Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

- Ишаны - светильники разума? - зашумел Аббас Кули и даже непочтительно вскочил с места. - Ишаны - светильники? Разума? Нет! Ишан черный фитиль для светильника! Без масла он не горит.

- Ну, масла у нашего хозяина-ишана предостаточно, - усмехнулся начальник. - И если он захочет, пламя мудрости и предусмотрительности загорится без копоти...

- Вот это сказано!

- Я исхожу из того, что душа человека, тем более такого мудреца, не наглухо захлопнутая, не заколоченная дверь!

- Простите, Ишан Дурды, а не займемся ли мы делом?

- А плов! Роскошный плов по-персидски! С курочкой! А?

Беседа за пловом, к тому же изысканно вкусно приготовленном, безусловно, очень приятна. Воздух в горном, забравшемся к самым небесам ауле с поэтическим названием Бендесен еще приятнее, особенно вечером, когда веет с вершин Копетдага освежающий, пахнущий бальзамом ветерок и постепенно зажигаются огоньки звезд. А над мирными юртами и плоскокрышими хижинами вьются синие дымки и распространяются по долине приятные запахи жареного и вареного, от всего окружающего веет покоем и благодушием.

Но и признаки благодушия исчезают из разговора меж гостем - Великим анжиниром, начальником воднохозяйственной экспедиции, и достопочтенным хозяином аула Бендесен Ишаном Дурды. Чем глубже и темнее ночь, тем темнее и глубже дебри, в которые заводит их спор.

Упрям Ишан Дурды. Стоит он на своем:

- Девушки-персиянки - товар, такой же товар, как и бараны, и кобылы, и верблюдицы.

Хитер Ишан Дурды. Знает он, что злит собеседника. А возможно, делает это нарочно, чтобы заставить гостя рассердиться, разнервничаться, оскорбить хозяина. А оскорбление хозяина в хорасанских горах может привести к большим, очень большим неприятностям.

И ничего Ишан Дурды не говорит, где сейчас товар - рабыни-персиянки.

Ночью над ухом спящего начальника шелестит шепот. Шепчет неистовый, не знающий сна Аббас Кули:

- Увезли. Увезли по дороге в Соленые Горы... За Атрек повезли, в Гюмиштепе увезли. Все пропало.

- В Гюмиштепе?

Так хочется крепко выругаться, но нельзя.

- Позвольте мне, начальник, поехать. Сердце горит. Не держите!

- Сейчас?

- Может, догоню, выручу. Все спят. Ишан Дурды спит. Никто не заметит... Приезжай, начальник, за Атрек, в Баятходжи. Все узнаю и проберусь в Баятходжи. Расскажу.

Язык не поворачивается сказать Аббасу Кули: "Да".

Какое он, инженер-ирригатор, пусть Великий анжинир, имеет право разрешить служащему экспедиции уезжать, бросать дело... В темноте возникают, светятся полные тоски, призыва глаза.

Совершенно явственно в ушах звучит: "Шагаретт-Эт-Дор. Жемчужное ожерелье!"

Тиха ночь в Бендесене. Луна серебрит нависшие над аулом скалы.

Из глубины ущелья доносится сюда наверх, на плоскую крышу, где лежит на кошме Алексей Иванович, стук копыт, глухо, мягко.

И как хотел бы Алексей Иванович скакать сейчас на коне рядом с Аббасом Кули и вообразить себя контрабандистом, свободным в своих поступках.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дурной нрав выходит из тела лишь

после смерти.

С а а д и

На поверхности моря плавает

падаль, в глубине пучины лежит жемчуг.

К а б у с

По жалким улочкам Гюмиштепе ходили столбы пыли, а среди них с важной, невозмутимой осанкой прогуливался Аббас Кули. Здесь Аббаса Кули знали за уважаемого, почтенного, весьма кредитоспособного негоцианта, баловавшегося контрабандным товаром и потому достойного уважения. Его узнавали, с ним раскланивались первыми почтенные, седобородые яшулли и аксакалы, с ним заговаривали лавочники, его слушали быстроглазые шашлычники. А Аббас Кули маслено улыбался своими выпуклыми, внушавшими доверие глазами, "колотил языком", и подставлял "раструбы своих ушей" под слова новостей, сплетен, сказочек - правдивых и лживых. И всех, решительно всех интересовало, что делает здесь господин Аббас Кули в своей бесценной бронзовой каракулевой шапочке, в своей казвинского сукна новенькой чухе, в лаковых кавказских сапожках. Видно, что-то затевает. Не для болтовни же пустой приехал из-за Атрека балагур и хитрец Аббас Кули, и уж ясно, не ради того, чтобы пофланировать по пыльным улочкам и поболтать.

- Приехал купить себе рабыню-наложницу, красивую, дорогую, с толстыми бедрами, ласковую. Соскучился по женской ласке.

Другой хитродум и интриган на месте Аббаса Кули, пробравшись в Гурган по следам увезенных несчастных рабынь, уж придумал бы что-нибудь, чтобы его не заподозрили. Постарался бы отвести от себя малейшее подозрение.

