Иван Супек - Еретик

• Название: Еретик
• Автор: Иван Супек
• Издательство: Радуга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Книга посвящена известному хорватскому ученому-просветителю XVI–XVII вв., архиепископу Далмации Марку Антонию Доминису, вступившему в борьбу с католическим Римом во имя торжества разума и справедливости.

Автор взволнованно повествует о научном подвиге человека, стойко защищавшего право своего народа на свободу и независимость. Марк Антоний Доминис принадлежит и плеяде замечательных европейских ученых, павших жертвой инквизиции и церковной реакции.

---

– Если б нам удержать Клис! – вырвалось у него из глубины души, когда подошел Капогроссо.

– Наемники венгеро-хорватского короля тоже нас грабили, – с покорностью судьбе произнес тот, – нередко почище турок, когда казна не платила им жалованья. Грабителей не интересовало, чья эта земля. Мы надеялись найти защиту, а вместо этого здесь оказалось гнездо грабежа и насилий.

– Сплитские дворяне и каноники мне рассказывали иначе.

– Ясное дело! Ведь у них имения по ту сторону горы, вот они и не могут примириться с их потерей. А у нас, купцов да ремесленников, только и есть, что свое ремесло, мы собственными руками хлеб зарабатываем, поэтому нам прежде всего нужен мир.

– Вы добровольно приняли власть венецианцев?

– По тогдашним временам у нас не было лучшего выбора – какая ни есть власть, а все передышка. Однако поход на Клис внес еще больше раздоров в нашу общину. Дворяне и капитул, гордясь своей воинской славой, упрекают нас, горожан, что мы, дескать, тогда в сторонке держались…

– И продолжали вести прибыльную торговлю с турками? – не без иронии заметил Доминис.

– Эта наша торговля более всего принесет корысти тебе, архиепископ. Наши караваны – единственное воспоминание для тамошних христиан о добром старом времени. Паша запретил им всякую торговлю поддерживать и вообще лишил их каких-либо прав. А нас, сплитских купцов, венецианцы теснят, еле-еле удается пропуск выговорить. На каждом шагу обиды чинят! А тут еще разбойники появились…

Взволнованный Капогроссо повернулся лицом к мысу, откуда открывался вид на древний город, раздираемый распрями и враждой. Один господь знает, что там может произойти к его возвращению. Да и возвратится ли он живым из опасного путешествия по турецкой Боснии? В городе аристократы называли его предателем за то, что он не поддержал своими деньгами крестовый поход, а у турок он мог угодить на кол как неверный. Рекомендательные письма компаньонов-мусульман служили слабой защитой от разбойников на большой дороге и своевольных турецких начальников.

– Эх, если б кто-нибудь раз и навсегда установил свой закон на этих кровавых границах!

– Значит, тебя больше устраивает соглашение между венецианцами и турками, чем война, и тебе безразлично чей здесь гарнизон?

– Пойми, Маркантун, сейчас те, у кого есть оружие, грабят тех, кто трудится. По мне, лучше, чтобы грабили в каких-то разумных пределах, узаконенно, а не так вот по-разбойничьи, как делается на этом проклятом перекрестке.

– Счастливо тебе вот этих первых миновать, Иван! – архиепископ указал на крепость.

– Сам увидишь, что будет, – улыбнулся Капогроссо. – Если гарнизон не в отлучке, они захотят и от других караванов поживиться. Значит, есть надежда сговориться.

Прелат долго следил за цепочкой всадников и нагруженных мулов, направлявшихся к последнему повороту у подошвы грозной крепости. – И тут он заметил нескольких наездников, легко спускавшихся по отвесным скалам, где, казалось, вовсе не было тропинки. У него на глазах начался грабеж, сопровождаемый церемонными поклонами, которыми обменивались купец и турецкий воин. Они даже пестрый коврик разостлали на камне, чтоб удобней было присесть и подкрепиться. Солдаты внушающего ужас гарнизона вели себя в соответствии с прославленными обычаями мусульманского гостеприимства, должно быть опасаясь, как бы приносящие доход караваны не повернули на дубровницкую переправу или вовсе не ушли к северу.

– Минует, – восклицал далекий наблюдатель, – непременно минует!

Суровые сборщики дани начали теперь прибегать к более тонкому обхождению, в какой-то степени под давлением собственных, мусульманских купцов, но скорее, пожалуй, оттого, что стали опасаться, как бы вовсе не ускользнула от них постоянная добыча – пусть поменьше, зато надежно, да и безнаказанно.

