Сергей Кулик - Черный феникс. Африканское сафари

• Название: Черный феникс. Африканское сафари
• Автор: Сергей Кулик
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-309-00216-2

Писатель-африканист, посвятивший изучению Черного континента многие годы жизни, рассказывает о самобытных традициях народов Южной и Восточной Африки.

Читатель побывает в древнем Асуме, увидит архитектуру старинных городов, познакомится с обычаями и укладом жизни пигмеев, нилотов и бушменов, узнает о многих тайных ритуалах, какие редко кому из европейцев удавалось увидеть. Быт далеких предков соседствует с современной жизнью.

---

К концу брызги почти исчезли, а стук колотушек сделался тише: они били уже по чему-то мягкому: от твердой коры отделилось тонкое шелковистое волокно — «сырье», из которого лесные люди делают свои ткани. Девушки извлекли его из корыта и начали раскладывать, вернее, размазывать на огромных листьях фриниума. Размазывали аккуратно, равномерно по всему листу так, чтобы не получилось утолщений или просветов. Иначе через несколько дней, когда волокнистая масса высохнет, на ней будут бугры или дыры.

И вот тут-то начинается самое главное, за что ценится пигмейская тапа. Другие африканские племена, как только ткань высохнет, пускают ее в употребление или несут на рынок. Пигмеи же слегка смачивают тапу мокрыми ладонями и заново бьют колотушками, снова мочат и снова бьют. Тапа, сделанная африканцами-банту, часто ломается, ее нельзя согнуть, а изготовленная пигмеями похожа на настоящую ткань, эластичная, мягкая, шелковистая.

Одно из главных занятий пигмейских женщин — строительство и ремонт жилищ. Хижины пигмеев довольно хлипкие и быстро приходят в негодность. Глины и кизяку способных скрепить постройки, в лесу нет, поэтому сильные дожди систематически разрушают строения. В какой бы пигмейской деревне мне ни приходилось бывать, я всегда видел женщин или строящих, или ремонтирующих свои жилища. Но именно женщин. Девушек же, еще не имеющих семьи и собственного дома, к этой работе не подпускают.

Вот и сейчас шесть женщин-соседок, стащив с крыши лиственную кровлю, укрепляют остов хижины.

Архитектура домов предельно проста. У пигмеев бамбути в Уганде и Конго я встречал хижины, остов которых крепится к центральному столбу. Живущие же в Руанде и Бурунди пигмеи батва строят сферические хижины. Мужчина, глава семьи, когда хочет построить дом, отправляется к старейшине и просит на то разрешение. Традиция эта чисто формальная, отказа никогда не следует. Но разговор ведется долгий, глава семьи рассказывает старейшине и без того известные ему подробности: сколько детей у него в семье, сколько им лет и кому из них надо дать отдельную хижину.

Окончив переговоры, мужчина выходит из дома старейшины, держа в руках ньюмбикари — длинную бамбуковую палку, к которой лианой привязан колышек. Это символический предмет, говорящий жителям о том, что согласие старейшины на строительство новой хижины получено. Есть у ньюмбикари и чисто утилитарное назначение. Это своеобразный пигмейский циркуль, которым глава семьи очерчивает границу будущего жилища. На этом участие мужчин в строительстве дома заканчивается.

Теперь наступает очередь женщин. По окружности, очерченной ньюмбикари, они втыкают в землю лозу, которую перекидывают на определенной высоте через центр будущего жилища и укрепляют в противоположной стороне. Так получается куполообразный остов, который затем переплетают лианами, а сверху покрывают листьями. У пигмеев, знакомых с земледелием, крыши делаются из банановых листьев. Здесь же кровлю чаще всего сооружают из листьев пальм. Первые слои листьев просто накладывают друг на друга, а верхние, которые может унести ветер, связывают лианами. Если за такой крышей постоянно ухаживать — убирать сгнившую листву и добавлять свежую, то она абсолютно водонепроницаема. Во всех трех хижинах, крыши которых на моих глазах были разобраны и обновлены женщинами, было сухо.

Женщины, по-моему, были не очень довольны моим присутствием, потому что подвязанные у них за спиной сыромятными ремнями крохотные курчавые ребятишки, поворачиваясь в мою сторону, всякий раз начинали реветь и колотить ручонками матерей по голове. Но оставить дом без кровли к приходу мужей с охоты женщины не решались и поэтому были вынуждены продолжать свое занятие.

Пола у хижин не было. На сухой траве, а чаще на песке лежали связанные лианами «стволы» бамбука, заменяющие кровати. Вместо подушек — ворох листьев. Прямо у входа, чтобы можно было взять, не заходя в хижину, сложены несколько луков, пучки стрел и копья. Посредине очаг. Напротив двери стоят глиняные, выменянные у банту горшки для воды. Никаких съестных припасов пигмеи не держат. Когда есть мясо, его съедают в тот же день, а если не испортится — на следующий.

