Сергей Кулик - Черный феникс. Африканское сафари

• Название: Черный феникс. Африканское сафари
• Автор: Сергей Кулик
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-309-00216-2

Писатель-африканист, посвятивший изучению Черного континента многие годы жизни, рассказывает о самобытных традициях народов Южной и Восточной Африки.

Читатель побывает в древнем Асуме, увидит архитектуру старинных городов, познакомится с обычаями и укладом жизни пигмеев, нилотов и бушменов, узнает о многих тайных ритуалах, какие редко кому из европейцев удавалось увидеть. Быт далеких предков соседствует с современной жизнью.

---

Из вулканической восьмерки Вирунги лишь два — Ньира-Гонга и Ньямла-Гира — оказались «долгожителями», они действуют до сих пор. Конус Ньира-Гонги все время маячит перед нами на горизонте. Над его вершиной клубилось белое облако, и мне почему-то казалось, что оно вырвалось из пышущего жаром жерла. Наконец мы добрались до покинутого японцами лагеря. Да, пигмеи указали им для съемок место, лучше которого вряд ли мог найти опытный оператор.

По лианам мы с Рубеном залезли на дерево и стали ждать горилл, которые, как говорили пигмеи, обычно появляются, «когда солнце доходит до середины неба». Устроившись поудобнее на настиле, сооруженном японцами, мы замерли в ожидании.

Прошло больше двух часов, прежде чем Рубен тронул меня за плечо и указал в сторону кустов. Взглянув в протянутый им бинокль, я невольно вздрогнул. Среди кустов появился огромный, ростом определенно больше полутора метров самец с серебристым мехом. Шел он вразвалку, как бы сознавая собственную силу, уверенно ступая по земле ногами и едва касаясь ее длинными пальцами рук.

Эти руки, пожалуй, больше всего поразили меня в горилле. Густая шерсть скрывала его шею, и поэтому казалось, что руки начинаются прямо из головы, могучие, подвижные, почти одной толщины от плеча до кисти. Когда самец останавливался и опирался на руки, они превращались в единую дугу, создавалось впечатление, будто это не часть обезьяньего тела, а что-то инородное, на что животное просто положило голову. Самец либо не видел нашу группу, либо просто был настолько уверен в себе, что решил не обращать на нас никакого внимания.

Наблюдая горилл, невольно меняешь свое представление об обезьянах как о существах непременно суетливых, подвижных, проворных. Вот самец неторопливо вышел на небольшую открытую площадку между кустами, постоял, потом сел и в такой позе, не то задумавшись, не то задремав, оставался минут двадцать. Потом он встал, лениво почесал макушку, увенчанную мохнатой холкой, поднялся на мощные ноги и провел руками по груди, как бы расчесывая ее. Вынув застрявшие в шерсти ветки, самец обнюхал их, выбросил и вразвалку, лишь на одних ногах прошел несколько метров к зарослям бамбука. Вблизи ничего съедобного он не нашел и поэтому полез вглубь, сильными руками раздвигая упругие зеленые стебли. Там он провозился минут пять и вернулся на поляну, держа во рту молодой белый бамбуковый побег. Поддерживая его рукой, самец на ходу вытащил зубами мягкую сердцевину, выплюнул кожуру и принялся за еду.

Жуя побег, самец дошел до поваленного дерева, но не пожелал перелезать его, а отправился в обход и скрылся в кустах. Минут через двадцать он появился в окружении трех самок и двух молодых, довольно резвых существ непонятного пола. Самки важно расселись на почтительное расстоянии друг от друга и, протягивая руки то к одному, то к другому кусту, принялись срывать с них оранжевые плоды, молодые побеги и съедобные ветки. Прежде чем отправить пищу в рот, обезьяны внимательно осматривали ее и иногда томным жестом, как бы отмахиваясь, отбрасывали прочь. При этом они каждый раз корчили недовольную гримасу и издавали звуки, напоминающие чихание.

Когда все съедобное вокруг было уничтожено, одна из самок встала и заковыляла на новое место. Только тогда я увидел, что на ее обвислом животе, растопырив розовые лапки, висел крохотный детеныш. Мать села, и он исчез в густой шерсти.

А наш старый знакомец самец опять отправился в заросли. О его присутствии напоминали лишь звуки ломающихся стеблей. Что же касается юнцов, то они походили на плохо воспитанных детей, которые не могут найти себе занятия в то время, когда старшие поглощены делом. Сначала они бесцельно слонялись между кустов, изредка отправляя себе что-нибудь в рот. Потом уселись на старый муравейник и начали исследовать собственную шерсть, скрупулезно перебирая каждый волосок. Мартышки и павианы обычно освобождаются от насекомых с помощью друг друга. Гориллы же действовали в одиночку, ловко доставая длинными руками до любого участка тела.

