Елена Блонди - ТАТУИРО (HOMO)

• Название: ТАТУИРО (HOMO)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Женщина вышла, унося блеклый свет глаз, синеву которых выпило время. …Поправляя на затылке тугой пучочек пегих волос.

Чай пили в маленькой кухне. Ольга Викторовна все вытирала у Витькиных рук клеенку.

– Не люблю, когда крошки, – извинялась. И гладила толстого рыжего кота, прижимая к ситцевому животу. Кот басом мурлыкал и щурил на гостя зеленые глаза.

Чай припахивал сыростью, но домашнее печенье нежно сыпалось в ладонь ванильными крошками. Витька сорить стеснялся, ел мало, подхватывая губами и языком кусочки сладкого и, думая, как выглядит, стеснялся еще больше. Вспотел. Хозяин не торопился, но вроде и не чуял, что пил-ел, задумавшись. Затилинькал в прихожей телефон и Ольга Викторовна ушла, тронув мимоходом плечо сына. Позвала из коридора:

– Илюша! По работе тебя…

Альехо отодвинул чашку. Закрыл сахарницу фарфоровой крышечкой с тусклыми розами веночком. Глянул на гостя, раздумывая. Витька напрягся, глядел умоляюще. Вместе поехать, смотреть, как работает, говорить, спрашивать.

Но хозяин развел руками:

– Пора мне. Ты допей и иди. За мной заедут, в студию надо. А еще приготовить все.

И пошел в комнату собираться. Витька держал в ладонях остывшую чашку, смотрел на фарфоровые розы, на вазочку с печеньем. У его бабушки, что на Азове, в поселке, такая же была. И тоже – с печеньем…

– Илюша… – мать мелко пошла за сыном, приговаривая об ужине, и что опять поздно, а у него – желудок.

Брошенный Виктор деревянно встал, побрел в прихожую. В животе бултыхался чай. Но вышедший из комнаты Альехо потеснил его на кухню снова. Положил на стол альбом, журналы:

– Возьми, – и, помолчав, добавил по имени, – Витя. Полистай. Вот визитка тебе. Позвонишь и приходи в студию.

Чай внутри плеснулся и расцвел медовым цветком. Витька взял потной рукой скользкие журналы с отсверкивающими обложками, подхватил снизу – не уронить.

– Там еще одна вещь, в журнале вложена, дома посмотришь. Это – подумать тебе. Про рыжего кота, понимаешь ли. Только не суетись, подумай сам, а потом уж кидайся спрашивать и прочее. Понял?

– Да.

– Ну и хорошо. В туалет не надо ли?

– Что? А. Нет, спасибо.

Пожал хозяину протянутую руку – большую, вялую. И затоптался в прихожей, обуваясь. Ольга Викторовна бережно сложив журналы в пакет, стояла, глядя сверху. Подала поспешно и толкаясь аккуратно в тесноте маленькой прихожей, отперла дверь.

– Вы, Витенька, теперь приходите, чай пить. И – звоните, там номер есть, – сказала в кошачьи запахи подъезда.

– Д-да, конечно. До свидания.

Увидев в круге света у подъезда длинную машину, Витька шагнул в сторону, за темные стриженые кусты. Встал тихо, вытягивая шею. Пакет спрятал под куртку и держался за живот, боясь что выскользнет.

Но интересного не было. Минут через десять вышел неповоротливый, в длинном пальто Альехо с большой сумкой через плечо. Буркнул шоферу, что кинулся открыть дверцу. И – уехали…

В метро Витька раза два заглядывал в пакет, читал сквозь жирный блеск обложек названия журналов на английском. Но открывать не стал, смотреть – что там, внутри. Больше хотелось подумать. Пока бежал, пряча в воротник нос, казалось и думать не о чем, такой жалкий и короткий визит, разочарование одно. Но оказалось, есть о чем.

Дома, не торопясь раздевшись, постоял в коридоре, вспомнив Ольгу Викторовну и портрет ее в журнале, пошел в кухню. Торжественно поставил на газ красный чайник, вытащил из буфета початую пачку печенья. Сбегал в комнату и принес из шкафа вазочку. Не такую, но все равно. Высыпал в нее горкой квадратики, припахивающие пылью и сахаром. Поставил чашку и приготовил заварочный чайничек. Протер половину стола чистым полотенцем, вынул альбом, положил сверху журналы. Номера из визитки записал в мобильник. И открыл журнал.

Скользя по хорошей плотной бумаге, прямо в руки порхнул глянцевый темно-красного цвета буклет. На обложке большими яркими буквами «НИКИ», чуть мельче «Сеницкий». А справа столбиком серо «снимает» и, перечеркивая серость эту, снизу по диагонали, рваным художественным шрифтом, черное слово «ТОСКУ».

Чайник свистел на плите, доставая столбом пара из носика черное стекло рядом с плохо задернутой шторой. На стекле плыло мутное пятно из капелек, превращая свет заоконного фонаря в горсть золотого мелкого песка.

А Витька держал в руке буклет, смотрел на фото в центре обложки, обрамленное словами. Старый кроссовок, утонувший в жухлой траве, раззявил нутро в тоскливом крике, разметал по краям грязные шнурки, когда-то белые, нарядные. И – мертвая бабочка с поломанным крылышком. Унесло бы ее ветром, что пригнул сохлую травку, да зацепилась соломинкой лапки за лохматый шнурок.

