Георгий Вернадский - Русское масонство в царствование Екатерины II

• Название: Русское масонство в царствование Екатерины II
• Автор: Георгий Вернадский
• Издательство: «Ломоносовъ»
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91678-215-8

«Русское масонство в царствование Екатерины II» — первая крупная работа Георгия Вернадского. Она была написана как магистерская диссертация под научным руководством В. О. Ключевского, а затем, в 1917 году, незадолго до того, как революционное лихолетье вынудило автора покинуть родину, вышла из печати. Деятельность русских «вольных каменщиков» описывается в книге во всех подробностях — от возникновения масонских лож до их официального запрещения указом Екатерины II. Как и все труды Г. В. Вернадского, «Русское масонство…» отличает глубина проникновения в тему: большое внимание уделено западноевропейским мистикам, на чьих идеях выросли русские масоны, психологии русского общества второй половины XVIII века, взглядам на масонство Екатерины II, Павла I и первых вельмож государства. Георгий Вернадский (1888–1973) — крупнейший историк русского зарубежья, профессор Йельского университета, сын великого мыслителя Владимира Вернадского.

---

Подобно морали, промежуточной степенью был и разум.

«Многие, устремясь к единой благодати, не брегут о разуме, — говорил Поздеев своему ученику Римскому-Корсакову[204], — но сие не так. Разум есть необходимое звено к благополучию человека, от Бога пожалованное. Так точно многие желали бы иметь дело с ангелами, минуя человеков; но вопрос: сообразны ли им? Многие братья хотели бы иметь дело с вышними начальниками, но вопрос: сообразны ли им? А сии имеют ли время ими заниматься? И так сообразность и посредствующие звенья составляют порядок».

«Я не отвергаю совершенно наук, преподаваемых человеками, — заявлял Шварц своим слушателям, — хотя они и не служат к сооружению блаженства нашего: они суть также дары, происходящие от Бога, и человек, преданный Богу и для ближнего стремящийся к наукам сим, учиняется способнейшим орудием, чрез которое Бог, помощью самых сих наук, падших человеков к себе привлекает».

В одной из своих лекций Шварц говорил: «Никакой злодей не может вредить никому, кроме подобных же ему злодеев; Вольтер во всех своих сочинениях учит добродетели: но имевши несчастье быть воспитану в таком круге, где те, кои должны были защищать свою религию, ее посрамляли и опорачивали, вздумал он, что все такие священнослужители обманщики и плуты, и, вступив в ученый свет еще в малолетстве, заблудился своею остротою и так сказать, побежав, прошагался».

«Разве разум не дар Божий? — спрашивал в одной своей речи 1785 года Поздеев. — Да, он дар; но грехом развращен и от света удален».

«Разум есть дар Божий, который мы должны воспитывать и приводить в большее совершенство», — записывал А. П. Римский-Корсаков поучение Поздеева.

«Наши разумы, — писал Поздеев другому своему ученику, — должны черпать из всеобщего разума; мало-помалу все сделается ясно, надобно только в простоте просить и немедля благодарить».

Символическое понимание было удобной щелью, через которую до высших степеней новиковского кружка проникал рационализм раннего русского масонства. «Доказать скоро можно, что не должно пренебрегать мыслями, — говорил Поздеев, — ибо всякое дело доброе и злое начинается в нас первоначально мыслями. Все, что произошло в свете: перевороты, войны, основание государств и их разорение, заблуждения и все, что ни делалось, первоначально было мыслями тех людей, которые похотели что-нибудь в свете произвесть, потом мысли превращались в слова, а наконец следовало и произведение вдело того, что они прежде в мыслях расположили».

Типичный образец применения разума как служебного орудия на пути к откровению находим в посвященном Татищеву «Рассуждении о истинном человеческом благе» ученика Шварца — Лаврентия Давыдовского (напечатано в I части «Вечерней зари», а затем отдельно — в Университетской типографии у Новикова в 1782 году).

Давыдовский начал свое рассуждение с рационалистического обоснования идеализма. «Последуя здравому рассудку, — говорил он, — непременно надо положить, что истинное благо должно быть одно общее всему человеческому роду. Следовательно, из бесчисленных путей, по которым смертные к нему текут, один только должен быть прямой, ведущий к желаемому их предмету, прочие же кривые и ведущие в противную сторону. Из сего явствует, сколь важное, спасительное и нужное есть изыскание сего пути. Последуя законам здравого разума, которые толико одобряют размышление, изыскивал я, в чем состоит сие истинное благо и какими средствами оного можно достигнуть». Тленность дает лишь временное благо, — она обманывает доверившегося ей. Единственное прочное благо — «совершенство нашего духа». Следовательно, источник истинного нашего удовольствия и блаженства должен быть «прощение и добродетель».

Заканчивал Давыдовский призывом — «при блистающей звезде разума» — «положить в скинии сердца нашего скрижали заповедей Божиих, и тогда воссияет на нем свет истинный».

