Юлия Лавряшина - Гринвичский меридиан

• Название: Гринвичский меридиан
• Автор: Юлия Лавряшина
• Издательство: «Мангазея»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-8091-0031-7

… — Я люблю тебя, Пол, — жалобно вскрикнула она. — Я так люблю тебя! Мне больше ничего не надо в жизни… Я это поняла, когда ты… когда тебя…

Она подалась к нему, не страстно, как бывало, а точно ища защиты… Пол отшатнулся… Чтобы не видеть ее, он впился в лицо руками.

— Почему я не умер? — пробормотал он…

"Умереть бы… сейчас… глядя в ее глаза…" — мелькнуло у него в мыслях. Она гладила его лицо так робко, что в пору было заплакать от жалости к ней. Оцепенев, он понял, что не знал ничего лучше этих легких прикосновений.

— Пожалуйста, Пол! Пожалуйста…

— Пожалуйста? — выдохнул он и с силой опустил ее руки. — Я тоже говорил: пожалуйста. Ты не услышала. Я не… виню тебя. Я уезжаю…

О ЛЮБВИ… — новый роман Юлии Лавряшиной «Гринвичский меридиан».

---

Сегодня ко мне в школу опять приходила Рита. Занятия только закончились, и я собирал пособия. Она даже не потрудилась придумать оправдание своему визиту. Просто подошла и с вызовом сказала: "Привет, Пол! Вы не хотите пообедать?" Я ответил так вежливо, как только мог: "Сожалею, но я сам готовлю обед для себя и для Тамары. Она немного приболела".

"Я знаю о ее болезни", — ответила Рита, и это слегка кольнуло меня — я не думал, что она станет кому-нибудь рассказывать. Я забыл, что у русских принято делиться с родственниками проблемами своей личной жизни.

Спрашивать я ничего не стал, но Рита сама пояснила: "Я заходила к ней и накормила готовыми пельменями. Так что о ней не беспокойтесь… Признайтесь, Пол, вам ведь будет лень готовить для себя одного!"

Я не выдержал и улыбнулся. Она так обрадовалась маленькой уступке с моей стороны, что я устыдился: эта женщина пыталась стать мне другом, и не было никаких причин столь откровенно пренебрегать ею. Я был ей интересен как представитель того самого Запада, с которым сам призывал их дружить, а стоило первому же русскому человеку сделать шаг в мою сторону, как я шарахался прочь.

Рита повезла меня в маленький ресторанчик: "Настоящая русская кухня! Владелец — мой друг. А в Лондоне есть русские рестораны?" Я ответил, что в моем любимом городе гораздо проще найти русский, итальянский или китайский ресторан, чем отведать настоящей английской кухни.

"Признайтесь, вам надоели эмигранты? — засмеялась она. — Зачем же вы так стремитесь пополнить их ряды еще одной русской девушкой?"

Мне надоело все время отвечать на вопросы, и я сам задал тот, что меня действительно мучал: "Вы по-прежнему уверены, что она не поедет со мной?"

Она мотнула своей пугающе крупной головой: "Сейчас еще больше, чем когда-либо".

Я заметил, что это оскорбительно для меня. На это Рита уклончиво ответила: "Обижаться или нет — это ваше дело. Я вовсе не хочу говорить вам гадости. Но вы же сами видите, что с ней творится!"

"Это никак не связано с отъездом".

"Ну да, рассказывайте! — развязно бросила она. — Теперь вся ее жизнь связана с вами и вашим будущим".

Я нехотя признался: "Она выбирает вовсе не между Россией и Англией".

Рита была поражена: "Да ну?! Неужели есть другой мужчина? Что-то не верится… Томка никогда не была вертихвосткой".

"Вы ставите меня в неловкое положение, — сказал я. — Мне ведь неизвестно, что рассказала вам Тамара. И собирается ли она вообще что-либо рассказывать кому бы то ни было".

"Бедный вы, бедный, — с внезапной жалостью произнесла Рита и поглядела на меня так, как даже мать никогда не смотрела. — Угораздило же вас связаться с ней… Она же сумасшедшая! Она всю душу из вас вытянет!"

"Она и есть моя душа…"

"Не говорите банальностей, Пол! Какая там душа… Получаете удовольствие в постели с молоденькой женщиной, которой даже предложения до сих пор не сделали, и рассуждаете о душе. Смешно!"

Я действительно удивился: "А у вас принято сразу же делать предложение?"

Рита фыркнула: "А то вы не знали! Русская женщина начинает думать о браке уже в тот момент, когда мужчина впервые берет ее за руку".

"Что ж вы мне раньше не сказали? — укоризненно пробормотал я. — Так вот в чем дело…"

"А-а… Томка уже занервничала?"

"Брак — это действительно очень важно. Не только для русской женщины".

Рита со смехом подхватила: "Но и для английского мужчины. Вы — смешной, Пол Бартон!"

Опустив ее замечание, я продолжил: "Брак — это признание любви Богом. Это как благословение. Отпущение всех предыдущих грехов".

А вы много нагрешили, мистер Бартон?"

Эта женщина сбивала меня с толку. А я ведь пытался быть искренним с нею.

