Лариса Кравченко - Земля за холмом

• Название: Земля за холмом
• Автор: Лариса Кравченко
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Романы о русских людях, в начале века волей обстоятельств оказавшихся вне Родины; о судьбе целого поколения русских эмигрантов. В центре — образ нашей современницы Елены Савчук. В первой части дилогии перед читателем проходят ее детство и юность в Харбине, долгожданное возвращение в Советский Союз в 50-е годы. Вторая часть — поездка уже взрослой героини в Австралию к родным, к тем, кто 30 лет назад, став перед выбором, выбрал «заокеанский рай».

Счастье обретения Родины, чувство неразрывной слитности с ее судьбой, осознание своего дочернего долга перед ней — таков лейтмотив романов.

---

Маньчжурия, нераскопанная, только заняться бы ей с умом и по-хозяйски! «Непочатый край», — говорил всегда про Маньчжурию дедушка.)

Боба считался признанным авторитетом по части разведения костров и прочих походных правил. Но Юрке уж очень понравилась эта романтическая скала.

— Кто за то, чтобы здесь? Предлагаю проголосовать!

Лёлька, конечно, поддержала Юрку. И Юрка, вытащив из кармана спички, собственноручно зажег «костер-символ» на вершине.

Костер был прекрасен, как золотая трепещущая птица. Искры летели, словно перья.

— Ну, и прокоптимся мы сегодня! — сказал Сашка.

Ребята развесили над костром мокрые ботинки, пахло горелой резиной и печеной картошкой. Боба с серьезным видом поджаривал сайку на палочке.

— Боба, подвинься, тепло заслоняешь! — Ребята теснились у огня, а дальше, за спинами их, за кругом света, стояла густая темень ночи.

Пламя окрашивало низкий каменный потолок, и трещины на нем становились похожими на древние неразгаданные письмена. Земля была холодной, и Юрка положил голову Лёльке на колени. (Лёлька понимала это просто так — по-дружески.) Она сидела счастливая и не шевелилась. Красные отсветы пробегали по лицам, и Юркины волосы казались совсем русыми. Лёльке отчаянно захотелось коснуться их рукой, таких взлохмаченных и, наверное, жестких. Она поймала себя на этой недозволенной мысли и руку убрала за спину.

Ребята перепели весь свой репертуар, включая «По долинам и по взгорьям». Лёлька не пела, только подсказывала потихоньку:

— Юрка, «Орленка»! — И Юрка выполнял все ее заявки.

Потом добрались до стихов, и Сашка читал «Пять страниц» Симонова. Сашка наизусть знал эту поэму о любви и разлуке:

…Через час с небольшим уезжаю с полярным экспрессом…
Мы так прочно расстались, что даже не страшно писать.

Мир взрослых и не изведанных еще чувств, которые так интересно испытать, наверное…

Лирическое настроение у костра нарушил Боба. Он поднялся и, наступая всем на йоги, стал искать закатившуюся под скалу крышку от чайника. А потом вдруг сказал:

— Ну, вы как хотите, а я пошел…

— Ты что, серьезно?

— Мне скучно, — сказал Боба, — и надо выспаться к поезду!

— Подожди, мы сейчас все пойдем! — сказал Юрка.

Боба не хотел ждать. «Индивидуалист, — подумала Лёлька, — разве можно отрываться от коллектива?» Как Боба доберется до станции, Лёлька не беспокоилась — такой опытный краевед! Но он нашел единомышленников: со второго курса — Тату и Люку — просто спать, наверное, захотелось девчонкам! И Петя Шишкин, вечный Бобин «оруженосец», тоже сорвался в дорогу и топтался по площадке, застегивая курточку…

Боба шагнул за черту света, и вся отколовшаяся группировка растворилась во мраке.

— Мы вас догоним! — крикнул Юрка.

Костер прогорал, и алые угли подергивались синим налетом. Круг света на площадке сужался. Кусты косматые, как медведи, шевелились на склоне. Сырость заползала в рукава ватников…

— Подъем! — скомандовал Юрка.

Шли длинной цепочкой через перевалы по старой японской дороге. (Много таких дорог осталось после японцев в сопках — щебеночных, травой зарастающих, идущих в никуда, обрывающихся внезапно у траншей. Мешки в траншеях, втоптанные в землю, размокшие под дождями, с оранжевым порошком. «Тол!» — объяснил Лёльке всезнающий Юрка. Зона военных складов. Маньчжурия, как пороховой погреб, ждала своего часа. Если бы не восьмое августа сорок пятого года.)

Шли в потемках на ощупь, опираясь на палки, — совсем непроницаемой была ночь после блеска костра. Юрка шагал впереди и пес в поднятой руке факел из головешки, как светящееся сердце Данко.

Луна, круглая и красная, выползла из-за перевала и спокойно улеглась на седловине. Внизу в китайской деревушке лаяли собаки.

— Боба бродит! — сказал Сашка.

— Спит уже Боба, — огрызнулся Юрка, видимо, его втайне волновал раскол вверенного ему отряда.

На даче Поршниковых Бобы с группировкой не оказалось.

