Лариса Кравченко - Земля за холмом

• Название: Земля за холмом
• Автор: Лариса Кравченко
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Романы о русских людях, в начале века волей обстоятельств оказавшихся вне Родины; о судьбе целого поколения русских эмигрантов. В центре — образ нашей современницы Елены Савчук. В первой части дилогии перед читателем проходят ее детство и юность в Харбине, долгожданное возвращение в Советский Союз в 50-е годы. Вторая часть — поездка уже взрослой героини в Австралию к родным, к тем, кто 30 лет назад, став перед выбором, выбрал «заокеанский рай».

Счастье обретения Родины, чувство неразрывной слитности с ее судьбой, осознание своего дочернего долга перед ней — таков лейтмотив романов.

---

В Цайцзягоу долго стояли у развалин станции. Водонапорная башня, подорванная у основания, осела, точно большой раздавленный гриб. Ребята повыскакивали из вагона и, прыгая через разорванные тяги централизации, кинулись к лотошникам за лепешками.

За Цайцзягоу поезд пошел средним ходом — путь новый, недавно отстроенный, шпалы — желтые, не успевшие потемнеть под дождем. Справа — второй путь, изрытый ямами, сквозь щебень балласта пробилась свежая поросль, а кое-где ехали даже по нему крестьянские арбы с чанами и ребятишками. Рельсы, изогнутые огнем, разбросаны на всем протяжении, как спички из коробки. Юрке не по себе стало от всего этого разрушения: вот как она выглядит — война!

Скоро Таолайчжоу, справа, на закатном небе, лиловеет силуэт сопок. Там — Сунгари (так называемая — Вторая) и мост!..

За ночь поезд подали к мосту.

— Вставай, приехали! — толкал Юрку Сашка.

Под окном вагона стояли, курили и разглагольствовали ребята: кто-то уже успел сбегать на мост. Юрка соскочил с подножки и с ходу нарвался в траве на колючую проволоку — осталась от военных действий.

Сунгари — светлая, утренняя, живая, накрытая тенью, под высоким левым берегом. И тишина такая — два года прекращенного движения!

По уцелевшим пролетам Юрка дошел до места взрыва и сел на последнюю расщепленную шпалу. Внизу — пенилось и бурлило течение, водоворотом крутилась у обрушенных ферм желтая вода, бурый налет оставил на металле прошлогодний осенний разлив. Впереди, в метрах девяноста, серыми глыбами бетона выступал из воды подорванный «бык».

Разбитый мост ждал его, как живое существо. Рельсы оборванно висели в пустоте. Китайская деревушка на том, распаханном, берегу лежала грудой коричневых фанз, как от мира отрезанная. И Юрке захотелось взять руками и соединить поскорее два эти берега. Собственно, за этим он сюда и приехал!

Юрка просто влюбился в свой первый мост! Прежде он не думал всерьез о специальности. Теперь он решил твердо: будет только мостовиком!

И мостопоезд этот, куда их направили на практику, пришел, оказывается, на Сунгари с запада, с фронта, после восстановления разрушенных войной мостов! И люди в нем — настоящие фронтовики. Юрке повезло, что он попал сюда.

Студенты ХПИ жили в вагончиках. Юрка и Сашка — в одном купе. Душно было и жарко. Торчали с полок в узком проходе ноги и головы. Вечерами в окна на свет бились злые речные комары. После смены Юрка, обжигаясь кружкой горячего чая, спешил на планерку — он работал бригадиром по расчистке и подрыву опор. Сашка — на участке с монтажниками, и в течение дня Юрка выдел на пролетах его линялую майку.

Два моста через Сунгари, перекинутые на расстоянии трех километров («русский» и «японский»), были разрушены во время военных операций. На «японском» шли первые работы — шипел автоген. С шести утра Юрка уезжал на остров с бригадой.

Ни на что на свете не променял бы он сейчас эту стройку: горячие сунгарийские пески, ослепительно золотой плёс, и битком набитый рабочими понтон, в сумерках идущий через реку. Китайцы-плотники, сидя на корточках с инструментом у ног, курили свои длинные трубки, молча сплевывали в воду. Мостовики, крепкие, с чубами из-под кепок, черно-обгорелые, толпились, гоготали, подначивали, словно не было дня с усталостью, от которой Юрка поначалу не мог шевельнуть рукой. И речь их грубовато-веселая, «соленая» подчас, изумляла Юрку, потому что такого он не слыхал в Харбине, разве что в сорок пятом, когда солдаты дарили ему на память звездочки с пилоток, но тогда он был мальчишкой, его не принимали всерьез и называли «пацаном». А сейчас они говорят с ним «на равных», как люди рабочие, и это так хорошо и здорово! И главное, нет здесь между ними границы — только мост и труд. Или это труд стирает границы между людьми? И теплушка их — шестая от хвоста мостопоезда, куда можно прийти после смены «на огонек», — монтажник Лобанов расскажет, как строили переправы под огнем, а богатырь Домыш играет на баяне. И Юрка, примостясь с ними на нарах, поет: «Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались!» Как это важно сейчас Юрке — дружба парней с мостопоезда! Но превыше всего для него, все-таки, — инженер Дубровин…

Дождь прошел и прибил комаров. Земля, из конца в конец — влажная в шорохе травы, только зарницы на горизонте. В темноте бригадиры, переговариваясь, идут вдоль состава на планерку. В вагон поднимаются, стуча сапогами по металлу ступенек.

