Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

• Название: Юрий Долгорукий
• Автор: Алексей Карпов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02867-8

Вниманию читателей предлагается первая полноценная биография князя Юрия Владимировича Долгорукого (ум. 1157). Он вошел в историю не только как основатель Москвы, но и как выдающийся политик и государственный деятель своего времени, создатель Суздальского княжества — государственного ядра будущей Великороссии. Личность князя и его многообразная деятельность — взаимоотношения с другими князьями, войны, церковная политика, строительство городов, дипломатические контакты с Византией и Степью — прослеживаются автором на основании скрупулезного анализа сохранившихся источников.

---

На деле, однако, получилось совсем по-другому. У плана, придуманного Мономахом, имелся существенный изъян: при решении судеб киевского и переяславского столов не были учтены интересы младших Мономашичей, и прежде всего Юрия Долгорукого.

В древней Руси родство по матери значило едва ли не больше, чем родство по отцу. Единоутробные братья всегда были особенно близки друг другу. Так что Мстислава и Ярополка — сыновей Гиды — связывали по-настоящему родственные и по-настоящему дружеские чувства. Младшие же Мономашичи, Юрий и Андрей, были для них в известной степени чужими.

Но если Андрей не обладал силой духа и энергией, необходимыми для отстаивания своих интересов (не случайно он получил в летописи прозвище «Добрый»), то у Юрия и того и другого оказалось в избытке. Выработанные старшими братьями условия не устраивали его ни в малейшей степени. И если при жизни Мстислава он не предпринимал никаких решительных действий (ибо существовавший порядок был прямо санкционирован его отцом), то после смерти старшего брата во всеуслышание заявил о своих правах. И сумел привлечь на свою сторону единоутробного брата Андрея.

(У Юрия имелся еще один брат — князь Вячеслав Туровский, также сын Гиды, то есть единоутробный брат Мстислава и Ярополка. Но он вообще проявлял какую-то удивительную пассивность и бездеятельность и, кажется, был попросту неспособен что-либо решать самостоятельно. Впоследствии он сыграет немаловажную роль в судьбе Юрия и будет попеременно то его союзником, то противником. В конечном же итоге именно права Вячеслава как старшего брата окажутся тем непреодолимым препятствием, которое помешает Юрию удержать за собой киевский престол.)

* * *

Оторванный от политической жизни Киевского государства, Юрий старался по возможности не порывать с Киевом вовсе. Южная Русь по-прежнему влекла его. Если не в политических делах, то в духовной сфере его присутствие здесь все же ощущается.

Так, единственное летописное известие, имеющее хотя бы косвенное отношение к суздальскому князю, касается именно церковных дел. В 1129/30 году суздальский тысяцкий Георгий Шимонович — несомненно, с ведома своего князя — оковал серебром и золотом гробницу преподобного Феодосия, одного из основателей Киево-Печерского монастыря и почитаемого русского святого{56}.

Подобные события всегда имеют символическое значение. Георгий питал самую искреннюю привязанность и к Печерскому монастырю, и к его основателям преподобным Антонию и Феодосию, ибо с детства находился под их духовным покровительством. Согласно преданию, сохранявшемуся в его потомстве, его отец, варяг Шимон, получил благословение от игумена Феодосия не только на себя, но и на своего сына и на всех своих потомков «до последних рода» его{57}. Сам Георгий, страдавший три года глазами, так что «не видех ни луча солнечнаго», исцелился по молитвам преподобного Феодосия{58}. Его отец был погребен в «Великой» Успенской церкви Киево-Печерского монастыря, на левой стороне, прямо напротив гробницы Феодосия{59}. Здесь же впоследствии будет похоронен и сам Георгий. Так что он имел особые причины проявлять заботу об украшении храма и его главной святыни.

Но его драгоценный дар был не только выражением его личной благодарности преподобному и личного благочестия. Суздальский тысяцкий брал на себя роль защитника и покровителя монастыря, а вместе с ним на ту же роль претендовал и его князь. Не случайно в Слове «о поковании раки преподобного отца нашего Феодосия» в Киево-Печерском патерике имя князя Юрия Владимировича упоминается едва ли не чаще, чем имя самого тысяцкого Георгия: князь «со всеми боляры» посещает в Киеве больного Василия, посланца своего тысяцкого, и приводит к нему «лечьцов», «хотяи врачевати» его; узнав же о чудесном выздоровлении Василия, он спешит в Печерский монастырь. «И слышав… князь дивна чюдеса и ужасеся, радости же духовныа исполнився, пришед поклонися чюдотворному гробу великаго Феодосиа, и отьиде»{60}.

