Георгий Вернадский - Русское масонство в царствование Екатерины II

• Название: Русское масонство в царствование Екатерины II
• Автор: Георгий Вернадский
• Издательство: «Ломоносовъ»
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91678-215-8

«Русское масонство в царствование Екатерины II» — первая крупная работа Георгия Вернадского. Она была написана как магистерская диссертация под научным руководством В. О. Ключевского, а затем, в 1917 году, незадолго до того, как революционное лихолетье вынудило автора покинуть родину, вышла из печати. Деятельность русских «вольных каменщиков» описывается в книге во всех подробностях — от возникновения масонских лож до их официального запрещения указом Екатерины II. Как и все труды Г. В. Вернадского, «Русское масонство…» отличает глубина проникновения в тему: большое внимание уделено западноевропейским мистикам, на чьих идеях выросли русские масоны, психологии русского общества второй половины XVIII века, взглядам на масонство Екатерины II, Павла I и первых вельмож государства. Георгий Вернадский (1888–1973) — крупнейший историк русского зарубежья, профессор Йельского университета, сын великого мыслителя Владимира Вернадского.

---

5) Сочинения участника «Полезного увеселения» В. Золотницкого[190]. Первым из них вышел сборник «Состояние человеческой жизни, заключенное в некоторых нравоучительных примечаниях, касающихся до натуральных человеческих склонностей» (СПб., т. Сухоп. шлях, кадет, корп., 1763); те же «нравоучительные примечания» использованы были автором в «Сокращении естественного права» (СПб., 1764), три первые главы которого были посвящены «должностям человеческим к Богу», «должностям к самому себе» и «должностям к ближнему». В 1776 году в Петербурге вышла посвященная П. И. Панину книга В. Золотиицкого «Общество разновидных лиц, или Рассуждение о действиях и нравах человеческих», где общие положения разумной морали доказывались рядом примеров. Все эти труды Золотницкого заключены были его «Рассуждением о бессмертии человеческой души, которое утверждается особливо чрез доказательство Божьего бытия, открывающегося нам из многочисленных созданий» (СПб., 1768); вместе с последним на стр. 23–40 этого издания напечатано его же сочинение «О исполнении своего назначения, или О последовании Богу».

Масонство и вольтерьянство

Мировоззрение русских масонов 1770-х годов вполне может быть названо «философским» — в смысле философии XVIII века. Постичь «законы разума» и на основании этих законов построить жизнь своего духа и тела — такова цель, стремление к которой проповедовалось в масонских организациях.

«Все, что разум человеческий благого постигнуть может, подлежит твоей деятельности», — говорилось в шведском Уставе 1777 года.

«Люди одарены разумом, — ответствовал согласно ритуалу новопринимаемый мастер Елагиной ложи, — который поучает, что делать и как поступать нам; а потому и имеем общий естества закон».

«Не найдешь ты здесь ничего, что бы разум твой поразило, — говорит мастер ложи принятому ученику, — не найдешь ничего, кроме простоты естественной, кроме любви, союзом братским утвержденной».

В таком понимании смысла человеческой деятельности русское масонство 1770-х годов совпадало с «вольтерьянством».

Взаимные отношения масонства и вольтерьянства до сих пор недостаточно ясно оценены. В определении того и другого расходятся терминологии — старинная обиходная и современная научная. Обиходный язык второй половины XVIII — начала XIX веков смешивал оба явления в одно: «вольтерьянец» и «фармазон» были синонимами. Наука XIX века резко разделила эти понятия. Вольтерьянство стали рисовать совершенно противоположным масонству течением. Обе точки зрения по-своему правы, но обе и ошибочны, если ими ограничиться. Ни вольтерьянство, ни масонство в действительности не отвечали тому представлению о них, которое создавалось в разные времена и в применении к разным людям.

Масонство не было вовсе единым умственным течением. Новоанглийское масонство 1770-х годов и розенкрейцерство 1780-х не имеют между собою почти ничего общего. Одно насквозь проникнуто рационализмом; другое носит черты подлинной мистики.

Вольтерьянство также не все на одно лицо. Обычный тип «вольтерьянца», проступающий в русской изящной литературе XVIII века, далеко не покрывает собою всех действительных вольтерьянцев[191].

Вольтерьянство становилось иногда синонимом морального нигилизма и распущенности; но это было исключение, а не правило. Как правило, вольтерьянство пыталось создать, наоборот, новую мораль, и люди, искренне ей преданные, могли быть (и бывали в жизни) не хуже в нравственном отношении, чем не вольтерьянцы. Эта новая мораль опиралась не на авторитет религии, а на главенство разума, но от того она не превращалась в «развращение нравов», а продолжала оставаться моралью и силилась поставить преграды «развращению».

Верным показателем является литература, которую создавали и читали русские вольтерьянцы. В списке переводов сочинений Вольтера или приписывавшихся Вольтеру находим произведения, которые по своему нравственно-философскому характеру всецело могут быть отнесены к вышеназванным масонским проповедям естественной морали.

