Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

- В какой-то мере он... дикарь. Но в отношении тюрок... у нас иное мнение.

Лицо Шульца напряглось. Он остался крайне недоволен темой. И повторил приказ вызвать Бай Мирзу.

- Повинуюсь. - Али Алескер поклонился. - Наш кабинет к вашим услугам, эксцеленц. А у нас нет желания присутствовать при беседе высших с низшими.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Преступление далеко не единственное

произведение искусства, выходящее из

мастерской преисподней.

Х а м д а л л а х М у с т а у ф и

Дай мюршиду-наставнику взятку, и он

разрешит есть мясо дохлой собаки.

Х а т а м Т а й

Ждать Бай Мирзу пришлось долго. Шульц недовольно скривил губы и посмотрел на адъютанта генерала. Тот вскочил и, поскрипывая подошвами новеньких, специально извлеченных из чемодана сапог, побежал к дверям.

- Хочу познакомить вас, господа, с штурмбаннфюрером Бай Мирзой. Отлично проявил себя после того, как сдался в плен. Прошел выучку в организации украинских националистов у полковника петлюровской армии Мельника, оказавшей немалые услуги рейху в оккупированных районах Украины, Белоруссии и Польши. Бай Мирза энергичен, освоил идеи нацизма, жесток в обращении с врагами рейха, предан фюреру. Показал себя в лагерях бескомпромиссным человеком - за отказ вступить в набираемые им батальоны имени завоевателя Тамерлана своих же соотечественников-мусульман... уничтожал. Часто действовал лично. Возглавив отряды по очистке местности в ряде стран от подозрительных и неустойчивых элементов населения, проявил неуклонную строгость. Как недостаток отмечается чрезмерная, я бы сказал, садистская жестокость. В Западной Европе это оставляет известный неприятный осадок.

- Здесь, в Азии, я думаю, - заметил генерал, - это, пожалуй, более уместно, нежели разные там либерализмы, демократизмы.

- Но и здесь надо удерживать петушка от излишних эксцессов. Особенно первое время, пока мы не утвердимся в Бухаре и Ташкенте... Что там? Это кто?

Господа офицеры вскочили с мест. Двери распахнулись с треском, и в комнату ввалился весь в лохмотьях, с грязной чалмой человек. Он кинулся перед Шульцем и генералом ниц и, подметая бородой дорогой персидский ковер, застонал, завопил, запричитал, совсем как дервиш:

- Избавители! Спасители! Велик аллах и пророк его Гейдар! Недоразумение! Остановите кровавую руку! Мы вас ждем. О радость! Дастарханы расстелены. Бараны заколоты. Котлы с семью ушками уже вымыты. Дрова в очаги положены. Спички в руках ошпазов. О правоверные, ликуйте! Час настал! Остановите руку!

- Кто вы такой? Что случилось?

- Остановите нож! Мы вас ждем, а нам глотку перерезают! Палача схватите!

- Ничего не понять. Скажите, чтобы он сел и успокоился. - Шульц не на шутку обеспокоился и тревожно озирался.

Но дервиш не желал садиться и продолжал, кланяясь и извиваясь на ковре, вопить:

- Я купец Ачил Хикматуллаев! Я из Каттакургана! Давно уехал из Советского Союза. Бежал. Но... Помогите! Остановите нож. О смелые, храбрые аллемани! Спасите! Остановите руки! Зачем он режет мусульман, наших каттакурганцев!

- Кто?

- Этот офицер-аллемани! Там, за оградой. Наших каттакурганцев! Слышите! О творец, слушайте!

И действительно, откуда-то издалека слышались странные неправдоподобные вопли, похожие на вой животных. И тут же ударили выстрелы.

И опять в мирном, тихом Баге Багу пролилась кровь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Под ее взглядом цветы превращаются

в пламя.

Х о с р о в Д е х л е в и

Когда дочь богов услышала повеление

Закона, она преисполнилась безмерным

восторгом и радостью.

А х у р а М а з д а

Все джемшидское кочевье переполошилось при известии о том, что великий сардар и его спутники вернулись в Баге Багу с полдороги. Пустынная, безлюдная степь от гор до гор зашевелилась.

Заметались вдоль долины Кешефруда всадники на взмыленных текинцах. Из чаппари в чаппари забегали посудачить звеневшие ожерельями босые девчонки-невесты. Только что они наряжались по-праздничному к приезду невиданных гостей, а тут такая горькая, обидная новость - гости, не доехав, вдруг повернули назад. Неслыханно! Невероятно!

С самой горы от мазара, через чангал, что густо разросся вдоль реки, с важностью, но в то же время как-то суетливо проследовал взволнованный, разнервничавшийся господин мюршид Абдул-ар-Раззак в сопровождении пророчицы, закутанной до самых глаз в черное искабэ, и целой толпы мюридов. Мюршид потрясал карабином, который трясся в его жирной немощной руке; мюршид разевал болезненно рот, все лицо его кривилось, но что он кричал, не разобрать было, потому что вся толпа вздымала руки и вопила на все голоса о мести и священной войне.