В каждой хижине обязательно есть музыкальный инструмент: в одной — духовой, сделанный из рога антилопы, в другой — барабан; в третьей — украшенная выжженным орнаментом ликембе — встречающийся только у пигмеев инструмент, напоминающий длинное деревянное блюдо, по краям которого прикреплены струны из сухожилий животных. Под руками музыкантов ликембе издает негромкие, нежные звуки.

— Почему в каждом доме лишь по одному музыкальному инструменту? — спросил я у Мвиру.

— Играть надо хорошо. А играть хорошо можно только тогда, когда знаешь свою ликембе или рожок-зомари и их мелодию. Разве можно хорошо делать два дела сразу?

— Лес добр к пигмеям и часто дает вам возможность убить антилопу или кабана, — сказал я. — У них хорошая теплая шкура, а вы спите на голом бамбуке и дрожите по ночам от холода. Ведь из этих шкур можно сшить одежду, как это делают другие люди.

Мвиру удивленно посмотрел на меня, покачал головой и направился к своей хижине. Оттуда он вышел с полуметровой трубкой, на конце которой была прикреплена глиняная чашечка. Набив ее какими-то листьями, он раскурил трубку у костра и только тогда вернулся к разговору.

— Другие люди не живут в лесу, а мы — дети леса. Лес создал нас такими, какие мы есть, и он любит нас такими. А если мы наденем чужие шкуры, лес перепутает нас со зверями и не будет помогать нам…

Глава четырнадцатая

Мы взбираемся на Мухавуру. — Крестьяне наступают на заповедные склоны. — Огнедышащие кратеры вулканического братства Вирунги. — Пять часов в компании горилл. — Миролюбивый силач горных лесов. — Главное лакомство — бамбуковые побеги. — Воспитание у человекообразных. — Точка зрения Мвиру на «волосатых людей»

Только на четвертый день нашего пребывания у пигмеев мы наконец собрались в лес, где обитают гориллы. Сопровождавшему нас пигмею Мвиру велел идти туда, где снимали свой фильм японцы. По дороге, естественно, разговор зашел о гориллах. Я спросил у Рубена, не меньше ли стало обезьян за последнее время в этом районе.

— Меньше — не то слово. Скоро их вообще не будет, — с горечью ответил он. — Сорок лет назад, когда покрывающий склоны Мухавуры лес Нканда был объявлен резерватом горилл, в этих местах жило около четырех тысяч обезьян. Но, когда в Конго началась гражданская война, вызванная сепаратистскими действиями Чомбе, и в предгорья Вирунги устремились тысячи беженцев-скотоводов, здесь уже почти не оставалось нераспаханных земель. Поэтому скот начал ходить в горы. В результате границу заповедника отодвинули на тысячу футов выше. Гориллы не хотят жить в тех местах, где так часто бывают люди, они забираются все дальше, к вершинам. Но там им неуютно, нет растений, которые они любят. К тому же наверху холоднее, и поэтому обезьяны, как и люди, простужаются, заболевают и умирают. Я думаю, что сейчас на Мухавуре не более восьмисот горилл.

Прямо напротив нас чернели леса младшей сестры Мухавуры — горы Гахинга. Округлые холмы мягко и плавно уходили за горизонт. Мозаика террасных полей, пастбищ и лесов, чередование света и теней создавали удивительную гамму оттенков зеленого цвета. Во впадинах между холмами блестели озерки, кое-где поросшие папирусом. Солнечные лучи проникали через его метелки, отражались в воде и подсвечивали их изнутри золотистым фосфоресцирующим светом. За папирусами начиналась открытая вода — вариации синего и голубого.

К озерам тянулись цепочки журавлей. А от земли к ним поднимались струйки дыма от деревенских костров. Где-то на западе крестьяне подожгли лес, и целый холм загорелся дымным пламенем. Пока мы взбирались на Мухавуру, небо все больше покрывалось тучами и становилось все темнее, а огонь — все ярче. Он осветил горы кроваво-красным пламенем, и казалось, что Вирунга проснулась, языки смертоносной лавы зальют сейчас окрестные поля, а подземный грохот нарушит идиллическую тишину сказочного края.

Когда-то здесь, на месте горной страны, плескались воды древнего водоема, занимавшего западную часть Великих африканских разломов. Современные озера Эдуард и Джордж — лишь небольшие, оставшиеся от него участки. Гигантский водоем был неспокоен, его дно то и дело сотрясали подземные толчки, которые рождали гигантские волны-цунами. Они обрушивались на берег, смывали леса и бродивших там животных, а сами уходили под землю, в провалы, которые пересекали местность при каждом землетрясении. Дно водоема и его берега с запада на восток избороздили глубокие трещины. Поднимавшаяся по ним вязкая густая лава не растекалась по поверхности, а тут же застывала. А на нее из разверзнувшихся земных недр стихия выбрасывала все новые и новые порции лавы, наращивая конусы вулканов и холмов. Так возникла современная горная цепь Вирунга — удивительный ландшафт Руанды.