Весь этот разговор происходил уже за обедом. Рита заказала окрошку, даже не спросив моего согласия. На улице было прохладно да и в ресторане тоже, и я только замерз от этого русского угощения. Зато на второе подали огнедышащие пельмени, и я подумал, что к вечеру у меня будет заворот кишок от такого сочетания. Но я съел их, вспомнив, что мой голубой цветок питался сегодня тем же, и выходило, будто мы обедали вместе.

Ресторанчик раздражал нарочитой стилизацией под старину. Все здесь было напоказ — балалайки, развешанные по стенам, официанты в расшитых рубахах, подпоясанных кушаками, солонки-матрешки… Складывалось впечатление, что я сижу не в центре страны, которая должна быть сильна одним только духом, безо всякой мишуры, а где-нибудь на Брайтон-бич. Там такие усилия были бы оправданны.

Это зрелище навело меня на грустные размышления о том, что если на моей родине веками сохраняется особый, английский уклад жизни, так раздражавший меня в дни моей молодости, то здесь все коренное нивелировалось. И нужно действительно постараться, чтобы иностранцы, которых становится тут все больше, могли представить его своеобразие. Ведь они едут сюда не только поживиться, потому что в России все "плохо лежит", но и, как я, приобщиться к великому таинству этой земли. Но русские люди то ли ревностно охраняют свои заповедные тропы, то ли сами забыли, где они находятся, но кроме того мужичка, что играл в трамвае, я так и не увидел ничего особенного. Только нищета, грязь и хамство, которые при желании можно обнаружить в любой стране. Даже в Англии.

Я поинтересовался у Риты, сохранился ли хотя бы в деревнях исконно русский уклад жизни. Она усмехнулась: "В деревню я выезжала на пленэр лет пятнадцать назад. Но если хотите, можем поехать и посмотреть". Для этой женщины не существовало преград. Она просто перешагивала через них, как исполин.

"Пожалуй, не стоит", — замялся я.

"Почему это? Боитесь надолго остаться со мной наедине? Вы не уверены в себе, мистер Бартон?" — ее атакующая манера все больше раздражала меня.

"О'кей, — сказал я, подавив вздох. — Пока Тамара спит, мы успеем съездить. В окрестностях города есть какая-нибудь деревня?"

Ее голос зазвучал возбужденно: "Целая дюжина! Надо взять с собой водки".

"Зачем?" — удивился я.

Она терпеливо пояснила: "Это у нас во все времена самая ходовая валюта. Вдруг вам что-то приглянется. Обменяем".

Что мне могло там приглянуться? Лапти из лыка? Гармошка? Не за этим я ехал в Россию. Я надеялся припасть к чистому роднику, а мне подсовывали водопроводную воду, разлитую в пластиковые бутылки.

"Не хочу я в деревню, — сказал я довольно резко, и Рита даже слегка отшатнулась. — Не сейчас".

"И не с вами, — добавила она, угадав мои мысли. — Видите, как я хорошо понимаю вас, Пол Бартон. И дело не в том, что я выучила язык. Просто я вижу вас насквозь. Я вижу: вы так влюблены, что у вас внутренности ссыхаются".

Это было сказано несколько вульгарно, хотя по сути — верно. Примерно так я себя и чувствовал.

"Понимаете, Пол, — заговорила Рита неожиданно мягким, соболезнующим тоном, — Тамара всегда была девочкой… странной. У нее ведь были серьезные нарушения психики. Да и сейчас, думаю, остались".

"Одиночество многих доводило до сумасшедшего дома", — вступился я.

"Да какое там одиночество! Вокруг нее вечно толкались все родственники, она всегда была любимицей. Такая трогательная, воздушная, талантливая… И подружиться с ней многие пытались. Только ей никто не мог угодить. Обычные люди ее не устраивали. Мы все были ей неинтересны. Ей требовалась феерическая личность!"

"Ее муж был таким?" — спросил я не без ревности.

"Слава? Она увидела его на концерте. Юный вундеркинд. Вокруг него тогда была страшная шумиха — телевидение, газеты. Сибирский самородок. Ну и потом, он был очень хорошеньким. Такой, знаете, ангелоподобный тип… Я таких терпеть не могу! Мне нравятся мужчины вроде вас".

Я промолчал, не найдясь, что ответить. Рита подлила себе пива, которое заказала специально для меня — "под пельмешки!" Хотя у меня на родине пиво пьют без закуски. В крайнем случае с орешками.

"Но Тома быстро в нем разочаровалась, — продолжила она, выпив полбокала. — Она ждала, что попадет с ним в какой-то неземной мир, что каждый день будет закручивать новым смерчем. А мальчику надо было заниматься… Несколько часов ежедневно. И потом концерты, гастроли… Она охладела к нему в первый же год. Они стали ссориться. Может, Томка еще слишком молода? В юности мы все жаждем нечеловеческих страстей. Потом это проходит. Она тоже успокоится, но вам предстоит с ней намучиться".

Я ответил без излишней горячности, чтобы она поверила: "Ничего. Я готов потерпеть сколько угодно".

Ударом кисти Рита отодвинула пустой бокал и отрывисто спросила: "Вы действительно так ее любите, Пол? Или вас разница в возрасте распаляет? Может, вы просто ошалели от радости, что такая девочка охотно ложится с вами в постель?"

Я холодно спросил: "У вас в России принято обсуждать такие вещи?"

"А почему бы и нет? — запальчиво возразила она. — Мы же почти родственники. Мы должны доверять друг другу".