Такой же смысл имели переводы и сочинения товарищей Давыдовского по «Переводческой семинарии» в журналах Новикова «Утренний свет» (1777–1780), «Московское издание» (1781) и «Покоющийся трудолюбец» (1784)[205].

Новиковскими типографиями было издано (особенно в начале 1780-х годов) несколько и отдельных произведений, в которых проповедовались разумные законы естества. Такова, например, «Апология, или Защитительное рассуждение о роде человеческом», посвященный Хераскову перевод французской книги д’Арка (издан был «иждивением Н. Новикова и Компании», 1782 год). Кроме того, «иждивением Н. Новикова и Компании» напечатаны были в Университетской типографии: в 1783 году — «Брут трагедия» Вольтера (перевод В. Иевлева)[206] и «Дух Бюффона» (перевод А. Малиновского)[207]; в 1784 году — «Сатирические и философские сочинения г. Волтера»[208]; в 1785 году — «Велизер» Мармонтеля (третьим тиснением).

Второй ступенью человеческого познания по Шварцу было чувство. Действительно, «религия чувства» многим русским вольнодумцам послужила мостом для перехода от «религии разума» к «религии откровения».

«Религия чувства» начала развиваться в кругах масонства в те же 1770-е годы, когда еще так прочно было убеждение в неколебимой силе разума естества.

В 1776 году, «пробуя перо» в гостях у Ильина, друг его и тоже масон И. А. Петров написал на клочке бумага: «Что я чувствую, то мой закон; ибо склонности есть необходимость: следовательно, и правила, взятые из оных, неопровергательны». Тот же Петров писал Ильину длинные письма о своих душевных переживаниях по поводу безнадежной любви к одной богатой московской княжне[209]. Письма эти Петров писал не потому, что отделен был от Ильина далеким расстоянием: оба они тогда (в 1775 году) жили в Москве; Петров одно из своих писем лично даже передал приятелю. Пером его двигало желание подробно описать тот «чувствительный удар», те «воздыхания» и «мучительные чувства», которые вселила в его душу княжна.

К 1780-м годам сентиментализм постепенно овладевает душою русского масона, занимая место рационализма. Иван Андреевич Петров — знакомый Карамзина и брат его близкого друга — Александра Андреевича Петрова[210]. В кругу Карамзина, Петровых и другого карамзинского приятеля А. М. Кутузова находила себе культ «религия чувства». Карамзин близко прошел в своем развитии около розенкрейцерского мистицизма. Оба друга его, А. А. Петров и А. М. Кутузов, подпали этому последнему настроению. Видный член новиковского кружка И. В. Лопухин до конца дней своих был почитателем одного из столпов сентиментализма — Руссо.

Другой центр «религии чувства» среди людей, близких масонству и мистицизму, был в Павловске в резиденциях великокняжеской четы. Роман Павла Петровича с фрейлиной Нелидовой, письма последней, первоначальное отношение к ней Марии Федоровны — все построено на основе сентиментализма. Восторженное почитание Руссо Мария Федоровна привезла с собой из Этюпа в 1776 году. В ее детской и девичьей жизни культ Руссо занимал первенствующее место.

Этот культ Руссо продолжался в близких масонству кругах как прочная традиция русского масонства и в XIX веке. В Румянцевском музее хранится один позднейший сборник выписок из уважаемых масонами сочинений: наряду с изречениями Эккартсгаузена, Лабзина, Лопухина, Павла Голенищева-Кутузова, он заключает в себе и мысли Руссо.

Переводы Руссо находили себе читателя в России уже в 1770-х годах. Друг И. А. Петрова — Ильин, например, в апреле 1776 года купил себе у книгопродавца Миллера «Господина Жанжак Руссо о науках и художествах рассуждение».

Число изданных русских переводов из Руссо было вообще довольно значительным. В 1770 году без означения места и времени издания напечатаны были «Размышления о величестве Божии, о Его промысле и человеке господина Ж. Ж. Руссо» (переведены Сем. Башиловым в 1769 и 1770 годах). Тогда же в Москве появились и переводы Павла Потемкина: 1) «Рассуждение Ж. Ж. Руссо на вопрос: какая добродетель есть самонужнейшая героям, и которые суть те герои, кто оной добродетели не имели?»; 2) «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми».

Другой выразитель сентиментального направления, Геллерт, также ценился в России 1770-х годов. В Москве напечатаны были в 1773 году его «Утешительные рассуждения против немощной и болезненной жизни» (перевод А. Шумлянского), а в 1775 и 1777 годах — его «Нравоучение» в двух частях. В Петербурге в 1775 году вышли его «Басни и сказки» (две части, в переводе М. Матинского).

В конце 1770-х и в 1780-х годах издательским центром для печатания произведений, носящих больший или меньший оттенок сентиментализма, явились новиковские предприятия (особенно Университетская типография в начале 1780-х годов).

Из творений Ж. Ж. Руссо было напечатано в 1781 году «О блаженстве» (перевод И. Л. «Члена Вольного Российского Собрания», то есть, конечно, И. В. Лопухина), а в следующем году (вторым изданием) «Рассуждение о начале и основании неравенства».