Таков, например, «Путь счастия человеческого» (СПб., 1772 год) — собрание 67 нравоучительных правил. Вот некоторые из них: «Воздавай своему создателю должное», «Уступай благопристойным образом, когда кто на тебя нападает», «Храни нерушимо данное тобой слово», «Будь услужлив, скромен, учтив и приветлив», «Будь покорен начальникам без раболепства», «Подай руку помощи бедному утесняемому», «Бегай как роскоши, так глупости», «Берегись лишнего пития и пищи», «Будь добрым гражданином», «Готовься всегда умереть, как надлежит христианину».

Другой стороной примыкали к моральной масонской литературе скептические повести Вольтера. Вольтерьянство в этом сливалось с целым потоком таких сочинений, которые рассматривали жизнь и ее блага с точки зрения ничтожества человеческого существования. Вольтеровы произведения, как «Микромегас» (перевод А. Р. Воронцова в «Ежемесячных сочинениях», 1756, т. III; перевод Сумарокова в «Трудолюбивой пчеле», 1759) и «Кандид» (переводе. Башилова[192], СПб., 1769; второе издание — СПб., 1779), подходили по своему существу к тому же направлению русской мысли, которому служили переводы Монтеня или Фонтенеля из новых писателей, Лукиана — из древних.

Лукиан переводился в нескольких доекатерининских журналах: «Ежемесячных сочинениях», «Праздном времени», «Трудолюбивой пчеле», «Полезном увеселении». В 1773 году в Москве вышли «Разговоры между мертвыми, выбранные из Лукиана Самосатского». Несколько позже изданы были в двух частях «Разговоры Лукиана Самосатского, переложенные с греческого языка священником Ив. Сидоровским и коллежским регистратором Матвеем Пахомовым». «Разговоры о множестве миров г. Фонтенеля» переведены были еще в 1730 году кн. Антиохом Кантемиром[193]. «Разговоры по подобию Лукиановых» Фонтенеля помещались также в «Ежемесячных сочинениях» и «Праздном времени». «Михаила Монтаниевы опыты» в переводе Волчкова изданы были в Петербурге в 1762 году.

«Великолепие света вдруг в ничто обращается, — все в свете есть суета». Так выражает смысл скептического направления «разговор в царствии мертвых между Александром Великим и Геростратом».

Мотив этот излюблен был журналами 1760-х годов В 1761 году, например, писало «Полезное увеселение»:

Не постоянен свет, все в свете суета,
Проходит все как дым, сон краткий и мечта.
Нет в свет ничего, чтоб было непременно,
Нет постоянного на свете совершенно.

Скептицизм тесными узами сплетался с новой моралью разумной философии. Если телесная жизнь человеческая — тлен и суета, то не в ней надо искать руководящего начала: воспитание души, спокойствие духа — вот с какой стороны сияет свет истинной мудрости.

«Человек благополучие свое во внешних обстоятельствах никогда полагать не должен», — говорилось в «Ежемесячных сочинениях». Это «одно из главнейших преданий стоической философии, предлагаемое сею высокопарящею сектою о состоянии жизни человеческой».

Предания «стоической философии» и были «разумной моралью» русских вольтерьянцев. Учение древних стоиков усиленно привлекало к себе внимание образованных дворянских кругов. Книги, излагавшие это учение, далеко не всегда были прямыми переводами с античных подлинников, а подчас даже и вовсе не были переводами, лишь пересказывая — и очень отдаленно — оригинал; важно не это, а то, что они вообще появлялись в печати, притом в большом количестве, следовательно, на них был спрос.

В 1754 году вышли «Епиктита Стоического философа Евхидрион и Апофегмы» в переводе с греческого Григория Полетики[194]. Тогда же в «Ежемесячных сочинениях» печатаны были переведенные Щербатовым «Нравоучительные рассуждения, выбранные из Эпиктета, Симплиция и Арриана». В 1765 году был издан «Дух Сенеки, или Изрядные нравоучительные рассуждения сего великого философа» в переводе В. Золотницкого. «Нравоучения Сенекины»[195] печатались еще прежде в журналах. Доступ к русскому обществу получил и Цицерон. В 1752 году изданы его «Мнения из разных сочинений, собранные для наставления юношества аббатом Оливетом» (перев. Ив. Шишкина)[196]. В самом конце елизаветинского царствования вышли в переводе Б. Волкова «О должностях три книги». При Екатерине появились «Двенадцать отборных речей» в переводе К. Кондратовича[197], «Размышления о совершенном добре и крайнем зле» в переводе Ив. Посникова и «О утешении». Марку Аврелию менее посчастливилось на переводы: русские читатели получили взамен лишь переложения его мыслей. В «Добром намерении» напечатаны были «Речь Пануция Секретаря к Императору Марку Аврелию при его кончине» и «Речь Марка Аврелия Императора Римского, говоренная им самим при его кончине, к сыну своему и наследнику престола Коммоду» — обе в переводе с латинского А. Вершницкого. В библиотеке кн. М. М. Щербатова была книга «Житие и дела Марка Аврелия» (СПб., 1740). В 1773–1774 годах трудами Общества, старающегося о напечатании иностранных книг (в котором принимал близкое участие Новиков), изданы «Золотые часы государей, по образу жития Марка Аврелия».