Молитва у гроба преподобного Феодосия должна была продемонстрировать особое отношение Юрия к главному монастырю Киева и всей Русской земли. При этом надо иметь в виду, что в последние годы жизни Владимира Мономаха и в княжение его сына Мстислава положение Киево-Печерского монастыря изменилось, его роль в политической и духовной жизни Киевского государства заметно упала по сравнению с предшествующими десятилетиями{61}. Имя Мстислава или, например, его брата Ярополка в Киево-Печерском патерике не упоминается вовсе — в отличие от имен Юрия или, например, черниговских князей Давыдовичей. Так что и в этом отношении Юрий противопоставлял себя старшим братьям. И надо сказать, что впоследствии, в своей борьбе за киевский стол, он попытается опереться на поддержку влиятельных церковных кругов Киева, и в частности печерской братии.

В эти же годы Юрий занимается церковными делами и в Суздальской земле. По некоторым сведениям, в 1128 году он возвел во Владимире-Залесском церковь во имя своего небесного покровителя — Святого Георгия. Это событие также имело значение, выходящее за пределы Северо-Восточной Руси, — не случайно известие о нем сохранилось в новгородской летописной традиции{62}.

* * *

Смерть великого князя Мстислава Владимировича (по разным летописям 14 или 15 апреля 1132 года) стала поворотным событием не только в жизни Юрия Долгорукого, но и в жизни всего Русского государства. Историки справедливо считают, что именно ею завершается история Киевской Руси и начинается новый период русской истории — удельный, или, как предпочитали называть его в советской историографии, период феодальной раздробленности. Ибо после Мстислава уже никто из киевских князей не имел достаточно сил и авторитета для того, чтобы удержать в своих руках власть над всей Русской державой или хотя бы над большей ее частью.

Мстислав с полагающимися почестями был погребен в киевском Федоровском монастыре, который он основал в последние годы жизни. Хоронил его сын Ростислав, «с бояры и с людми с своими»{63}. Ярополк вступил в город два или три дня спустя, 17 апреля: «людье бо кыяне послаша по нь». Его встречали уже как полноправного киевского князя и с положенными церемониями посадили на «златой» киевский стол.

По словам летописца, перед смертью Мстислав поручил своему брату не только киевское княжение, но «и дети свои с Богом на руце предасть». После Мстислава осталось пятеро сыновей: Всеволод, Изяслав, Ростислав, Святополк и только что родившийся младенец Владимир. Теперь Ярополку Владимировичу предстояло позаботиться о них и, главное, обеспечить исполнение того договора, который они с братом скрепили крестным целованием. И первым шагом его в этом направлении стал перевод князя Всеволода Мстиславича из Новгорода в «отчий» Переяславль — тот самый город, в котором он сам княжил и из которого только что перешел на княжение в Киев.

Часть вторая. НА ПЕРЕПУТЬЕ. 1132-1146

ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ МЕНА

Было раннее утро, когда небольшой отряд всадников показался в виду Переяславля. Их уже ждали в городе. Весть о том, что новый переяславский князь Всеволод Мстиславич, сын недавно умершего киевского князя Мстислава Великого и внук самого Мономаха, должен воссесть на престоле своих предков, собрала сюда множество людей из ближних и дальних селений — все они рассчитывали на обязательное в таких случаях княжеское угощение и щедрую милостыню.

С князем Всеволодом была лишь его ближняя дружина. Еще накануне они выехали из Киева, от великого князя Ярополка Владимировича, и провели ночь где-то поблизости от Переяславля — возможно, у одного из бродов через Днепр — Витичевского или Зарубского, — чтобы к заутрене поспеть в город. И им это удалось. Заслышав перезвон переяславских колоколов, князь Всеволод сошел с коня и, преклонив колени, перекрестился. Так же поступили и его спутники.

У городских ворот князя встречали духовные лица, среди которых выделялся переяславский епископ Марк. Всецело обязанный Ярополку поставлением на кафедру, он с радостью благословил племянника своего покровителя. Тем более что и он, и другие собравшиеся знали, что вступившему в город князю со временем уготован был и великокняжеский стол. Всеволод же обещал им княжить милостиво и справедливо, по установлениям прежних переяславских князей — своего дяди Ярополка, деда Владимира Мономаха и прадеда Всеволода Ярославича.

Собственно интронизация (торжественное возведение на престол) должна была совершиться позднее — в кафедральном переяславском соборе Архангела Михаила. Пока же князь и его спутники расположились на отдых…

Так и остался бы этот день радостным и праздничным в памяти незлобивого князя Всеволода. Но, увы… Радость обращается в скорбь куда скорее и куда чаще, чем нам бы того хотелось. И вышло так, что прокняжил Всеволод Мстиславич в городе своих предков лишь несколько коротких часов. Виновником этого оказался не кто иной, как его дядя, суздальский князь Юрий Владимирович. Смерть Мстислава Великого вывела его из политического забвения и заставила действовать с неукротимой энергией.