Андрей Ранчин - Борис и Глеб

• Название: Борис и Глеб
• Автор: Андрей Ранчин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03635-2

Первые русские святые, братья Борис и Глеб избрали для себя добровольную смерть, отказавшись от борьбы за власть над Киевом и всей Русской землей. Это случилось почти тысячу лет назад, летом и в начале осени 1015 года, после смерти их отца Владимира, Крестителя Руси. Но в последующей русской истории парадоксальным образом святые братья стали восприниматься как небесные заступники и воители за Русскую землю; их незримое присутствие на полях сражений с завоевателями, иноплеменниками русские люди ощущали постоянно и на протяжении многих веков — и на льду Чудского озера в 1242 году, и накануне и во время Куликовской битвы 1380 года, и при нашествии на Русь войск крымского хана Девлет-Гирея в XVI столетии… В наш век, культивирующий прагматизм и гедонизм и признающий лишь брутальных героев, братья Борис и Глеб, явившие миру подвиг непротивления злу, могут показаться теми, кого на убогом языке улицы называют «неудачниками», «лузерами». Но совершённое ими не имеет ничего общего ни с податливым и робким подчинением обстоятельствам, ни с трусостью и параличом воли. Об этом напоминает автор книги, доктор филологических наук, профессор Андрей Михайлович Ранчин.

Представленная вниманию читателей книга — по существу первый опыт именно биографического, а не житийного повествования о Борисе и Глебе. Автор тщательно разбирает все версии источников, все свидетельства, имеющие отношение к биографии братьев, пытаясь дать свой ответ на вопрос: почему именно Борису и Глебу, а не каким-то иным жертвам столь частых в Древней Руси внутридинастических конфликтов, довелось стать первыми русскими святыми?

---

Краткие жития святых Бориса и Глеба переписывались в южнославянских землях, в Болгарии и Сербии были известны праздники 24 июля и 2 мая{548}.[179] Борис и Глеб почитались и в Византии. Новгородец Добрыня Ядрейкович, будущий архиепископ Новгородский Антоний, посетил (видимо, в 1200 году) Константинополь, где в главном храме Империи — Святой Софии — видел большую икону Бориса и Глеба. Упоминает он и церковь Бориса и Глеба в одном из кварталов Царьграда — Испигасе{549}. Память Бориса и Глеба отмечена под 24 июля в греческом Прологе из крымского города Сурожа (Судака); запись относится, вероятно, к XII веку{550}. Сохранилось краткое армянское житие Бориса и Глеба, переведенное с греческого языка{551}. Частицы мощей святых братьев были перенесены в 1095 году в Чехию, в Сазавский монастырь{552},[180] где долгое время сохранялась традиция не латинского, а церковнославянского богослужения.

Мощи страстотерпцев считались погибшими после монголо-татарского нашествия{553}. Возможно, они сокрыты «неизвестно куда» благочестивыми христианами{554}. Есть упоминания о частицах мощей, например в напрестольном кресте, данном митрополитом Филиппом Соловецкому монастырю как вклад (1561/62 год){555}.

Существует мнение, что первоначально, еще при Ярославе Мудром, был причислен к лику святых один Глеб и что культ первое время был не Борисоглебским, а Глебоборисовским, то есть более почитался младший, а не старший брат, в противоположность позднейшим временам, когда первой по значению фигурой в этой двоице стал Борис{556}. Доказательства, на которые ссылаются сторонники этого мнения, таковы. Во-первых, до перенесения мощей 20 мая 1072 года тело Глеба находилось в каменном гробу, как подобало князю, в то время как останки Бориса — в простом, деревянном. И только 20 мая 1072 года мощи старшего брата перезахоронили в каменной раке. Во-вторых, в «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора, которое часто считают самым ранним из Борисоглебских памятников, младший из братьев обычно именуется «святым», старший же — всего лишь «блаженным». В-третьих, на древних нательных крестах-энколпионах, в которых хранились частицы мощей или, скорее, молитвы святым братьям, лицевую сторону обычно занимало изображение не Бориса, а Глеба. В-четвертых, хроника чешского Сазавского монастыря сообщает под 1095 годом о перенесении частиц мощей святых, причем Глеба называет по имени, а Бориса — нет, именуя старшего брата всего лишь Глебовым «товарищем»: в обитель были принесены «reliquae sancti Glebii et socii eius»{557}.