Каким чудесным мог быть этот ночлег прямо на полу на втором этаже «Отеля до ля Порш»! Рюкзаки под головами. В разбитое окно тяпет предрассветным холодом, и косые лучи луны бродят по головам, как прожекторы. Лёлька не могла спать, то ли от лупы, то ли от тревоги за тех, четверых, за девчонок — особенно. А если они заблудились? А если кто-то сломал ногу или разбился — все может быть ночью в сопках! И все это Боба — краевед сумасшедший! Лёлька слышала, как за дверью ходил по коридору и бурчал Юрка:

— И где их носит!

Лёлька переживала, но потом, к стыду своему, все-таки заснула. Утром Бобы на месте не было.

Злые и невыспавшиеся, серые от копоти костра, умывались во дворе ледяной водой из колодца.

Харбинский поезд проходил в пять тридцать, и была такая идея — прямо с поезда — на лекции, с охапками ландышей. Но теперь, видимо, триумфа не получится.

Юрка бегал по перрону — поезд вышел с соседней станции, а Лёлька смотрела на дорогу, заворачивающую к сопкам: может быть, подойдут?

Неужели они все так просто сядут в поезд и уедут? В таких случаях спасательные партии отправляются на розыски пропавших. И Юрка, конечно, должен что-то предпринять, на то он — ответственный за поход, от райкома! Паровоз гудел уже за соседней сопкой, когда Лёлька перехватила Юрку у входного семафора:

— Юрка, что же делать? Сейчас — поезд!

— Боба сам виноват! Не нужно было отрываться!

— Да, но ведь там — девчата…

— Не могу я держать из-за них всю группу! У пас общая виза и билет!

— Но нельзя же оставить их без помощи!

— Что, я сам не знаю, что делать?! — совсем обозлился Юрка. — Иди на посадку! Поезд стоит две минуты!

В поезде ехали хмурые. В вагоне — темно от запотевших окон. И верхушки сопок словно срезаны туманом. Ландыши за сутки завяли и выглядели совсем не парадно. Юрка, последний, на ходу заскочил на подножку и всю дорогу ехал в тамбуре, и подступиться к нему не было возможности.

А в институте начался аврал — потеряли четырех человек! Лёлька не знает, что там докладывал в райкоме Юрка, только Юра Первый помчался к директору Обвинцеву, принимать всю грозу на себя. Директор стал звонить в Управление. Из Управления дали команду на станцию: если найдутся — отправить в город в камбузе первого товарного поезда («камбуз» — вагончик с трубой и площадкой в хвосте состава, в котором ездит поездная бригада).

В конце дня перед шестой лекцией по институту пошел слух — путешественники нашлись и едут! Юрка опять бегал и организовывал встречу, правда, без оркестра.

Оказалось, Боба, опытный краевед, по рассеянности завел их в обратную сторону — за шесть перевалов! Хотя огни станции, как горсточка горячих углей в долине, могли быть ему прекрасным ориентиром! Ночью были заморозки, и у него даже спичек для костра не оказалось! Травы поседели, и девчонки буквально обморозили голые коленки.

Зато каким великолепным был рассвет в горах и какие рекордно-крупные ландыши привезли они в город под вечер! Пострадавшие чувствовали себя героями и дня два на переменках «давали интервью» всем желающим: как мы заблудились! А Боба сказал: что особенного? По существу, его сбила с толку одна из в никуда идущих японских дорог.

Все кончилось хорошо, как в кинофильме. Однако что-то беспокоило Лёльку подсознательно: он не так сделал — Юрка! Неправильно было — уехать всем до единого и бросить их без еды и без денег на чужой станции! Тем более: никто не знал тогда — а если беда случилась ночью в сопках? Они могли потерять человека. Кто-то должен был остаться — сам Юрка, по крайней мере.

И эта растерянность его на Маоэршаньском перроне, прикрытая резкостью, снижала его в глазах ее невольно.

Он не прав — Юрка! Пока он не понял этого, и значит, ее — Лёлькина — обязанность помочь ему увидеть это! Она не должна молчать и так все оставить, хотя он и друг ее. Именно потому, что друг!

Она должна пересилить в себе личное отношение и написать статью о нетоварищеском поступке товарища Старицина — лучше всего прямо в журнал «Советская молодежь»!

Лёлька писала статью долго, урывками на лекциях, с трудом и болью, но все-таки писала, потому что видела в этом долг свой перед Организацией. И потом она принесла ее в Комитет редактору Лазарю.

Лазарь — пришел в восторг от Лёлькиной принципиальности. Статью обсуждали на редколлегии в Юркином присутствии, Юрка сидел на углу стола, угнетенно кусал ноготь на указательном пальце и не смотрел в Лёлькину сторону. Лёлька страдала, а Лазарь сиял через свои круглые роговые очки:

— Ты — молодец, Савчук! Мы должны воспитывать нашу молодежь! Как мы должны воспитывать? На примерах! Это ж у тебя — ценный материал нашего роста в рядах Организации! Постановка вопроса у тебя правильная…