Когда это занятие им наскучило, они отправились к отцу в бамбуковые заросли. Густая растительность скрыла от нас педагогическую сцену, которая там разыгралась. Скорее всего, отец счел, что молодежь проявила непочтительность к его особе, без спроса нарушив трапезу в одиночестве, и задал перцу юным нахалам. Молодежь пошла было «жаловаться» к самкам, но те не удостоили их вниманием.

Мы просидели на помосте уже более пяти часов. Почти все время гориллы вяло передвигались по очень небольшому клочку земли, затратив на это минимум движений и не сделав ничего такого, что обычно ждут от обезьян. Наверное, наблюдать любое другое столь же неподвижное животное на протяжении долгого времени было бы мучительно скучно. Но сознание того, что перед тобой «предки», видеть которых на воле удавалось лишь очень немногим, делало зрелище интересным и придавало значимость малейшему движению обезьян.

Начало смеркаться. Самец вышел из бамбуковых зарослей, подошел к самке-матери, которая грудью кормила младенца, поощрительно-ласковым жестом провел лапой по ее спине и пошел дальше. За ним, словно по команде, отправилась и вся группа, скоро исчезнувшая в дальних кустах…

Вечером, когда мы уже вернулись в деревню, старый мудрец Мвиру поведал мне «точку зрения» своего народа на поведение горилл. По его словам, их нежелание перелезать через поваленные деревья, медлительность и осторожность имеют вполне определенные причины.

— Раньше, как и подобает обезьянам, — говорил мне Мвиру, — гориллы жили на деревьях. Были они такие тяжелые, что ломали все сучья, а ели так много, что уничтожали все плоды. Лес начал чахнуть, пищи не осталось не только для горилл, но и для других животных. Нам, лесным людям, не на кого стало охотиться. И тогда наш великий вождь Мту пошел к Хозяину леса. Хозяин леса любит нас, своих детей, и поэтому он сказал гориллам, чтобы они жили на земле. Так они и сделали. Но ходят гориллы по ней медленно, чтобы ничего лишнего не помять, обходят деревья, чтобы не рассердить Хозяина леса. Гориллы боятся, что Хозяин запретит им жить даже на земле.

Возможно, конечно, что пигмеи, видя внешнее сходство между людьми и гориллами, распространяют это сходство и дальше, наделяя животных привычками, свойственными им самим. Мвиру утверждал, что гориллы имеют в лесу собственные «зоны влияния» и никогда не заходят на участки, принадлежащие семьям других горилл. Если какое-нибудь крупное животное поселится в их лесных угодьях, они сообща изгоняют незваного гостя. Бывает это редко, поскольку даже слоны и буйволы избегают встреч с гориллами. Насколько я понял, эти обезьяны никогда не нападают первыми на других животных, но уж если противник вынуждает их применить силу, то они умеют за себя постоять.

— Мы тоже не любим есть горилл, потому что, когда с них сдерешь шкуру, они становятся похожими на человека, — объяснил Мвиру. — До тех пор, пока здесь не появились вазунгу[10], мы не охотились на обезьян. Но белые начали давать нам за обезьяньи шкуры и черепа деньги, на которые можно купить хорошие стрелы. Поэтому теперь мы иногда убиваем горилл.

Из дальнейшего рассказа Мвиру получалось, что, если не считать человека, единственный враг горилл — леопард. Иногда он нападает на спящих обезьян. Но бывает это очень редко, когда в лесу пропадает дичь и хищник не может найти себе ничего другого.

Однако отнюдь не всегда кровожадная кошка выходит победителем из схватки с обезьянами. И пигмеи, и их соседи-баньяруанда рассказывают, что не раз видели, как взрослым гориллам удавалось задушить леопарда, а затем ударами о ствол дерева размозжить ему голову.

После такой схватки, однако, обезьяны покидают места, где они одержали победу. Их поведение Мвиру объяснял тем, что «волосатые люди» остерегаются мести других леопардов…

Глава пятнадцатая

Тамтамы приносят важную новость. — Почему в лесных чащобах Африки много покинутых пигмейских селений? — Лесные кочевники знают, что такое голод. — Дождь на экваторе начинается по часам. — «Белый на охоте испортит все дело: он громко дышит». — Я прибегаю к хитрости. — Священнодействие перед охотой. — Немного антропологических наблюдений. — Пигмеи — носители доисторической традиции, древнейшей африканской культуры

На другой день в полдень мы сидели с Мвиру у костра. Было промозгло. Старик облачился в старую шинель и, зябко ежась, то перебирал струны ликембе, то, отложив инструмент, принимался развивать свою философию о лесе.

Вдруг он замер и напряженно прислушался. Потом крикнул что-то женщинам, которые сразу же прекратили работать и разговаривать. Я попытался тоже уловить хоть какие-нибудь звуки, но не услышал ничего, кроме шума падающих капель.

— Барабан говорит, что охота была неудачной, — нарушил наконец тишину Мвиру. — Почти весь день охотники преследовали большого буйвола, но он ушел в непроходимое болото. Завтра всем мужчинам опять придется идти на охоту.