Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц

• Название: Механическое сердце. Черный принц
• Автор: Карина Демина
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2014

Год прошел. Близится прилив. Материнская жила переполнилась пламенем. Отсчитывают секунды жизни бомбы, совокупный удар которых уничтожит город. И тогда Стальной король спустит с привязи чуму, что затаилась на борту древнего «Странника». Новая война, способная уничтожить и псов, и людей, вот-вот разразится. Брокк, Кэри, Таннис и Кейрен — лишь пешки в игре двух королей, каждый из которых готов жертвовать фигуры ради победы. Но и пешка способна вести свою игру.

---

Женские платья роскошны, подобные Марта только в журналах видала. Слепят драгоценности, которым холодный газовый свет пришелся по душе. И алмазы сияют, разгорается пламя в рубинах, и холодная сапфиров синева завораживает.

Подходят. Кланяются хозяевам.

Разглядывают.

Удивляются, что Ульне, обезумевшая Ульне, вовсе не так безумна, как о том говорили.

Марта вытащила из ридикюля овсяное печенье, несколько залежавшееся, но Освальд в преддверии приема выгреб все ее запасы, мол, нечего матушку позорить.

А печенье Марту успокаивает.

Она, когда в Шеффолк-холл приехала, то первым делом наелась досыта, и именно печеньем, каковое дома только по праздникам и покупали… казалось, жизнь теперь сплошным праздником и будет.

- Марта! - господина, облаченного в темный, с прозеленью, сюртук, она не сразу узнала. Постарел-то как, и волос почти не осталось. Лысина, некогда проклевывавшаяся на макушке, ныне разрослась, и редкие пучки волос торчали над мясистыми ушами, кои сами обрели цвет темно-красный, будто бы господин испытывал мучительное чувство стыда. Красным был и хрящеватый нос его, и глубоко запавшие глаза. - А ты нисколечко не изменилась. Все такая же красавица!

Марта знала, что ей лгут, но ложь эта была приятной.

- А я вот постарел, постарел, - Ансельм поклонился проплывавшей мимо даме в роскошном платье из двуцветной тафты. - Увы, не пощадили годы…

- Все мы стареем, - Марта поспешно отряхнула перчатки от крошек, правда, запоздало подумала, что теперь крошки будут на юбке, но… вдруг да не заметят?

Ансельм припал к ручке.

- Рад, что Ульне решила покончить с этим глупым трауром… если его можно так назвать, - Ансельм вставил в левый глаз стеклышко монокля. Цепочка свисала до самой шеи, узкой, морщинистой, перехваченной белым воротничком и широким кольцом галстука. - Она по-прежнему хороша… а Освальд, никак, в матушку пошел?

- В матушку, - подтвердила Марта, озираясь.

Старый лис не просто так появился и… достаточно намека, чтобы насторожить его. Отступит.

Исчезнет.

А он, точнее его снулая дочь, возле поплиновых юбок которой крутится Освальд, нужны подменышу, и Марту тянет намекнуть, испортить чужую игру.

Она открывает рот.

И закрывает.

Освальд поймет, на ком лежит вина за провал, и тогда… нет, Марта не настолько смела.

- Конечно, конечно… на кого же еще, - хмыкнул старик. - Мальчик вырос у вас на руках…

Освальд подал руку, приглашая девицу фон Литтер на танец. И она, порозовев так, что это было заметно и под слоем пудры, согласилась.

- Слышал, что вы заменили ему мать, - Ансельм улыбался, демонстрируя выпуклые красивые зубы, ровные и удивительной, неестественной почти белизны.

- Д-да… - Марте отчаянно хотелось спрятаться, но она подозревала, что сбежать от излишне назойливого гостя не выйдет.

- Ульне так холодна… ко всему была занята своими бедами…

…да, он верно говорит.

Безумная, безумная Ульне… она виновата, что Освальд стал таким. Она по-своему все же любила сына, но ее любовь, как и Шеффолк-холл, была лишена тепла.

Мальчик страдал.

Ему было так страшно в огромных герцогских покоях, где полно теней и звуков, признаться, Марта и сама опасалась туда заглядывать… а эта ужасная кровать под балдахином? Ребенок терялся в ней. Марта распрекрасно помнит Освальда, бледного, тощего, с неестественно длинными руками и острыми коленками. Вот он, забравшись на кровать, дрожа - в комнатах топили мало, редко, сидит, похожий на призрака в белой своей рубашке. И ночной колпак съехал, упал на пол, и надо бы поднять, ведь Ульне будет ругаться, но Освальду страшно.

Он так и сказал Марте:

- Я боюсь. Возьми меня к себе.

- Не могу, - она подняла колпак, от которого едва уловимо пахло мышами - в доме в тот год развелось множество мышей, и сказала: - Мама будет ругаться. Ты же не хочешь огорчить ее.

Освальд покачал головой.

- Ложись спать, - Марта отбросила тяжелое, слишком уж тяжелое для ребенка одеяло. А он вновь головой покачал и пожаловался:

- Там шелестит.

- Где?

В матраце, плотном, некогда пуховом, но пух давно уже заменили соломой. Поверх матраца легли старые меха, а в них, и в соломе обосновались мыши.

