Павел Буркин - Последний Храм

• Название: Последний Храм
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Фэнтези

Когда все, во что верили твои предки, ради чего шли на смерть и муки, стало прахом, остается Память. Память о вере предков, пролитой крови, любви и ненависти, о преданности и предательстве. Она — все, что от них осталось. Но и ее безжалостно топчут победители, уничтожая последних помнящих. Так зачем противиться неизбежному, теряя счет могилам близких, каждодневно рискуя жизнью и все равно постепенно забывая? Не лучше ли сдаться и «принять реалии»? Но даже крохи сохраненного Знания однажды станут последней надеждой Мира. Нельзя предать тех, кто умирал за Память и доверил ее тебе. А еще где-то далеко, на затерянных во льду островах, сокрытый магией от глаз недостойных, стоит Последний Храм. Дойди до него сквозь кровь и пламя. Если не отступишься.

Продолжение «Когда камни кричат».

---

— Стойте, сыны веры! — раздался громкий голос.

И монашек, и прихожане, даже самые пьяные и разъяренные, повернулись ко входу. Так и есть — прямо по мозаичному полу в зал въезжал рослый конник с обнаженным мечом в руке. Алый плащ, вороненая кольчуга и каска, черная щеточка жестких усов на волевом, аристократически-правильном лице — красавец, да и только. Если б не затаенное презрение и холодная брезгливость в глазах. Наверное, все эти «воины веры» казались ему нечистоплотными, не очень-то полезными и уж точно не умными зверьками-трупоедами, которых пустили полакомиться тушей. Вместо того, чтобы размолоть тут все в пыль, они выковыривают золото и бриллианты и пихают по карманам.

Пройдут века — но до сих пор это лицо смотрит на горожан с монет, икон, статуй, барельефов. Для одних — святой Меллас, коварно убитый недобитками-язычниками. Для других — кровавый ублюдок, предатель и трусливый убийца, которого Богиня покарала, послав быструю и страшную смерть в магическом катаклизме.

Им даже невдомек, что Сила демоницы жива, пока целы эти предметы. Она еще придет в дом каждого мародера страшной бедой, дорогу которой откроет жадность и глупость. Так могильные воришки, которым застит глаза жадность, тревожат кости на чумном кладбище…

А вот с идолом точно надо что-то делать. Его несокрушимость может навести неофитов на ненужные мысли. Пусть-ка ее протащат волоком по всему городу, чтобы все увидели, как к ней прилипают нечистоты, конский помет, пыль и мусор, как пьянь мочится на Ту, перед чьим Храмом еще вчера не смела показываться. А потом утопить. В городской канализации.

Изваяние оплели веревками за ноги, впрягли в импровизированные салазки пять лошадей — и поволокли, стараясь, чтобы статуя не слетела в пропасть на узких серпантинах Храмовой горы. Кто кидал в нее навозом, кто плевал, кто мочился — Дело Веры было в полном разгаре. Все получилось так, как и рассчитывал Меллас, никто в огромном городе не выказал и тени сочувствия.

…сожги то, чему поклонялся.

Ее и правда успели довезти до площади. Кто-то даже успел продемонстрировать рвение неофита. Больше они не успели ничего. Гердис видела, как на месте, где еще недавно стояла Храмовая гора, вспухло огненное облако, светившее ничуть не хуже солнца — только, в отличие от солнца, начисто выжигавшее зрение осмелившимся на него посмотреть. Огненными кометами из него разлетались огромные глыбы породы, раскаленные добела, дробящиеся прямо в воздухе. Они падали в городе и далеко за городом, поджигая все, чего касались. Но это было только начало.

Потом пришел чудовищный ветер. Это было как при взрыве пороха, когда волна раскаленного воздуха сметает все на своем пути — но столько пороха не было на всем Мирфэйне, как нет до сих пор. Испепеляющий жар нес этот ветер и, видела Гердис, не только деревянные дома вспыхивали, как свечки. Складывались карточными домиками солидные каменные особняки, семиэтажные «муравейники» для бедного люда, храмы и тюрьмы. Вывороченные внутренности, балки перекрытий и стропил, выброшенные из домов чудовищным ветром трупы тут же охватывало пламя. Миг спустя весь город полыхал, как подожженный стог сена.

Правда, Старый город горел недолго. Его накрыла волна соленого кипятка, играючи смахнувшая мол, будто сахарную, рассыпавшая часовню Лаэя в темесском квартале и тюрьму. Северная стена Старого города, хоть и не выдержала ее удара, но спасла от воды город Новый. Правда, только для того, чтобы отдать его во власть огня.

На удивление, пламя бушевало неделю. Опало, лишь когда в огромном городе стало нечему (и некому) гореть. На многие мили тянулись пепелища, выгоревшие изнутри, потрескавшиеся от жара каменные коробки и просто груды развалин, даже обугленные трупы попадались лишь на окраинах. В Старом городе не осталось и того — просто зловонное болото, заполненное обломками, тиной пополам с огорелыми трупами людей и рыб — и раскрошенным в щебень камнем. Тем немногим, кто пересидел кошмар на окраинах, или жил в пригородных поселках, предстояло узнать, на что способна взбесившаяся магия и порожденные ей монстры.