Белые, выкрашенные масляной краской стенки вагона и занавески на окнах, распахнутых в ночь, шелковые, шевелятся от ветра. График уровня воды в Сунгари — на стене: кривая резко идет вверх — река прибывает! Лампа керосиновая над столом с мутноватым стеклом, а вдоль стенок, куда слабо доходил свет ее, — люди в спецовках, фуражки железнодорожные со значками — бригадиры, начальники цехов.

— Степан Андреевич, как нынче с плотниками?

— Завтра на каркас ставлю восемь…

— Ой, мало, не справятся!

— А что с подвозом песка?

— Кубометров сорок отгрузили. Надо ставить смену на подноску.

Начальник строительства в легкой сорочке, за столом. Большелобый, локти крепко стоят на столешнице: «Товарищи, приступаем к планерке, прошу рапорты о выполнении!» Юрка смотрит, слушает и сам докладывает. И, конечно, здесь рядом Дубровин Алексей Иваныч!

Дубровин пошел на фронт подрывником, хотя кончал мостостроительный. Каково это, наверное, — взрывать, когда готовил себя — строить!? И как он говорит с Юркой — обо всем, когда они вдвоем на реке или идут по откосу к поезду! И каким жестко-неумолимым может он стать сразу — в «деле», если «напортачишь»! Юрка готов умереть, но сделать — как надо, за одно его слово одобрения!

Но главное это — человек с «большой земли»! Дубровин привык говорить так — с фронта — «большая земля», и Юрка теперь тоже, потому что — похоже: мы — здесь, а там — «большая земля» — Родина! Юрке необходимо ощущать себя частицей ее!

Вечером подготавливали взрывы на семнадцатой опоре. Юрка переехал на лодке на тот берег к складу взрывчатки, загрузил корму минами, набрал шнура и капсюлей. Юрка торопился до темноты.

Семнадцатая опора, разломанная взрывом надвое, полузатоплена водой. Надо было пробить завалы. Юрка подгребал к основанию, Алексей Иваныч намечал места закладки мин.

Юрка стоял по плечи в воде, у нависшей над пим опоры. Течение вымывало из-под ног мелкую гальку, вода была теплой, нагретой солнцем за день. Юрка пырнул, нащупывая под водой руками острые кромки рваного бетона и стержни арматуры. С лодки подали мину — ящик с черными буквами. «Противотанковая, с войны», — объяснил Алексей Иваныч. Юрка пырнул снова — заложить поплотнее к бетону.

— Есть!

Четыре мины заложены. Бикфордовы шнуры стянуты в одну точку.

— Все готово? — спрашивает Алексей Иваныч. — Запаливай!

У Юрки в зубах коробка спичек. Ноги режут какие-то камни. Вода — по плечи. С острова роем налетели комары, облепили лицо и жгут до слез, Юрка давит их мокрым плечом, о бесполезно. А спички, как назло, отсырели, головки рассыпаются и не дают огня.

— Спичками и не пробуй, — говорит Алексей Иваныч. — Спичка может отказать — запали от сигареты.

Струйкой дыма зашипел первый шнур, второй, третий… Четвертый — отказывает, видимо, конец упал в воду и подмок.

Лодка подходит к Юрке кормой.

— Садись в лодку быстро!

— Пропадет заряд!

— Черт с ним, садись, слышишь!

Пальцы нервно делают новый надрез. Ножик с хлюпаньем падает в воду, а искать некогда — через три с половиной минуты — взрыв! Шнур воспламеняется — наконец-то! На воде — пузырьки от горящих шнуров. Юрка кидается на корму. Алексей Иваныч гребет в сторону сильными рывками.

— Сколько до взрыва? — спрашивает Юрка.

Алексей Иваныч смотрит на часы. Лодку быстро уносит вниз по течению.

— Десять секунд.

— А вдруг откажет?

Позади над кормой светлое еще зеркало воды и, отраженные в нем, черные глыбы опоры.

Взрыв кидает воздух в лицо. Высоко в небе — черный гриб дыма и воды. С плеском летят камни.

— Ложись! — осколки стучат по лодке и буравят воду.

Река, как в дождь, покрыта всплесками. Второй, третий… четвертый! Порядок! Семнадцатой опоры не узнать. Вода потоком стекает с камней.

— Сильно, — говорит Алексей Иваныч. — На сегодня хватит. Утром осмотрим…

Лодка идет на правый берег. Юрка закоченел, весь мокрый, на корме.

— Надень, — говорит Алексей Иваныч и кидает Юрке пиджак.

Потом они возвращались вместе домой. Дрезина, что должна прийти за ними, запоздала, они шли по насыпи пешком по шпалам. Юрка спотыкался в темноте — болели сбитые о камни ноги. Впереди где-то трубил паровоз.

— Вообще-то, ты — молодец, что не бросил четвертый заряд, — сказал Алексей Иваныч, — по рисковать попусту — тоже не дело.