То обстоятельство, что единственный коридор через горы находился в руках турок, сильно мешало хорватскому примасу, но он понимал справедливость суждений сплитского купца. Торговые караваны контрабандой несли с собой прежнюю веру, а встречи с единоверцами были очень нужны изнемогающей райе. Пусть папа запретил боснийским католикам торговать, однако воспрепятствовать контактам, которые поддерживались через горы и долы, как воспоминание о счастливом прошлом, он не мог. Да, думал Доминис, сумев расширить торговлю, он восстановит свою епархию, раздвинет ее границы, и, надо полагать, тут ему не помешают Ватикан и Венеция. Это духовное обновление на утраченных после боя территориях спасло бы народ от янычар, от раскола и потери собственного имени. С другой стороны, и его епархия восстановит в этом случае свой прежний авторитет, да и прежние прибыли, чему тоже отводилось не последнее место в его планах.

Караван Капогроссо скрылся за поворотом; дав отдохнуть коню, архиепископ направился обратно, сопровождаемый возгласами охранявших дорогу к Клису поличан, которые узнавали его. Внизу, вдоль извилистой горной дороги, простирался его диоцез, ограниченный безбрежной голубизной моря, в котором будто плавали острова разной формы. Ближние, справа от него, были округлыми, слева, замыкая собой широкий канал, тянулся продолговатый Брач, за ним – еще более удлиненный Хвар. В заливе под поросшей лесом горой Марьян виднелся дворец Диоклетиана, над которым высилась белая колокольня собора святого Дуйма. Наполненный светом моря, напоенный ароматами кустарников и залитый ласковым солнцем пейзаж восхитил его. В мире не было для него ничего прекраснее этой панорамы, открывавшейся с огромной высоты, панорамы живописного побережья с лоскутками красноватых нив, зелеными виноградниками и оливковыми рощами, окаймленными безбрежным морем, где бросили якоря каменные корабли островов. Спускаясь к своей резиденции, Доминис больше не жалел о том, что курия отправила его сюда. Здесь, на клисской дороге, перед ним возникали горизонты, о которых Рим не имел понятия. И архиепископ чувствовал себя сейчас предстоятелем целого неведомого, но грядущего королевства.

Рыжий конь изнемогал, да и всадник еле держался в седле, поэтому Доминис решил заглянуть к канонику Петру, настойчиво приглашавшему его попробовать домашнего вина за дружеской беседой. Скромный, сложенный из нетесаного камня, без окон в нижнем этаже, с окованными железом дверьми домик прятался в роще миндальных и оливковых деревьев, точно маленькая крепость. Но именно сегодня хозяин явно не ожидал его, поскольку с верхнего этажа доносился шум хмельных голосов. Перекрестившись,· Доминис стукнул кольцом в тяжелую дубовую дверь. Потом еще раз, еще и еще, пока наконец в окошке, забранном железной решеткой, не появилась знакомая круглая физиономия, сперва растерянная и даже, должно быть, неприятно удивленная, затем расплывшаяся от умиления.

В горнице сидела компания, с которой архиепископу менее всего хотелось бы встречаться. Застигнутый врасплох, архидьякон делал вид, будто ему чрезвычайно приятно видеть своего предстоятеля, в то время, как патер Игнаций не скрывал холодности, равно как и дворянин Яков, единственный в Большом совете протестовавший против избрания Доминиса архиепископом. Суетившийся хозяин в растерянности представил ему доктора Матию Альберти, родственника клисского героя, хотя тот уже сам позаботился об этом на церемонии в соборе. И поскольку Марк Антоний возвращался с осмотра Клисской крепости, разговор сразу перешел на злосчастный поход. Воспоминания, разумеется, сопровождались звоном полных стаканов – пили и за старую славу, и за новую войну, многозначительно подмигивая в сторону восседавшего во главе стола прелата, который тем временем жадно набросился на копченое мясо и сыр, лежавшие на тарелках. Но когда угрюмый Яков поднял тост за ускоков, сих ревностных защитников хорватского приморья, у бывшего сеньского епископа кусок застрял в горле. По лицу побагровевшего дворянина он понял, что ускокские наветы дошли и сюда, и кто знает, не пожалели ли уже дворяне и капитул о том, что предложили Ватикану Доминиса в качестве преемника Фокони. Подлые сплетни и пьяную болтовню следовало прекратить немедля, а поскольку по дороге он размышлял о миссии, которую ему суждено исполнить на этом клочке земли под самым носом у турок, то он и продолжил вслух свои раздумья к изумлению хмельной компании:

– Христианские государи очень быстро оттеснили бы турок обратно в Азию, если б достигли согласия между собой, но сред» них царит зависть, стремление быть первым, религиозная рознь. Почему мы, жившие здесь всегда, должны служить вечными крестоносцами, всегда быть в первых рядах сражающихся, в то время как они там, на западе, лицемерно восхваляя наш героизм, обделывают свои делишки?

– Нам не надо было штурмовать Клис?! – взбеленился Яков. – За здорово живешь отдать туркам наши родовые имения по ту сторону гор?

– Не требуешь ли ты, архиепископ, – проворчал захмелевший хозяин, – что о мы отказались от своих старых приходов?