По нижнему краю – черные буквы, восклицательные знаки…

'Выставка-событие! Смотрите в Манеже! С 1 декабря по 1 февраля!'

Глава 27

– Мам? Ты как? У меня… Все нормально у меня. Я тут гением решил сделаться… Ага, чего – спокойно, я ведь, помнишь, в третьем классе лучше всех рисовал лошадок и собачек. Котят? Не собачек? Ну, пусть будет котят… Дед Никита говорил – далеко пойдет, ой далеко… Вот я и пошел. Через неделю выставка у меня, в Манеже. Помнишь, ты приезжала, мы с тобой ходили туда. Еще твой этот был тогда. Не Веня, а другой. Мам, я тебе денег скоро пришлю. Я их теперь больше зарабатываю, больше и пришлю. Что значит, не надо больше? Что твой Веня, наконец, научился их не тратить по дороге из своего зубного кабинета? Прости, конечно, стоматологического. Нет, приезжать не надо, ты же не любишь фотографию, а я как раз в ней и гением стал. Угу. Я тебе журнальчик потом привезу. Поеду к бабке через Киев, ага, ты приходи на вокзал, повидаемся. Не, не хочу к вам. Знаешь, почему. Ой, мам, живите, как вам хочется, меня только не надо, а? Придешь и посмотришь. Прости, чайник у меня взорвется щас. Ага, целую…

Витька замолчал, оторвал глаза от мертвого телефона, камушком лежащего на другой стороне стола, царапнул взглядом буклет, что кинул туда же, как таракана. Поднялся медленно, выключил газ. По мокрой дымке темного стекла – тонкие трещинки струек. Медленно ползли, и в них проталкивался, расплавляясь кривыми иглами, уличный свет. Постоял, разглядывая внимательно, как сверкает, пошевеливаясь, тонкая вода по стеклу. Была в чайнике, кипела, парила. Упала на холодное стекло капельной дымкой… Потяжелела, поползла. Вниз… Красиво…

«Снять», стукнуло в висок, и Витька скривился. Задвигал легкий чайник по решеткам, слушая плеск внутри. Ляпнул в чашку остатки кипятка, сыпнул сахару.

– Снять? – сказал вслух. И попробовал засмеяться. Но без чайника и телефона в кухне стояла тишина. Не мешаясь с ночным уличным шумом, стояла и ухмылялась. Все произнесенное передразнивала, эхом болтала в пустой голове. И смеха не получилось .

– Снять, бля! – сказал Витька погромче. Злость лучше этого больного смеха.

– Хер дождетесь! Гений, бля! Кому я нужен, гений? Какой я гений?

И размахнувшись, сбил со стола вазочку с горкой печенья. Не разбившись, она ускакала в угол. Квадратики улеглись по квадратам линолеума, светя желтеньким по бежевому.

«Снять», тенькнуло в голове снова. Витька застонал и наступил ногой на желтенький квадратик, вмял, сплющил. На второй, третий.

«Вот тебе снимочки, вот сними, вот это!»

За последним квадратиком пришлось идти к самой двери… Прошел обратно, давя ногами лужицы хрустких крошек. Сел и заболтал ложкой в белом сладком кипятке. Хлебал, обжигая губы. Смотрел на оживший телефон. Тот полз по столу, мигал, пел похабно-весело. Замолчал, не дождавшись, но тут же заползал снова.

После четвертой попытки Витька телефон взял.

– Витька!!! Ты че, шпана? Сам звонил-звонил и не берешь трубу! Я в клубе, там Тинка зажигает. Веришь, ну такую хрень поет! А народ скачет! Ты слушай!

И телефон запищал, закурлыкал, полезли из динамика лапшой мелкие звучки.

– Ну, как? Бред просто! А я смотрю, ты звонишь-звонишь, вот пошел бы со мной, размялся. Чего молчишь? Щас найду, где потише!

Витька молчал, прижимая трубку к уху. Молчал, пока Степка расписывал ему про клуб и концерт, про музыкантов, среди которых «блин, даже нормальные есть, такую лабуду играют, ох, деньги, брат»… Молчал, когда напарник забеспокоился и стал выкликать его по имени, уже не отвлекаясь. И, дождавшись паузы, сказал ласково:

– Степа, ключ, что я тебе давал, он у тебя?

– Ну, да!

– А ты заходил?

– Ну, да! Забегал два раза, проверил все! Я бы и третий, но ты ж вернулся…

– И ты его никому не давал?

– Чо ж я дурак? А что случилось-то? Блин, Витяй, пропало что? Я же, вроде бы…

– А ты приезжай, дружок, – пригласил Витька.

– Прям щас? Тут же еще…

И, споткнувшись о Витькино молчание, крикнул со злостью:

– Приеду. Жди сиди!

Ходя по теплой кухне, Степан старался стол обходить подальше. Косился на буклет, сто раз уже перелистанный. Пожимал плечами, взмахивал рукой, делал разные лица. Витька сидел на скамье, спиной к шершавой стенке. Следил за другом. Ждал.