Гор Видал - Вашингтон, округ Колумбия

• Название: Вашингтон, округ Колумбия
• Автор: Гор Видал
• Жанр: Современная проза
• Год: 1967

Политический роман.

---

Давайте теперь поразмыслим о борьбе за умы людей за пределами этой свободной страны. Коммунисты сулят утопию, привлекающую людей двух типов: невежд и дегенератов. В самом деле, раз статистика нас убеждает в том, что все невежественные болваны и сексуальные дегенераты являются ipso facto [63]коммунистами, мы можем сделать отсюда вывод, что любой сексуальный дегенерат, по определению, является не только невежественным болваном, но и коммунистом или по крайней мере сочувствующим. Поскольку сенатор установил, что сотрудники государственного департамента сплошь гомосексуалисты, вряд ли кого-нибудь удивит, что они одновременно представляют из себя и невежественных болванов, и коммунистов, которых надлежит искоренить. То, что сам сенатор питает склонность к молоденьким мальчикам...

—     Вот его показания. Чем, черт побери, ты занимаешься? — Иниэс появился в комнате в тот момент, когда Питер изображал, как он игриво подносит палец к носу председателя комиссии.

—     Я разговаривал с самим собой,— сказал Питер.

—     О чем?

—     На разные темы. В данный момент я выступал с речью перед Комиссией палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности.

—     Очень похоже, что тебе действительно придется ее произнести. Ты будешь апеллировать к Пятой поправке [64], как поступили все, кроме Билли Торна. Он пел соловьем. Посмотри.— Иниэс швырнул показания Торна в постель, где восседал Питер среди подушек и гранок дюжины статей для журнала. Он полдня проводил в постели, работая, разговаривая по телефону, принимая сотрудников журнала, чьи рабочие кабинеты помещались на первом этаже большого дома в негритянских трущобах, который Питер купил для себя и редакции.

До сих пор соседи Питера не проявляли ни малейшего интереса к попыткам журнала привлечь внимание к их печальной доле. Питера и его друзей подозревали в том, что они устраивают оргии. Зачем еще нужно белым прятаться в «респектабельном» негритянском квартале? Большинство белых склонны были согласиться в этом со своими черными собратьями. В лучшем случае они считали Питера эксцентричной натурой, которая, как им казалось, деклассируется. Несмотря на всю расплывчатость своих политических позиций, Питер находил родной город все более и более забавным. Политика и возмущала его, и доставляла ему удовольствие. Не без интереса он отмечал, что каждое новое знакомство напоминает бесконечный роман с бесчисленными главами, которые приходилось либо пропускать, либо домысливать, так как за один раз можно было внимательно прочитать только несколько страниц; и все же на основе этих неполных данных (как это опасно для критиков!) выносилось суждение о всем произведении.

К счастью, Иниэс был той книгой, которую Питер мог читать не торопясь. Интерес к политике пробудил в его друге сенатор Маккарти, и Иниэс делил теперь свое время между Вашингтоном, где он помогал издавать журнал, и Нью-Йорком, где он жил с детской докторшей-психиатром с дефектом речи. И ни на минуту не переставал писать. Недавно он вызвал большой шум, объявив, что, поскольку либералы уже по определению являются мазохистами, в противовес им всегда должен найтись садист с бичом в руке. Это значило, что Маккарти был не только необходим, но и достоин восхищения, поскольку взаимодействие либералов и маккартистов способно оздоровить общество, а именно к этому надо стремиться. Хотя Питер питал отвращение к таким эмоциональным построениям, он понимал, что они пользуются большим успехом в эпоху обожествления страстей, и думал, что с течением времени неизбежно расширится пропасть между теми, кто чувствует, и теми, кто думает, или же, скорее, просто между теми, кто думал, что чувствует, и теми, кто чувствовал, что думает. Размышляя об этом, он изучал показания Билли Торна.

Билли Торн согласился дать показания комиссии. Он согласился также не настаивать на Пятой поправке к Конституции, поскольку, по словам адвоката комиссии, хотел «чистосердечно во всем признаться». Что он и проделал. На протяжении двадцати страниц своих показаний он назвал всех своих знакомых в правительственных учреждениях, которые были или могли быть коммунистами. Питер швырнул листы показаний Торна на прикрытую простыней возвышенность своего живота.

— Почему он это сделал? — Питер повернулся к Иниэсу, который свернулся в кресле, стоявшем возле постели, и читал какую-то гранку. Настоящий литератор готов читать все, что попадется под руку, лишь бы не остаться без чтива.

—    Он хочет получить работу.

—     Кто его возьмет? Правительство не возьмет. Особенно теперь.

—     Может и взять. Не правительство, так кто-нибудь еще. Сегодня требуется только одно: сказать, что ты сожалеешь, и обвинить других. Кайся и процветай. Читал, что он сказал о нас?

Питер кивнул. Глаза его прежде всего отыскали в тексте собственную фамилию.

—     Я болван. Ты сочувствующий. Но мы не коммунисты, и он это знает. Никогда не думал, что он на это способен.— Питер отсутствующе, словно ласковую собачонку, похлопывал себя по животу.— Если когда-нибудь и был мученик, так это Билли Торн.

Конечно, это было именно то заявление, которым не мог не воспользоваться Иниэс.

—     Разве ты не понимаешь? Он будет мучеником. Его будут ненавидеть ему подобные. Предатель, Иуда Искариот, осведомитель. Если хочешь пострадать, а именно этого он и желает...

—    ... истинный либерал,— подсказал Питер.

—    ... есть ли лучший способ испытать боль...

С улицы донесся звук выстрела.

—    Теперь они стреляют в нас! — Питер натянул простыню до подбородка.

Иниэс подошел к окну.

—    Я не вижу винтовок. Может быть, это выхлоп автомобиля?

—    Человек все еще там?

Иниэс кивнул.

—     Как он сегодня одет?

—    Цилиндр. Красно-сине-белая жилетка. Как у дяди Сэма.

—    Прекрасно. А какой лозунг?

—    «Здесь живут коммунисты». Это первая строчка, а под ней: «Убирайтесь в Россию, если вам не нравится Америка».

—     Не думаю, что он такой добряк, каким выглядит,— сказал Питер задумчиво.— Мог бы найти себе более достойное занятие, чем пикетировать нас.

—    Иногда я думаю, что победят сумасшедшие.— Иниэс отвернулся от окна.— Ты видел сегодня почту? Одно из писем написано на туалетной бумаге, использованной.

—    Красноречиво.

—    Как правило, к извращениям подобного рода склонны скрытые фашисты, исключая, быть может...

В комнату вошла Диана:

—    Питер, я должна поговорить с тобой! Извини, Иниэс.

Когда Иниэс вышел, Диана села на край постели Питера. Впечатление было такое, что они женаты уже лет двадцать.

—    Что-нибудь не в порядке?

—    Все! — Она взяла показания Билли.

—    Ты имеешь в виду Билли?

—     Боже мой, нет! Речь идет об отце. Я не знала о пресс- конференции Клея до сегодняшнего утра, пока не увидела газеты. Я, конечно, сразу же помчалась домой и застала там мать, болтающую с корреспондентами, потому что отец отказался их принять.

Диана сложила показания Билли сначала вдвое, затем вчетверо, попытка сложить их еще раз вдвое не удалась.

—    Он сидел на скамье в саду. Когда я заговорила с ним, он даже не услышал меня, да и, наверное, не видел.

—     Он вдруг очень состарился,— сказал Питер скорее себе, чем ей, пытаясь как-то объяснить состояние сенатора, хотя тот, по-видимому, просто был расстроен.

—     Вообще-то он даже показался мне вполне бодрым. Затем, когда я спросила, правда ли то, что сказал Клей, он... он...

—    Он сказал, что это правда?

Диана кивнула, и Питер понял, что она не опечалена, как сначала ему показалось, а разгневана не на шутку.

—     По его словам, он после длительного размышления решил, что нет никакого смысла добиваться еще одного срока в сенате, потому что это ни к чему, раз он вышел из борьбы за президентство. Он сказал, что устал от сената и хочет заработать денег, пока еще не слишком поздно, поскольку я...

—     Поскольку ты явно не собираешься замуж?

—     Благодарю вас.— Диана ткнула его пальцем в живот.— Но он так и не рассказал мне, почему он все же принял такое решение.

—     А может, и рассказал. Вполне возможно, что он и в самом деле устал от сената. Я, например, устал.

—    Это единственное, чем он жил.— Она нахмурилась.— Клейчто-то такое с ним сделал.

—    Что он мог сделать?