И в этом случае весомость доказательств различна. Тело Глеба могли раньше поместить в каменный гроб из-за того, что прежний, деревянный, оказался ветхим еще во время перезахоронения при Ярославе Мудром{558}.[181] А возможно, Глеб был сразу после перенесения со Смядыни погребен в каменном гробу. Уже тогда он был захоронен торжественно, как подобает князю, а князей было принято погребать в каменных саркофагах. Ветхим же гробом Глеба источники могут именовать старый гроб, в котором тело было захоронено убийцами на Смядыни и/или перевезено со Смядыни в Вышгород. Бориса же хоронили Святополковы приспешники, они положили тело в деревянный гроб, показывая таким образом, что не признают княжеского достоинства убитого. В «Чтении…» Нестора 92 раза оба брата названы святыми, 15 раз — блаженными, семь раз — «блаженными и святыми страстотерпцами»: слова «блаженный» и «святой» для Нестора — синонимы{559}. Впрочем, в древнерусской книжности эти слова вообще не различаются по значению, в отличие от латинской, где блаженным («beatus»), а не святым («sanctus») именовался подвижник почитаемый, но еще не канонизированный. Что касается энколпионов, то, вероятно, «Борис с самого начала почитался как христианский покровитель русских воинов. Глеб, возможно, почитался первоначально как князь-целитель. Поэтому его изображение в качестве оберега и символа исцеления преимущественно оказывалось на лицевой стороне энколпиона, тогда как Бориса — на оборотной»{560}. Более серьезно на первый взгляд следует отнестись к сообщению чешского хрониста. Однако к 1095 году, когда частицы мощей перенесли в Сазавский монастырь, бесспорно канонизирован, как признают и сторонники «Глебоборисовской» гипотезы, был не только Глеб, но и его старший брат. Чем объясняется умолчание хрониста о его имени, неясно. Но главное — уже при Ярославе Мудром днем почитания было избрано 24 июля, день кончины Бориса, а не Глеба, и именно этот праздник стал общим для обоих братьев, но иногда именовался при этом только днем святого Бориса, как, например, в «Поучении» Владимира Мономаха. А день, в который прославлялся Глеб, 5 сентября, стал церковным праздником намного позже{561}.

В соответствии с церковной традицией решение о канонизации следовало принимать, ориентируясь на образцы-прообразы, на уже существовавшее почитание святых. Борис и Глеб в древнерусской книжности неизменно именовались мучениками и страстотерпцами. Бытует мнение, что слово «страстотерпец» имеет особенный смысл, отличный от значения слова «мученик»: «<…> Это наименование относится к тем святым, которые приняли мученическую кончину не от гонителей христианства, но от своих единоверцев <…> характер их подвига — беззлобие и непротивление врагам»{562}. В действительности слова «страстотерпец» и «мученик» употребляются в житиях Бориса и Глеба, как и в других древнерусских переводных и оригинальных произведениях как полные синонимы{563}. И даже позднее, в XVIII столетии, не делалось никакого различия в именовании мучеников за веру и невинноубиенных, пострадавших от единоверцев[182].

Борис и Глеб воспринимались прежде всего именно как мученики — об этом свидетельствует подборка так называемых паремийных чтений — извлечений из Библии (обычно из Ветхого Завета). Эти паремии читались в храмах в дни памяти мучеников, чаще всего 24 июля. (Впрочем, в церкви могли читать и паремии, посвященные святым апостолам — ученикам Христа и проповедникам новой веры, так что Борис и Глеб уподоблялись и апостолам{564}.) Русская церковь — дочерняя по отношению к Константинопольской патриархии — не могла не ориентироваться на образцы, существовавшие в византийской традиции. Так как Борис и Глеб почитались и в самой Византии, для распространения их почитания в Империи тоже были необходимы какие-то прецеденты. Существует предположение, что непосредственным образцом для канонизации святых братьев послужило почитание византийского императора Никифора Фоки, вероломно убитого в 969 году Иоанном Цимисхием, захватившим власть{565}.[183] О культе Никифора Фоки знали на Руси. Но его почитание не было официально церковным[184].[185]

В действительности одним из образцов для формирования почитания святых братьев был, скорее всего, культ святого Вячеслава Чешского, о котором уже говорилось в книге. Другой образец — это праведный Авель, убитый родным братом Каином{566}. В Новом Завете Авель именуется праведником, Отцы Церкви трактовали его как первого мученика и прообраз Христа, Церковь вспоминала Авеля в неделю святых праотец — между 11 и 17 декабря старого стиля, в воскресенье предпоследней недели перед праздником Рождества Христова, а также в неделю святых отец — в предрождественское воскресенье{567}.

История убиения Авеля Каином, изложенная в 4-й главе ветхозаветной Книги Бытия, послужила образцом и для Нестора, и для автора «Сказания об убиении Бориса и Глеба», а Святополк был заклеймен прозванием второго, нового Каина, причем эпитет «Окаянный» явно ассоциируется с именем первого братоубийцы. Цитатой из ветхозаветного рассказа об Авеле и Каине открываются фрагменты из Библии, читавшиеся на богослужении в дни памяти святых братьев{568}. Как заметил Б.А. Успенский, «рассказ о Борисе и Глебе представляет, как разыгрывается на русской земле сценарий, парадигма которого задана Библией. Основная тема этого сценария сформулирована в книге Бытия: это тема изначального, первородного греха, который определяет неизбежность зла на земле. В результате греха, совершенного Адамом и Евой, на земле появляется Каин и совершается братоубийство. Именно с братоубийственной жертвы начинается человеческая история; так же начинается и русская история»{569}. Преступление Святополка, как убеждены древнерусские книжники, исключительно тяжко именно потому, что он зачинатель греха убийства, подаривший ему бытие в новой, христианской Руси. Одновременно Святополк — обновитель древнего Каинова греха, он разбудил этот страшный грех, прежде, со времен крещения, «дремавший»{570}. В древнерусском сознании история убиения Бориса и Глеба Святополком — первое братоубийство на Руси после крещения — была воспринята как своеобразное повторение, вариация Каинова греха, как событие, по значению равное библейскому. Только так и никак иначе можно объяснить один удивительный факт: включение в состав Паремийника — книги библейских богослужебных чтений — фрагментов, повествующих о Борисе и Глебе и об отмщении Ярослава Святополку[186].