Василий Шевчук - Командир атакует первым

• Название: Командир атакует первым
• Автор: Василий Шевчук
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вечером Москва от имени Родины, как писалось в приказах Верховного Главнокомандующего, салютовала "доблестным войскам 1-го Украинского фронта, форсировавшим реку Вислу и овладевшим Сандомирский плацдармом". В большом списке отмеченных офицеров и генералов были фамилии командира 1-го корпуса генерал-лейтенанта авиации Рязанова и командира нашей истребительной авиационной дивизии генерал-майора авиации Баранчука. Отмечались также наши соседи - летчики полковника Покрышкина.

Однако этот приказ услышать по радио не удалось. Его содержание пересказал мне ночью генерал Баранчук по телефону.

18 августа полку приказали перебазироваться на новый аэродром - он находился в десяти километрах от Вислы, и это давало нам возможность вести активные боевые действия как по прикрытию войск, сражающихся на сандомирском плацдарме, так и сопровождать "илы" на штурмовку объектов тактического тыла противника.

Под самый вечер мы приземлились на новый аэродром. Батальон аэродромного обслуживания потрудился на славу. Бойцы привели в порядок не только летное поле и стоянки, но и столовую, жилые помещения, здание штаба. Давно мы не располагались с таким комфортом. Правда, и аэродром был солидных масштабов. Как позднее выяснилось, он обеспечивал находившийся рядом крупный авиационный завод, выпускающий бомбардировщики.

Солнце уже заходило. Летчики помогали техникам и механикам маскировать в капонирах самолеты. В это время с юго-запада донесся надрывный гул. Он непрерывно нарастал, стало ясно, что идет большая группа самолетов. Вскоре они показались: три колонны по 18-20 бомбардировщиков Хе-111 и Ю-88 летели западнее нашего аэродрома вдоль Вислы на север, в сторону переправ и сандомирского плацдарма.

Замысел и цель противника предельно ясны. Что делать? Смеркалось. Ночной старт на аэродроме не оборудован. Да и летчики наши ночной подготовки не имеют. Если кто и летал раньше, то давно все навыки утратил.

Впервые в жизни я встал перед таким тяжелым и ответственным выбором. Послать самолеты на перехват - значит рисковать летчиками и машинами при ночной посадке. Не послать - гитлеровские бомбардировщики натворят беды. И решение нужно принимать самому, потому что пока свяжешься со штабом дивизии, уйдет драгоценное время и наши истребители уже ничего не успеют сделать. Ведь бомбардировщикам до цели лететь какой-то десяток минут.

Колебания длились недолго. Да, за годы войны мы научились полностью подчиняться главному делу этого сурового времени и решать проблемы, исходя из интересов борьбы с противником. Летчики уже сами поняли серьезность момента и приказали механикам расчехлять в готовить самолеты. К вылету готовы были даже молодые пилоты, что невольно вызвало улыбку: "А вы-то куда, ребятки?"

Я быстро назвал фамилии:

- Корниенко, Меншутин, Марквиладзе, Шутт, Усов, Полянский!.. На взлет!

Я поднял в воздух восемь человек - самых опытных и умелых летчиков. Как ни хотелось мне лететь самому, понимал, что принимать самолеты на земле дело не менее сложное и ответственное, чем участие в бою.

Как только истребители взлетели и с набором высоты пошли с упреждением в сторону группы бомбардировщиков, я занялся подготовкой посадки. Приказал собрать все фонари "летучая мышь", приготовить на всякий случай материал для костров, вызвал санитарную и пожарные машины. Сам выбирал на полосе место для установки фонарей...

А там, на севере, уже разгорелся бой. Большие силуэты бомбардировщиков хорошо были видны на фоне еще светлого неба. Истребители вышли на них снизу и открыли огонь. После первого же захода один из "хейнкелей" пошел вниз, строй начал ломаться. Это уже важно - прицельного бомбометания не получится, если даже самолеты противника долетят до цели.

Но этого не произошло. На помощь моим пилотам примчалась еще группа истребителей. Я вернулся к радиостанции: в эфире - голос Покрышкина. Он выводил к району боя еще одну группу. Через несколько минут наступила развязка. Пять-шесть бомбардировщиков было уничтожено, остальные, нарушив боевые порядки, развернулись на запад и со снижением, бросая бомбы где попало, огрызаясь огнем хвостовых установок, заспешили восвояси.

Главная задача выполнена - противник до цели не дошел. Для меня же настали тревожные минуты: "Как-то сядут мои герои?.." Проехал еще раз по аэродрому, фонари светились тусклым огнем: "Пару бы зенитных прожекторов сюда, да где их взять?"

