Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

— Исчезнете, а надо хоть что-то успеть, — заявил неожиданно безжалостно. И Витька, сначала передёрнувшись, кивнул и стал жить, как летел на коньках по гладкому льду. И получалось. Через пару дней внутреннее состояние слилось с хлопотами, и он почувствовал, что сам управляет движением, несмотря на то, что каждое следующее действие будто сваливалось сверху на голову, главное было — поверить и поймать, а потом уже понять, что же это прилетело.

Несколько дней по многу часов, меняя свет и задники, он крутил девочек, то так то эдак поворачивая узкие руки, напряжённые плечи, выгнутые спины, сплошь покрытые нарисованными татуировками. Первый этап ощутимо заканчивался, но не было чего-то главного. Тоскливо сосало под ложечкой, когда ехал обратно, глядя в чёрные зеркала вагонных окон.

Однажды Альехо привёл в студию щуплого маленького человека со старомодными бакенбардами, сходящимися к узкому подбородку.

— Посмотри, что у Саныча есть, — кивнул на большие полотняные свёртки, похожие на запакованные туристические палатки, — он у Аглаи твоей в театре трудился, в костюмерной, а потом ушёл на вольные хлеба. Теперь сидит без денег и почти не ест, да, Саныч? Но зато делает, что всегда хотел.

Саныч одёрнул полосатую костюмную жилетку, надетую поверх свитера, и, глянув на Витьку, стал разворачивать сверток. Полезли оттуда, толкаясь и гремя, какие-то алюминиевые и стальные прутья и колышки.

— Поставить где? — спросил хриповатым голосом тайком пьющего человека. И Витька сморщился, представив себе, как на фоне аляповатого пейзажа на заднике из палатки вылезают, гремя каблуками по паркету, обольстительницы с плохо намазанным бронзовым загаром.

— Туда иди, к стене, там виднее будет, — Альехо подхватил упавшие стержни и повел умельца через просторный зал.

— Вот… так вот можно, — сказал Саныч, склоняясь над ворохом белого полотна, и вдруг, щелкая, стал под его руками складываться странной формы каркас, растягивая ткань. Витька смотрел на сложную фигуру, напоминающую то ли геометрический цветок, то ли большую колыбель для инопланетянина. Саныч одной рукой подхватил и повернул, чтобы свет из окна падал по-другому. По белым плоскостям и растянутым складкам легли полосы света, начертив что-то совсем другое.

— И так вот, — Саныч перевернул изделие вверх дном, заставив блестящие прутья растопыриться лапками странного насекомого.

— Ага… — Витька подошёл. Протянул руки и ощупал, проводя вдоль граней, — вот, значит… И так ведь можно? А человека выдержит?

— Говори! — обиделся Саныч. — Тебя и меня выдержит вместе. А ещё свет свой можешь менять. По-всякому.

— И много у тебя этих штук?

Саныч, приосанившись, потёр узкие ладошки:

— Да всю вашу конюшню заставить можно. И там они разных цветов у меня. И всякой формы, понял?

— Тащи! Тащите, Саныч! Посмотрим, как оно!

После суеты и хлопот, к которым подключили всю команду, под вскрики девчонок над прищемленными пальцами и короткие веские команды Саныча с разгоревшимся лицом промеж встрёпанных бакенбард, зал стал похож на внутренность огромного кристалла, на грани которого мягко ложился свет с разных сторон. Разрисованные девочки ходили между натянутых плоскостей, падали навзничь в упругие ложа, смеясь, сваливались на пол и высовывали отовсюду головы и руки.

— Белые, — сказал Витька, направляя свет на узкую щель между длинных ребер, — и ещё эти, светло-зелёные. И яркие нужны.

И повернулся к гордому умельцу:

— Саныч… Спасибо вам. Просто очень большое спасибо!

— Да чего там. Я рад, рад…

Но Витька, наскоро улыбнувшись, уже не слушал.

Теперь по вечерам он молчал, напряжённо думая, не обращая внимания на то, что ест, и забывал ответить Аглае. Она плакала, закрывшись в ванной, и потом, дождавшись, когда вода стечёт, чтоб ледяная, выходила с улыбкой на покрасневшем от холода умытом лице. А утром убегал, не дождавшись, когда она позавтракает.

В студии снимал и снимал, меняя свет, торопился, ужасаясь тому, что не успеет сказать, сделать то окончательное, глядя на которое станет понятно: а по-другому и нельзя было сделать.

Через несколько дней напросился с Альехо на кастинг, привёл на съемки нескольких парней разного роста и сложения: от могучего Семёна с детской улыбкой до маленького, тонкого, как хлыст, Павлика с ехидно сложенными узкими губами на порочном лице. По вечерам, отпустив моделей, сидел в лаборантской. Отсматривая материал, прислушивался, как хмыкает Альехо над своей копией его работы.

