Юзеф Крашевский - Дневник Серафины

• Название: Дневник Серафины
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1987

Действие романа происходит в Галиции, той части древней Речи Посполитой, которая оказалась в границах Австрии. Обращаясь к традиционным моральным ценностям, в которых автор видит барьер на пути зла, веря в человека, в нем самом он ищет силы, способные исправлять несправедливый мир. Роман написан в форме дневника главного героя. Основная мысль — счастье человека зависит от него самого — его порядочности и трудолюбия, создания семьи не по расчету, а по любви. Серафина нарушает эти заповеди, что оборачивается насилием над естественностью человеческих отношений. Серафина не только душевно страдает от этого, ей за это мстит и карает сама жизнь. Эти неизменные кары судьбы, преследующие героиню как рок — предупреждение писателя, отражение его веры в необходимость человечности для человеческих отношений.

---

Из какого она дерева, не знаю, но работа искуснейшая: золоченая оковка, эмали цветные, камни разных оттенков… В замке маленький, точно игрушечный, ключик. А внутри на бархатной подкладке — ослепительно сверкающие драгоценности. Меня даже в жар бросило от такого великолепия.

— Вот видите, панна Серафина, — сказала Пильская, — не так уж, оказывается, плох ваш жених. И, должно быть, влюблен в вас по уши, коли не поскупился на такой роскошный подарок, чтобы доставить вам удовольствие. Ведь шкатулка, — он сам говорил, — пятьдесят тысяч гульденов стоит!

— Ну, насчет того, что почем, у него память прекрасная, — насмешливо сказала я.

— Все это пустяки! Некрасив, смешон, зато сердце доброе. И от вас без ума!

Драгоценности на краткий миг отвлекли меня от горьких мыслей. Пришла мама полюбоваться ими. Она брала их в руки, вздыхая, прикладывала ко мне, радуясь моему минутному оживлению.

Венчание, свадьба, отъезд в будущем месяце и… прощай вольное девичье житье! Начнется совместное существование с загадочным субъектом, которого я знаю отнюдь не с лучшей стороны.

Часы, проведенные наедине с ним после похищения, приятных воспоминаний не оставили. Что-то ждет меня впереди?..

День этот полон был для меня неожиданностей.

Приехал барон и привез с собой агронома. При мысли, что он, с его проницательным умом, увидит моего жениха, я чуть сквозь землю не провалилась. Хотела сказаться больной и не выходить к гостям, но мама не разрешила.

Когда я вошла в гостиную, они разговаривали между собой, верней, Оскар бормотал что-то бессвязное, придвинувшись к нему вплотную и держа его за пуговицу.

Едва завидев меня, мой дурачок забыл про Опалинского и кинулся со всех ног ко мне.

— Ну что? Понравилось? — громко воскликнул он.

Я уже готова была наговорить ему дерзостей, но тут подоспела мама с изъявлениями благодарности и описанием моего восторга. За сим последовал подробный рассказ о ювелире — поставщике двора его императорского величества, у которого были приобретены драгоценности, о том, какую он заломил цену и сколько удалось у него выторговать, и все в таком же духе. Я чуть не сгорела со стыда. Агроном сидел, усмехаясь и слегка барабаня пальцами по столу. С какой радостью исколотила бы я их обоих! Меня душили слезы.

Но на этом мои мучения не кончились: вдруг в прихожей послышался знакомый голос. Дядюшка! Только его еще не хватало! Мама смешалась, я так и обмерла.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел дядюшка, одетый, как всегда, под стать эконому или приказчику, но с лицом, против обыкновения, хмурым и даже разгневанным. Он бросил на меня сердитый взгляд, сделал общий поклон и сел.

Маме ничего другого не оставалось, как сделать хорошую мину при плохой игре и представить дядюшке советника и моего жениха. Воцарилось неловкое молчание.

— Я рад, — заговорил наконец дядюшка, — что по чистой случайности узнал о таком важном событии в жизни моей племянницы, в которой я принимаю живейшее участие. Вы не соблаговолили даже меня известить…

— Пан Оскар как раз собирался…

— Теперь может не утруждать себя, — пробурчал дядюшка. — Коли без меня порешили это дело, я знать ничего не желаю.

Положение было щекотливое. Тайный советник подкатился было к нему, но дядюшка не пожелал с ним разговаривать. Раз-другой посмотрел он на Оскара. Барон попытался вступить с ним в беседу, но не тут-то было.

Вскорости он встал и, заложив руки в карманы, направился к окну. Затем, подозвав меня, увлек в другую комнату, закрыл дверь и по-наполеоновски скрестил на груди руки.

— На что это похоже? — сказал он. — Я спрашиваю, на что это похоже? Такой камень на шею себе повесить!

— Дядюшка, право, я не виновата…

— Знаю, все твоя матушка подстроила, но могла бы ко мне за помощью обратиться. Богатство вскружило вам голову! Разбогатеть такой ценой! Ведь на него, на урода, смотреть страшно.

Он ходил по комнате из угла в угол.

— Дядюшка, пожалуйста, не сердитесь на меня!

