном штабе, Российское телеграфное агентство (РОСТА) сообщило, что в связи с хорошим урожаем зерновых в России Помгол намерен закончить сотрудничество с иностранными организациями по оказанию помощи голодающим. Помгол выражал благодарность работникам сельского хозяйства за их вклад в улучшение ситуации. За несколько дней до этого Фритьоф Нансен в Женеве доложил о работе своей организации с русскими беженцами. Но, очевидно, он не высказал личного мнения относительно «окончания» голода. И это не удивительно, так как 22 августа он попросил своего представителя в Риге телеграфировать Квислингу, что было бы хорошо, если бы он смог еще на несколько месяцев поехать в Россию после отпуска, так как его работа на Украине была крайне важна[68].

Международная организация по оказанию помощи голодающим в Женеве прекратила деятельность 25 сентября, но при условии, что обязанности и полномочия этой организации переданы под руководство Нансена. Через пять дней Джон Горвин (глава представительства нансеновской организации в Москве) подтвердил, что урожай зерновых и на Украине, и в России не такой, как ожидалось. В то время с визитом в Москве находился представитель Красного Креста, который сообщил властям, что около четырех миллионов человек в четырех украинских губерниях голодают. Поэтому необходима срочная помощь. Российские власти попросили Нансена продолжать его программу по оказанию помощи голодающим в России, и после этого его личные секретари написали Квислингу в Осло 5 и 8 октября, осведомляясь, как здоровье капитана и готов ли он возобновить работу на Украине. Его попросили связаться с А. Г. Джейн (личный секретарь Нансена в Осло) как можно скорее. 18 октября Фрик в Женеве получил сообщение от Квислинга, что, несмотря на не очень хорошее самочувствие, капитан готов вернуться на Украину, если работа по оказанию помощи голодающим будет организована лучше[69].

Возможно, такое замечание Квислинга было обусловлено тем, что русские в последнее время усложнили административную работу. Из письма Л. Каменева от 4 октября 1922 года Джон Горвин узнал, что «Центральный комитет по организации помощи голодающим» преобразован в «Центральный комитет по борьбе с последствиями голода»[70]. Хотя это и был тот же Помгол, это означало, что организация Нансена должна вновь начать переговоры с советскими властями.