Через неделю вечером, не выдержав, в студию приехала Аглая. Поднимаясь по лестнице, репетировала холодные слова, чтоб и не ругаться, но пусть поймёт: ей вовсе плохо. Ведя рукой по неровным перилам, с горечью вспомнила, было время — прибегала к Альехо, не чинясь и не ломая голову, будут ли ей тут рады. Разве думала, что когда станет тут работать её Витька, то и забежать просто так она себе уже не позволит, а напроситься — гордость не даст. Но сегодня…

Открывая высокие, обитые алюминиевыми листами двери, слышала резкий Витькин голос, ответы девчонок и мужские реплики. И, приготовив бесстрастное выражение лица, вошла.

Упала глазами в полумрак и прислонилась к двери. Плоскости и грани, выступая из темноты, собранной по углам, громоздились, будто плывя перед лицом. Среди них на пустом пятачке Витька с фотокамерой, а перед ним изломанное в такт плоскостям смуглое тело, расписанное перевитыми змеями, оживающими под направленным светом. И мужская фигура над ним.

…

— Так повелось от Великого Ахашша…

— Ахашша…

— Жизнь важнее смерти, всегда…

— Всегда…

…

Шелестящие слова опускались с невидимого потолка паутинами, перемешиваясь с рассеянными бликами. И менялось запрокинутое лицо девушки, отмеченное тёмными провалами глаз и полуоткрытого рта.

Аглая вцепилась потной рукой в дверную ручку, та повернулась, взвизгнув.

— Кто там ещё? — Витька поднял от видоискателя голову и, выругавшись, быстро пошёл к ней, отшвырнув ногой лежащую на полу сумку.

— Аглая? Надя, ты? Что ты тут делаешь? Не позвонила. Да что с тобой?

Взял её за плечи, поворачивая к свету.

— Мне что-то… плохо мне, Вить. Ты прости…

— На сегодня закончили, — крикнул он, и в зале вспыхнул свет. Девочки, толпясь и любопытно оглядываясь на них, побежали в гримерку, шлёпая по паркету босыми ногами.

Зал опустел и затих. Аглая стояла, держась за Витькины плечи, и не открывала глаз.

— Ну? Что ты? Сердце? Пойдём в подсобку, да? Альехо чаю тебе…

— Свет…

— Что?

— Выключи. Сделай, как было.

— А ты?

— Ничего… — она улыбнулась напряженной улыбкой, — я постою тут.

И только услышав, как щелкнул выключатель, открыла глаза и посмотрела снова.

— Может, присядешь? — Витька махнул рукой в сторону растянутых полотен. — Они удобные.

— На них? Нет!

— Ну, ну что ты?

Внизу в комнате охраны блеял телевизор, из гримёрки слышался приглушённый стенами смех. Плакал автомобиль во дворе. Но тут, в зале, было тихо, и снова пришёл шелест мерных слов ахашша…

— Ты слышишь? Витя?

— Что? — он тоже понизил голос.

— Нет, ничего.

Она смотрела на месиво лепестков и ярких граней, на смутно поблёскивающие в полумраке стальные штыри, торчащие из-под нежных просветов. Неужели он не видит, что сделал?

— Ты это сам придумал? — она повела рукой. — Это вот все?

— Д-да… Нет, подожди…

И он оглянулся, рассматривая внимательнее.

— Надя… я видел это. Не совсем так, но именно это! Помнишь, я рассказывал про то, как спортзал превратился в такой страшный сад, и там в нём — девушки, девочки… Там были большие цветы и лианы. Нет, женщины были, как цветы вначале, а потом… Чёрт, я и забыл!

— Там было страшно?

— Там был — ужас. Я такого никогда раньше…

— Но сейчас ты его сделал! Сам! Зачем?

— Потому что, не ведая темноты, не сотворишь света, — голос Альехо раздался из дальнего угла, и оба вздрогнули, — он всё сделал верно. Идите сюда, посмотрите.

Придерживая Аглаю, Витька повел её на широкую полосу света. Входя в лабораторию, она оглянулась на созданный любимым страшный сад и увидела огромные колыбели цветов, в каждом из которых прятались стальные жала.

— Вот чай, — большая голова Альехо заслонила настольную лампу, и Аглая с облегчением увидела, что дверь в сад Витька плотно закрыл.

— А вот снимки, — он повернул к ним экран лаптопа. Сменяя друг друга, мерцали картины. Часть лица, полуприкрытого гранями света. Плечо, схваченное мужской рукой, изгиб бедра и поверх него — какие-то полосы и завитки. Взгляд… Ничего вроде бы из ряда вон, но глянешь — и сердце щемит от ужаса и безнадёжности.

Поставив кружку, Аглая закрыла глаза.