— Да разве я сержусь! — воскликнул он. — Я огорчен, мне жаль тебя. Ну что ж, раз вы пренебрегаете мной, я тоже постараюсь забыть вас и перестану знаться с вами!

Тогда мне пришло в голову: может, злосчастное похищение оправдает меня в его глазах. И я, ничего не утаив, во всем призналась ему. Слушая меня, он то бледнел, то краснел, сжимал кулаки, бормотал угрозы, а когда я кончила, не говоря ни слова, выбежал вон из комнаты. И послав в гостиную слугу за шляпой, сел в бричку и уехал.

Советник несколько раз осведомился о нем, но потом они почли за лучшее сделать вид, будто его вовсе тут не было, и больше о нем не поминали. Только Оскар шепнул мне на ухо:

— Что, дядюшка дал деру?

Сказал и, по своему обыкновению, засмеялся.

Когда я слышу его смех, меня охватывает невыразимый ужас; кажется, будто он вырвался из сумасшедшего дома. Он смеется, а мне плакать хочется.

26 июля

Когда они наконец уехали, я вздохнула свободно. До свадьбы остались считанные дни, хотелось бы растянуть их подольше, поделить на маленькие частички, как это делают с провиантом потерпевшие кораблекрушение моряки.

Я затворилась у себя в комнате и, впав в забытье, не заметила, что плачу. Мама, наверно, догадалась, в каком я состоянии, и пришла ко мне.

— Дорогая Серафина, — сказала она, — я надеялась, ты выкажешь больше благоразумия и присутствия духа, когда дело коснется твоего будущего, но надежды мои не оправдались. Конечно, со временем это пройдет, но зачем себя терзать понапрасну? Надо превозмочь себя и гнать прочь мрачные мысли! Мне кажется, — прибавила она, — на тебя плохо подействовала безобразная inqualifiable[56] выходка твоего дядюшки. Но что с него взять? Он всегда был чудаком. Одному богу известно, сколько я от него натерпелась в жизни…

Долго говорила она в таком духе, потом взяла меня за руку и чуть не насильно увлекла в гостиную.

— Пойдем, пойдем! — сказала она. — Там барон приехал с агрономом. Тебя немного развлечет беседа с паном Опалинским.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я последовала ее совету. И долго сидела в гостиной молча, злясь сама на себя. Опалинский, словно сжалившись, подсел ко мне и завел разговор о совершенно посторонних вещах, но незаметно придал ему какое-то странное направление. Заговорил о людях, как он выразился, эксцентричных и о влиянии на них окружения. Он упомянул об этом к слову и как бы между прочим, но мне почему-то сдается, он имел в виду Оскара, которого из деликатности назвал не идиотом, а эксцентричным, и меня, чье влияние…

Я поняла: движимый самыми хорошими побуждениями, он хотел утешить меня, и была ему за это признательна. Но его слова ввергли меня в еще большее отчаяние, и, когда мы вышли на веранду, где нас никто не слышал, я не сдержавшись, сказала:

— Если я вас верно поняла, вы сочувствуете мне и хотите утешить, не так ли?

Он смешался.

— Благодарю вас, но у меня на этот счет нет никаких иллюзий. Я буду с вами откровенна. Почему? Сама не знаю. То ли у меня сегодня настроение такое, то ли вы вызываете доверие. Так вот, видели вы моего будущего мужа? Он — миллионер, и этим все сказано. И миллионы его служат мне оправданием. С младенческих лет мне внушали: счастья без богатства не бывает. Для меня это стало аксиомой. Поэтому я сознательно сделала такой выбор. Забавно, не правда ли? Впрочем, что же тут удивительного? Дворцы, бриллианты, богатство — вот к чему я стремилась в жизни. Иных целей я не знаю. Что вы на это скажете?

Он смущенно молчал, словно собираясь с мыслями.

— Тем более мне вас жаль, — сказал он, — потому что редкая женщина, поступая, как вы, найдет в себе мужество в этом признаться. Я вам очень сочувствую, — прибавил он с поклоном.

— Благодарю за сочувствие, — отвечала я. — Но теперь мне не остается ничего другого, как бросить вызов судьбе. Отступать уже поздно.

— Не надо только отчаиваться, — спокойно сказал он. — На ваше откровенное признание, за которое я вам очень признателен, отвечу вам тем же. С неполноценным, ущербным человеком многого можно добиться терпением, упорством и умелым обхождением. Воспитанием пана Оскара, как видно, никто не занимался, к тому же и природа его обделила. Но, по-моему, вы сумеете оказать на него благотворное влияние.

— Каким образом?

— Наберитесь терпения, не жалейте сил и верьте в успех. Пан Оскар к вам очень привязан, вот и используйте его любовь, как орудие…

Я печально опустила голову и подумала: его уже выправляли костоправы, а теперь мне предстоит заняться тем же.

— Вы сегодня очень расстроены, — продолжал он. — А в вашем положении необходимы спокойствие и присутствие духа. Чтобы такой человек, как пан Оскар, был послушен вашей воле, надо научиться владеть собой.

Он с чувством пожал мне руку.

— Не смейтесь над тем, что я так разоткровенничалась. Я чувствую себя очень несчастной и нуждаюсь в поддержке. У меня голова идет кругом.