Во всем городе остался долько один деревянный предмет: как снегом, занесенная пеплом, закрытая развалинами Богиня из черного дерева.

Жизнь начала возвращаться в город лишь пару лет спустя — когда церковники смогли подавить расшалившуюся магию. Из окрестных сел были согнаны на пепелище новые жители, многие десятки тысяч приехали из перенаселенной Монастырской земли. Тех немногих, кому повезло пережить Катастрофу на развалинах, тоже заставили разгребать завалы. Собственно, именно они и нашли рядом с фундаментом разрушенного до основания храма идол из странного черного дерева. Весь город сгорел, пепел до самой зимы носился по улицам черной поземкой, у любого препятствия наметало целые «сугробы». А статуя неведомой тельгаттейцам женщины была целехонька.

На место находки приехал новый Примас. Он уже знал, на что наткнулись разгребатели руин и строители нового, воцерковленного Медара. Предстояло принять неприятное решение, которое могло выйти боком в Тельгаттее, когда придется отчитываться перед Святым Престолом.

Проще всего погрузить на баржу, отвести подальше в море и утопить. Если не утонет — привязать к ней корабельный якорь. Но стоит ли так просто, в буквальном смысле, бросать концы в воду? Может, сначала изучить мерзкий идол, понять, как дерево сделали прочнее железа? Разумеется, не где-нибудь, а в освященным месте, из которого изгнана скверна. И сделать это так, чтобы никто не узнал про уцелевший идол…

Так и получилось, что ночью идол исчез. По всему городу было объявлено, что изваяние «развратной языческой демоницы» утоплено там, где до катастрофы была Храмовая гора. И лишь немногие посвященные знали, что на самом деле она нашла приют в уцелевших подвалах языческого храма, над которыми уже росли стены будущего кафедрального собора.

Дальше Гердис видела только тьму. Но каким-то образом ей удалось понять, отчего ее не затопили или замуровали позже. Первое время у Примаса просто не дошли руки. Нужно было разгребать огромное пепелище, строить на его месте новые дома, расселять вновь прибывших, разрешать их тяжбы и проповедовать в соседних полисах. Потом его вызвали в только что обращенную Темесу. Но опытный лоцман умудрился налететь на риф в водах, которые знал вдоль и поперек. Ненастной ночью судно утонуло — и по странной случайности не спасся никто. А самое странное совпадение заключалось в том, что на судне ехали все, кто имел отношение к тайне. Шли века. И никто уже не помнил, что лежит в катакомбах под собором.

…Возвращение в свое тело было таким стремительным, что Гердис чуть не упала. А еще боль. Адская, обжигающая куда хуже хлыста боль, полоснувшая по сердцу. Во рту Гердис ощутила соленый привкус крови. Ее подхватили на руки, лили в рот воду, кто-то хлопал ее по щекам, но она не чувствовала ничего. Мир померк, словно сгорел в одной ослепляющей вспышке.

Первое настоящее препятствие они встретили не сразу — на улице Могильщиков, считай, две трети пути. Баррикада из набитых камнями корзин, мешков с песком, мебели, перевернутых телег, из-за которой выглядывали дула нескольких фальконетов, парочки картаун и стволы мушкетов. Хватало, впрочем, и пик: как и полагается по уставам, мушкетеров прикрывало равное число пикинеров. Сагони почесал коротко стриженную седеющую голову: похоже, на суше тоже придется повоевать. А на суше — совсем не то, что на море, тут он чужой, тут не то что Лендгрейв, даже стража верфей на голову лучше него.

Повстанцы, которых через час было уже не меньше нескольких тысяч, шли по нескольким припортовым улочкам. Каждый миг к ним примыкали все новые и новые люди, уставшие от Клеоменовой власти. Если по дороге попадались винные магазины, в которых еще не побывали мародеры, прямо в запрудившей улицу толпе начинался пир на весь мир. Кто-то сворачивал — сводить счеты с соседями, ростовщиками, которым неоплатно задолжали в неурожай, но большая часть держала курс прямо на холмы, где встали усадьбы городской знати. О том, что начнется, если стража предпочтет не погибать, а сбежать, прихватив у нанимателей самое ценное — Сагони предпочитал не думать. Да, в море война честнее: там тебе ни мародеров, ни ничего не понимающих сухопутчиков. Там купцы — и те знают, с какой стороны за мушкет браться. Все по-честному.

— Положат тут всех, — оглядывая баррикаду, буркнул Халкос. Лейтенант уже успел расстрелять караульный запас пуль, и теперь искал подходящие. Обидно: порох еще был, а подходящих новенькому ружью пуль не попадалось. Мушкеты попадались у убитых стражников, но тяжеленную неуклюжую дуру брать не хотелось. Обходился подобранным пистолем, благо, на улицах его дальнобойности хватало. — Передних картечь в мясо разнесет, а мушкетеры перестреляют, кто останется. Пикинеры — так, для перестраховки. Обойти бы…