- Призовите благословение бога! - бормотали перепуганные старушки. Кругом война! И у нас война!

Когда мюршид Абдул-ар-Раззак брался за винтовку, в джемшидских кочевьях чуяли войну. Все бежали к мюршиду, чтобы найти ответ на тревожащие вопросы: "Почему почетные гости посмотрели на купающихся девчонок, поговорили с ними о пустяках и повернули вспять? Что это значит?"

С помощью услужливых рук мюршид сполз с коня и, тяжело топая, пронес свое топорное тело в шатер вождя. Чрезмерно большое, бледное, рябоватое лицо его ничего не выражало. Мюршид за последние годы отяжелел, обрюзг от вечного сидения на кошме, потерял живость от спеси и важности.

Но его боялись и уважали. Джемшидов одолевали тревоги. Отголоски мировых событий проникали в пустыню в искаженном, изуродованном виде. Мир сотрясали раскаты грома битв далеких, непонятных. Джемшиды пасли своих баранов, своих верблюдов, разъезжали на своих отличных конях по гостям и делились слухами: проклятые ингризы терпят поражения, персидское правительство совсем потеряло силу и даже боится посылать налоговых сборщиков в степи и горы. Аллеманский пророк Гейдар совсем уж одолел великого северного соседа Ирана и победоносно сражается под городом по имени Сталинград. Страна, наверно, потому кишит аллемани, что Гейдар вот-вот приедет сюда с машинами, танками. Тогда конец русским и спесивым британцам. Но вот будет ли лучше, если фашисты захватят Иран, кто знает? Говорят, что тогда всех мужчин-джемшидов заберут в поход на Индию, а в Индии много - целое море - золота, шелков и красивых девушек. Знатная добыча ждет в Индии храброго воина.

Вокруг шатра столпились сотни воинов, все слушали, открыв рты и прижавшись ухом к кожаной стенке чаппари - шахского шатра. Но голоса великого шейха никто не слышал.

Молчали и все племенные вожди, рассевшиеся в чаппари на красных кошмах и персидских, в цветах, коврах.

Говорила одна пророчица. Говорила тихо, властно.

Не открывая лица, прорицательница объявила:

- Предопределено! Объявляю поход. На коней! Мечи в руки! Так суждено!

И дальше она обрушила на ошеломленных вождей поток слов, то ли арабских, то ли еще каких-то. Она все повышала голос и монотонно твердила что-то непонятное. Наконец она остановилась, устремила глаза вдаль и воззвала:

- Он! Он вас поведет! Повинуйтесь ему!

Из-под искабэ выскользнула тонкая белая рука, и, прежде чем кто-либо пошевельнулся, она сорвала со стенки великолепный меч Джемшида, выхватила клинок из драгоценных ножен и, взмахнув над головой, вышла из шатра с гортанным воплем:

- За мной! В поход!

Никто из вождей не мешкал. Во главе с отцом Шагаретт, старым Джемшидом, все бросились наружу.

Шагаретт даже не обернулась. Она сурово смотрела перед собой, сжимая в руке рукоятку меча. Ее глаза видели жестокое, потемневшее от солнца и песка пустыни лицо, покрытое шрамами, но полное мужества, такое родное, близкое. "Почему ты не приехал? Я так ждала! Почему же?" Она ни разу не взглянула на скакавшего рядом мюршида Абдул-ар-Раззака. Тяжело, неуклюже обвис он всей распухшей своей тушей в седле. За пять лет он почти отвык ездить верхом, да еще так быстро. В последние годы в Иране развелось столько автомобилей... И мюршид тайком от племени джемшидов тоже купил себе великолепный "мерседес". Но держал он его не при священном мазаре, а в степном селении километрах в сорока от кочевья. Там жил его шофер механик из Дюссельдорфа. Там же построили гараж.

Увы, положение мусульманского святого обязывает. Пророк Мухаммед, да святится его имя, не ездил в автомобиле и ничего не завещал своим адептам на сей счет. Абдул-ар-Раззак берег машину и ездил на ней лишь в дальние поездки - в Мешхед, Тегеран, Кум, подальше от глаз своих покорных последователей. И никто ничего не знал про автомобиль, даже ясновидящая Шагаретт. По крайней мере, так думал мюршид. Собака крадется в тени стены, а думает, что это ее тень. Предписывающие покаяние меньше всего думают каяться сами. Давно уже прошли дни, когда мюршид Абдул-ар-Раззак просил милостыню на дорогах и своим идеалом считал нищету, ходил в рубище-хирке с сорока заплатками, жил в пещере, похожей на нору, и в золе костра пек свеклу и угощал ею дервишей-факиров.