И мыши шелестели.

- Он за мной придет, - Освальд схватил Марту тонкими пальчиками.

- Кто, дорогой?

- Вожак псов… он захочет, чтобы я умер…

- Ерунда какая, - она поцеловала ребенка в щеку, пусть бы Ульне строго-настрого запретила глупые нежности: Освальд должен расти мужчиной. Но ему только пять и Марте нестерпимо хочется обнять мальчика. Она и обнимает, он же прижимается к ней тощим дрожащим тельцем.

- Забери меня, - просит. - Забери меня отсюда… пожалуйста.

Ах, если бы у Марты хватило смелости, но разве Ульне позволила бы уйти? О да, она отпустила Освальда, когда тот стал достаточно силен, чтобы вырваться, но… что с ним случилось?

Марта догадывалась.

И сжала губы, запирая догадку. Она же повернулась к Ансельму и, наклонившись, - к старости стала подслеповата, - уставилась на замечательные его зубы.

- Альвы, - признался Ансельм, постучав по резцам ногтем. - Еще до войны собрался за Перевал. Обошлось в копеечку, но мой доктор оказался прав. Такие мастера. Как новые стали. Лучше новых.

Он улыбался широко и счастливо.

И Марта позавидовала ему… альвы, значит. А у Марты зубы болят, ноют по вечерам, и доктор прописал опиумную настойку, но сны от нее становятся тяжелыми, муторными. Нет уж, Марта пока терпит, а как терпение иссякнет, обратится к дантисту, чтобы удалил больной зуб… или два… или три…

- Рад, что Ульне решила породниться, - Ансельм не отставал, он шел следом за Мартой и монокль вертел на пальце. Стеклышко поворачивалось, посверкивало хитро, отчего Марте казалось, что само оно за нею следит. - Освальд - хорошая партия для моей девочки. Я и сам намеревался предложить, но вот ходили слухи…

- Не стоит верить слухам, дорогой Ансельм, - Ульне плыла навстречу.

Королева.

И алмазная диадема сияет короной на седых волосах. Ее прическа проста, и эта простота лишь подчеркивает удивительную красоту диадемы.

- Ты все так же прекрасна, - Ансельм согнулся в поклоне и распрямился с кряхтением. Ульне ответила благосклонным кивком.

Холодная.

Ледяная. Или скорее уж вырезанная из слоновой кости. Напудренное лицо - маска тонкой работы. И шея, худая, жилистая… и руки эти полуобнаженные, но не измаранные желтой россыпью пигментных пятен, как собственные руки Марты…

- А ты все так же любезен, - Ульне подала руку, и Ансельм вновь согнулся, касаясь ее губами, оттого не видел, как маска-лицо изменилась, полыхнув ненавистью.

Презрением.

И вновь сделавшись равнодушной.

- Вижу, что Шеффолк-холл возрождается… премного этому рад.

- Неужели?

- Ах, Ульне, ты же не позволишь старому… недоразумению разрушить счастье детей. Посмотри, до чего красивая пара! - он всплеснул руками, точно сам удивлялся, что не заметил прежде.

Красивая?

Освальд хорош, ему к лицу строгая чернота фрака, да и сам фрак, по мнению Марты многим мужчинам придающий совершенно дурацкий вид, сидит замечательно, подчеркивая и широкие плечи подменыша, и талию его. А девица робко улыбается, но улыбка вовсе ее не красит, напротив, она какая-то нелепая, виноватая. И взгляд этот исподлобья, и явная дрожь в руках…

Марта и сама дрожала, но отнюдь не от смущения.

Предупредить? Хотя бы ее, но…

- Не позволю, - ответила Ульне, окинув Ансельма насмешливым взглядом. - Но, дорогой… дядюшка Ансельм, в отличие от вас я не могу похвастать крепким здоровьем. А в последние месяцы и вовсе чувствую себя преотвратительно…

Он покачал головой, поцокал языком, выражая сочувствие.

Марта не поверила.

- И мне хотелось бы поторопить события… конечно, если Всевышнему будет угодно, я проживу и год, и два, но… - из широкого рукава появился платочек, которым Ульне сняла невидимую слезу. - Мне бы безумно хотелось бы присутствовать на свадьбе единственного сына… и наследника.

Она добавила это чуть тише, и Ансельм насторожился. Он позабыл про монокль, который вновь свисал на толстой цепочке, и Марта не в силах была отвести от стекляшки взгляд.

- А Тедди?

Вопрос осторожный, но дрогнувший голос выдает волнение.

- Мой несчастный кузен… - в руках Ульне развернулся веер, украшенный тем же рисунком из золотых розанов. - Вы же знаете, что дед отлучил его от рода…

- Печальная история, печальная… мне представлялось, что он несколько погорячился… ваша тетушка, конечно, была не права, а в итоге пострадал столь милый юноша. Мне казалось, вы-то лишены предубеждений, и исправите сию досаднейшую оплошность.

Освальд вел в танце, но девица шла тяжело, то и дело забывая движения, то спотыкаясь, то путаясь в юбках, краснея и от волнения ошибаясь вновь и вновь.