Но на то Аббас Кули и был Аббасом Кули, чтобы хитростью отгородиться от хитрости. Он всем прямо и простодушно заявлял:

- Слышал про украденных рабынь невероятной красоты и женских достоинств. Узнал, что привезли их сюда. Покупаю!

У самых изощренных восточных интриганов есть поверье: наобум брошенный камень наверняка попадет в закрытую дверь. А за дверью всегда что-то есть...

Камень хитрости угодил в самое место. Аббас Кули искал рабыню и нашел... место, где прятали Шагаретт и ее подругу.

"Волокли висельника к подножию виселицы, а там куча червонцев. Бери и убирайся на все четыре стороны".

Хитрость насчет покупки вновь привезенной рабыни открыла Аббасу Кули все двери богатых домов в городе, все гаремы. Да мало ли в этом логове контрабандистов и жуликов, желающих подзаработать на торговле живым товаром!

"И не прошло и часу, едва нога моя ступила на здешнюю улицу, как я все узнал, где она, где ее подруга, что с ними, как лечить болезнь". Но болезнь была тяжелой. И самоуверенность, скорее самонадеянность нуратинца-хитреца подверглась ужасным испытаниям.

Началось с того, что в дела несчастных рабынь вмешались приезжие чиновники. Ни много ни мало!

Толстые, до синевы выбритые щеки, выпуклые бараньи глаза, щегольские усики, аккуратные, песочного цвета пахлевийки, длинные сюртуки, узкие брюки дудочкой - оба чиновника походили на близнецов. И даже голосами похожие до смешного, они всегда ходили вместе, неразлучно. Их справедливо подозревали в трусости, если можно применить такое слово к административным чинам. В Гюмиштепе они требовали, чтобы их именовали "попечитель государства" и "обозреватель чудес". Оба они пыжились от важности и оба откровенно трусили. Но нельзя не трусить в стане воинственных кочевников, особенно в дни мести и войны.

И "попечитель государства" и "обозреватель чудес" попали в Гюмиштепе отнюдь не по своей воле. Их притащил сюда чуть не силком, привез в составе своей торговой миссии британский консул Хамбер, чтобы они поторопились договориться о поставках кое-каких товаров.

В стане иомудских племен царил хаос. Вожди растерялись.

В Гурганской степи происходили междоусобицы, приведшие к гибели тысячи людей. В Гюмиштепе царили хаос, злоба, ужас.

Хамбер привез с собой "попечителя государства" и "обозревателя чудес" вести мирные переговоры, но никто им уже не верил.

Овез Хан в бессильной злобе обманутого держался с приехавшими грубо. Он не поддавался никаким уговорам и посулам. Овез Хан откровенно заявил, что он ждет удобного момента, чтобы предать самой жестокой казни и "попечителя государства" и "обозревателя чудес": "Мы еще полюбуемся, как под нашими плетями эти жирные собаки будут бегать вокруг врытых в землю столбов и наматывать свои кишки на них".

С серо-зелеными физиономиями "попечитель государства" и "обозреватель чудес", заикаясь, шептались с консулом и потеряли даже способность интриговать, зачем, собственно говоря, они и приехали в степь.

Но не утратил способности заниматься всякими комбинациями и заговорами консул Хамбер. Он не терял спокойствия и выдержки. Он распоряжался полновесным кошельком. Он мог в любой момент дать знак, и с гор спустились бы караваны с оружием и амуницией. Наконец, он чувствовал себя в полной безопасности.

И консул наматывал кишки интриг. После трех или четырех аудиенций у Овез Хана его бледная лысина приобрела розовый оттенок. Упрямство, жестокость хана грозили создать невероятные и притом ненужные осложнения. Все планы срывались. Удачная, на первый взгляд, попытка дать острастку племенам угрозой силы повернулась оборотной стороной. Местью.

Ни на какие уступки не шел Овез Хан. Он грозился поднять знамя войны.

Достойный был вождь Овез Хан. Все иомуды пошли ради мести за ним. Смелый, прямой, Овез Хан имел одну слабость - жадность. И на этой слабой струнке сыграл консул и сопровождавшие его чиновники. Случай помог им. Овез Хан вздумал показать им на совете яшулли - стариков - красавицу джемшидку.

- Собаки, наши враги, позволили своим вонючим ртом изрыгнуть: "Овез Хан дряхлый, Овез Хан немощный старец. Овез Хану пора под могильную плиту". Вот, смотрите! Сегодня Овез Хан докажет всем, что он полон сил и мужества. Сегодня Овез Хан играет свадьбу. Овез Хан стар, но полон сил и ночью войдет к красавице джемшидке, прекрасной девственнице. Вот она, смотрите на нее. Она молода, налита кровью и здоровьем. Она девственна и понесет сегодня от меня. И клянусь - я еще увижу, как зачатый сегодня ночью сын мой отрубит моим недругам головы и бросит их к моим ногам, ногам могущественного хана - вашего вождя Овез Хана. Так будет!