Шофер нашей полковой "эмки", ехавший все время с потушенными фарами, пользуясь только подфарниками, перед каким-то препятствием на мгновение включил свет. Стоп! Не прожектор, конечно, но все же. Я быстро установил машину в начале аэродрома сбоку так, чтобы свет фар подсвечивал то место, где обычно лежит посадочное "Т". Приказав шоферу по моему сигналу включать фары, сам бегом помчался к радиостанции. Самолеты уже подходили к аэродрому.

- Ребята, спокойно. Смотрите фонари. При посадке включаю фары автомобиля и подсвечиваю ракетами, - передал по радио и выяснил, кто идет первым.

На посадку заходил Меншутин. Он уверенно, словно постоянно летал ночью, подошел в створ огней фонарей и подвел самолет к полосе. Я мигнул фонариком. Шофер, рядовой Петр Сербин, парень толковый, мгновенно включил фары автомашины. Истребитель Меншутина выскользнул из темноты и плавно приземлился.

Таким же образом, может быть, менее уверенно, но вполне нормально сели и остальные. Страхи и переживания мои остались позади. Летчики доложили, что Николай Шутт, Иван Корниенко и Евгений Меншутин сбили по одному бомбардировщику. В это время установили связь с дивизией. Я доложил генералу Баранчуку о последних событиях. Он помолчал, громко дыша в трубку, и переспросил:

- И все, говоришь, нормально? Все сели?

- Так точно, товарищ генерал!

Комдив довольно хмыкнул прями в трубку:

- Ну и ну! Молодцы! А бой я сам видел отсюда. Твои точно троих свалили. Давай-ка, хотя командира и нет, представляй их к орденам, к Красной Звезде... Да, и поздравь людей - Сандомир полностью наш. Великое дело сделали!

Только к двенадцати ночи мы попали наконец в столовую. Я передал слова Баранчука о взятии Сандомира, поздравил сегодняшних именинников, перед каждым из которых стояли "победные" сто граммов. Летчики громко крикнули "ура", но их возглас перекрыл грохот взрыва. Помещение столовой тряхануло, двери, ведущие в кухню, сорвало с петель и швырнуло прямо на стол. Все вскочили и бросились к выходу. Здания кухни как не бывало. Обрушившиеся стены, балки перекрытия похоронили под собой двух поваров и официантку.

Невдалеке снова раздались взрывы. Тут же несколько снарядов разорвались на аэродроме. Разрывы были мощные, поднимали в воздух огромную массу земли откуда-то били орудия большого калибра. Я приказал летчикам укрыться в специально отрытых щелях, а сам с подъехавшим командиром БАО отправился осматривать разрушения на аэродроме.

Я созвонился с командиром дивизии, он приказал с рассветом организовать перелет.

- Посмотри по карте, найди что-нибудь подходящее километрах в десяти и отправь туда БАО. Пусть к утру подготовят площадку. Вот, черти, - выругался Баранчук непопятно в чей адрес, - не сообразили, а ведь этот аэродром они наверняка пристреляли, потому и не разрушили ничего. Откуда бьют, не знаешь?

- Разве ночью разберешь, товарищ генерал?

- Это понятно. Так вот, - голос Баранчука звучал удовлетворенно, - нашу дивизию персонально отмечают за Сандомир. Понял, Шевчук?

Конечно, известие приятное. Хорошо, когда в приказе отмечают нашу воздушную армию, еще лучше, когда упоминается корпус, А когда называют дивизию, это можно считать, что каждый человек в ее полках отличился.

Кое-как устроив летный состав ночевать в палатках подальше от взлетной полосы, я занялся с командиром БАО поиском нового аэродрома и организацией его оборудования. Вернулся в штаб только перед рассветом, застав там начальника штаба майора Устинова. Александр Васильевич собирал штабные документы, карты, которые успел приготовить еще вечером к работе. Я попросил его разбудить меня минут через двадцать - устал невыносимо. Тяжелый, в несколько боевых вылетов был день, а еще тяжелее тревожная хлопотная ночь...

Меня разбудил грохот взрыва. Со стен сыпалась штукатурка, стекла выбиты из рам. Я выбежал в коридор. Противоположная половина здания штаба была разрушена. Среди обломков стен, балок, клубящейся пыли в предутренних сумерках разглядел лежащего бойца. Это был сержант, который стоял часовым у Знамени полка. Голова и рукав гимнастерки окровавлены. Здоровой рукой он прижал к себе полотнище Знамени.

Сержант, узнав меня, прошептал:

- Знамя, товарищ майор, знамя... - и потерял сознание.

Я осторожно взял у него знамя и, подхватив под мышки, вытащил бойца на улицу. На свежем воздухе сержант пришел в себя на короткое время и беспокойно спросил: