Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Более непосредственный Шо Самыг завопил:

- Нашли! Мальчика нашли!

- Нашли след. В Меймене начальник уезда приказал арестовать мюршида, - сказал, отплевываясь от песка, Сахиб Джелял. - Мы едва вас нашли. Пойдемте в укрытие, а то я совсем объелся песком. Все легкие, желудок полны песку.

- Мальчик... жив?

- Мальчик жив и здоров! Пойдемте же! Да этот болтун мюршид просто баламутит народ. Не посмеет он тронуть и пальцем сына дочери вождя джемшидов, пусть, извините, мальчик рожден хоть от дьявола... Мюршид знает, как в Азии страшна месть воина... великих воинов. А тут и отец великий воин. И дед тоже великий воин! О, да тут у вас шатер, достойный царя Афросиаба! Тьфу, сколько песка!

Они забились в самодельную палатку. Сахиб Джелял ничуть не удивился, обнаружив в ней изнывавших от духоты и песка путешественников. Оказывается, он знал их.

Когда они выяснили отношения и принялись за пиво - Сахиб Джелял не стал вспоминать, что он правоверный и ему не полагается распивать "харом", - Мансуров спросил Шо Самыга:

- Моя жена? Что сказала Шагаретт?

- Госпожи нет в подворье. Госпожа ушла искать сына, нашего красавчика принца. Госпожа Шагаретт сказала уходя: "Возьми вот это золото. Найди сахиба Алешу и скажи - я ушла искать. Проклинаю тот день, когда я родила сына, но я ушла искать его!" А я поехал искать вас, сахиб. И нашел. Золото? Возьмите! Золото это мокро от слез!

Оттолкнув руку с кошельком, Мансуров выбрался из палатки. Он закрыл глаза и подставил лицо под горячие, остро колющие струи. Песчинки бились о веки, о щеки, впивались в губы...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Запятнала красоту добродетели шипом

измены.

И с х а к О б е й д

Хитростью можно и льва изловить, а

силой и мышь не поймаешь.

А р а б с к а я п о с л о в и ц а

Едва путники въехали в город, Мансуров повернул коня на улицу, ведущую к крепости.

- Да, остается нам направить стопы к его высокопревосходительству губернатору, - заметил Сахиб Джелял. - Попросим его вызвать в цитадель бухарцев. Поговорим с ними по-хорошему...

Алексей Иванович понимал состояние Шагаретт. Несчастная, она металась, она искала сына.

Что с ней? Где она? Одинокая, беспомощная. Что она могла сделать одна в этой беспокойной степи, полной мятежных, воинственных племен, погрязших в кровавых усобицах. Надо найти Шагаретт, помочь ей. Надо сделать все возможное и невозможное.

В сопровождении Сахиба Джеляла он отправился в цитадель.

Губернаторствовал тогда в благородном городе Мазар-и-Шерифе отличный военачальник, грубоватый, но прямодушный человек. Он приказал из-под земли вытащить некоего Турсунбаева, голову местной верхушки. Турсунбаеву, весьма внушительному купчине, он бросил лишь два слова и не пожелал ничего выслушать в ответ. А Алексею Ивановичу за чаем разъяснил:

- Завтра, почтеннейший сардар, будет точно известно, где ваш уважаемый сын. Осторожный правитель укрепляет страну, свернув шею врагу, обуздав злодеев, помогая другу. Советский Союз наш друг.

Он даже поднялся с места и поклонился, показывая, насколько искренны дружеские чувства его и его государства к Алексею Ивановичу и к его государству.

Дипломат исламского толка, он так и не назвал имени Шагаретт потому, что правоверному мусульманину не надлежит интересоваться женой собеседника. Губернатору надлежало лишь покачиваниями головы и вздохами выражать неодобрение поведению жены столь уважаемого уполномоченного столь великого государства, тем более что беседа происходила в присутствии столь высокого лица, как Сахиб Джелял, и униженно склонившихся бухарцев в парчовых халатах, при бархатных, в золоте поясах и белых чалмах. В торжественной обстановке и на народе приходилось говорить хотя и резко, но обиняками. И Алексей Иванович очень боялся, что все эти дипломатические туманности только запутают дело.

Но туманности этикета и придворная дипломатия не помешали господину губернатору уже на следующее утро, до восхода солнца, разбудить Алексея Ивановича.

- Получены новости из города Меймене, - сообщил Мансурову и Сахибу Джелялу губернатор, прибыв на рассвете в советское подворье в сопровождении многочисленной свиты заспанных мирз, стражников и еще каких-то чалмоносцев, явно бухарского происхождения. - Нестерпима глупость некоторых, мнящих себя мудрецами, - прикрывая ладонью кривившийся от зевоты рот, изрекал господин властелин провинции. - Мы узнали, есть такой мюршид Турбети Шейх Джам, проживающий среди благородных джемшидов Бадхыза, что к северу от великого города Герата. Сын ваш и наследник у того мюршида. Уже отправлен в Меймене наш арзачи - курьер с приказом вернуть вам, господин сардар, вашего достоуважаемого сына в Мазар-и-Шериф. Мюршиду приказано заткнуть свой грязный рот и перестать изрыгать хулу. Этот непотребный святой, оказывается, болтал: "Разврат бодрствует, а целомудрие умерло. Эта гнусная женщина, забыв о своем благородном отце, знаменитом вожде, и откинув покрывало целомудрия, презрела благочестие и пустилась по большой дороге разврата". Глубокоуважаемый господин, это сказал мюршид, а я лишь повторяю, дабы вы знали о злонамеренном языке того мюршида.

- Слова чем длиннее, тем дешевле, - проговорил мрачно Сахиб Джелял.

- Мальчик жив? - с тревогой спросил Мансуров.

- Да как бы посмели тронуть сына друга государства хоть пальцем. У мюршида и вот этих, - губернатор строго посмотрел на бухарских чалмоносцев, - от страха суставы готовы были рассыпаться, души норовили птицами вылететь из тел. И мюршид Абдул-ар-Раззак объявил: "Мальчика я отпускаю". Если вы, мой высокий друг, найдете нужным соблаговолить, то извольте направить свои стопы в уездный город Меймене для счастливой встречи с вашим любезным сыном.

Алексей Иванович не стал тратить время на всякие церемонии. Он бросился во двор, оглашая утренний сумрак возгласом:

- По коням!

Час спустя Мансуров и Сахиб Джелял, сопровождаемые усатым момандом Бетабом и белуджем Мехси Катраном, рысью ехали по лабиринтам улочек и перекрестков к мейменинским воротам.

Губернатор поглядел вслед ползшему над плоскими крышами облаку желтой пыли и провозгласил:

- Мы - верующие в истинного бога и пророка его. Джемшидский мюршид Абдул-ар-Раззак тоже мусульманин, преданность которого вере истинной известна. Но сам пророк Мухаммед, да благословенно имя его, соизволил изречь: "Справедливость без веры полезнее для сохранения порядка вещей, нежели тиранство и глупость шейхов, покровителей веры". Итак, почтенные, вы сами слышали и видели господина Сахиба Джеляла и потому не смейте причинять вред тому мальчику, пусть он будет сыном трижды кяфира неверующего, если кяфир - друг государства. Вы здесь живете из милости падишаха, пользуетесь благами из наших рук, господа бухарцы, а потому извольте открыть уши внимания и склонить головы повиновения. Идите.

Весьма довольный собой и своими поступками, губернатор отправился на соколиную охоту, - собственно, этим и вызван был ранний приезд в подворье. А бухарцы, желчные, недовольные, разбрелись по чайханам и караван-сараям, не смея даже ворчать вслух.

Да, Сахиба Джеляла бухарские эмигранты боялись и уважали. Сахиб Джелял - властелин богатый и могучий. Его тоже считают беглецом и изгнанником, нашедшим прибежище на Востоке. Сам эмир бухарский Сеид Алимхан, живущий в изгнании во дворце близ Кабула, сажает Сахиба Джеляла рядом с собой по правую руку и слушает его советы. Алимхан слушался Сахиба Джеляла еще во времена, когда сидел на своем троне в Бухаре, бывшей средоточием исламской веры и силы всего мусульманского мира, пока революция не сокрушила ее стен. Еще в те времена слово Сахиба Джеляла было непререкаемо.

И, удаляясь, почтительно и подобострастно вспоминали бухарцы-эмигранты Сахиба Джеляла. Революция их всех выгнала из Бухары едва ноги унесли. Они здесь, в Мазар-и-Шерифе, влачат нищенское существование. А мудрый, страшный Сахиб Джелял живет как ни в чем не бывало, и богатств у него не убавилось, и могущества. Вот и властелин провинции всесильный господин губернатор почтительно ловит каждое его слово.

Нет, нельзя ссориться с Сахибом Джелялом. Из-за чего? Из-за какого-то мальчишки, сына того уруса-командира. И самого кяфира-уруса никто теперь даже пальцем тронуть не посмеет, проклятие на его голову!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В каждой складке слов по червяку.

Р у д а к и

С юга Балхскую степь окаймляет один из высочайших в мире снеговых хребтов - Гиндукушский. Но можно много дней ехать по степи и не подозревать о существовании гор. Злой ветер "афганец" поднимает столько серо-оранжевой мельчайшей пыли, что вся местность словно задернута плотным занавесом. А кто плохо знает пути и перепутья среди тугаев, зарослей седого камыша, бесконечных древних насыпей земли, выкопанных невольниками при проведении гигантских каналов, ныне ничего не орошающих и только уродующих равнину, тот обязательно заблудится и будет без конца плутать среди топких солончаков, песчаных барханов. И даже если он наконец наткнется на унылое нагромождение холмов лессовой, пухлой глины, груды битого кирпича и глиняных черепков, глинобитных приземистых хижин, скорее похожих на жалкие землянки, нежели на дома, он никак не догадается, что вступил в город Балх - прославленную некогда столицу обширной страны.