Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

• Название: Страна убитых птиц
• Автор: Владимир Баграмов
• Издательство: Звезда востока
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

И не считай года, Читатель, 2119 — это произвольная дата. Я знаю точную, ОН сказал мне ее, но вправе ли я проводить черту, отделяя НАСТОЯЩЕЕ ОТ ОЖИДАЕМОГО? Я не люблю слово «будущее», равно как и слово «диктатура», даже в приложении к «пролетариату». Диктат — это смерть всему духовному, нравственному, а значит, смерть всему прекрасному, что заложено в сути человеческой.

---

… КЛОАКА БУРЛИЛА.

КЛОАКА — ЖИВОЙ И ТРЕПЕТНЫЙ ЗРАЧОК БОЛЬШОГО ГЛАЗА ЗЕМЛИ. ЖЕСТКАЯ, ОРАНЖЕВОГО ЦВЕТА ТРАВА, ВЫРОСШАЯ ПО КРАЯМ КЛОАКИ, ЭТО БЫЛИ РЕСНИЦЫ ВЕК. А САМИ ВЕКИ, КОЖАНЫЕ, ВЗДРАГИВАЮЩИЕ СКЛАДКИ, ЗЕМЛЯ ЕЩЕ НЕ ВЫРАСТИЛА. ОНИ БЫЛИ НЕДОРАЗВИТЫ, НО РОСЛИ БЫСТРО И НЕУКЛОННО… И ЕСЛИ ВЗЛЕТЕТЬ ВЫСОКО-ВЫСОКО, ГЛЯНУТЬ НА КЛОАКУ С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА, МОЖНО УВИДЕТЬ В ЦЕНТРЕ КЛУБЯЩЕЙСЯ КЛОАКИ БОЛЬШОЕ ОРАНЖЕВОЕ ПЯТНО — ЗРАЧОК, ЖИВОЙ И ПОДВИЖНЫЙ… НО НЕ БЫЛО ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА, НЕКОМУ БЫЛО СМОТРЕТЬ, А ПРОНОСЯЩИЕСЯ НА БОЛЬШИХ СКОРОСТЯХ САМОЛЕТЫ И ВЕРТОЛЕТЫ КРАСИВЫХ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ФИКСИРОВАЛИ ВНИЗУ, ТЕМ БОЛЕЕ НАД СВАЛКОЙ.

Земля выплескивала через КЛОАКУ щупальца биополей своих. Зачем? Ей так хотелось найти светлый родничок радости и добра в той тугой, плотной волне ненависти, что захлестнула ее черное тело.

КЛОАКА БУРЛИЛА.

— Кто ты? — спросила Земля, нежно ощупывая крохотные очаги биополей этого слабого мозга.

— Сын твой… — ответил ОН, присаживаясь на теплую складку века ГЛАЗА ЗЕМЛИ.

— Человеку не дано говорить со мной! Почему ты СТАЛ ТАКИМ?

— Я был, как все. Потом я гнался за крысой, хотел убить ее, и упал. Теперь я то, что есть.

— Зачем ты хотел убить? — спросила Земля, и оранжевая трава вокруг ГЛАЗА зашевелилась без ветра, пришла в движение, шурша грозно и глухо. — Разве мало на мне убивают? Вы не устали?

— Я был другой… Я работал при мертвых, Я устал от них, а когда стал другим — Я НАУЧИЛСЯ ДЕЛАТЬ МЕРТВОЕ ЖИВЫМ.

— Так не бывает!

Складка века, на которой он сидел, дрогнула и поплыла.

Дьял, стоявший неподалеку, разинувший рот на красивые, разноцветные пузыри, что лопались на поверхности бурлящей КЛОАКИ, случайно посмотрел на Того, кого не звали, и оторопел.

ТОТ, КОГО НЕ ЗВАЛИ, МЕДЛЕННО ОТПЛЫВАЛ ОТ БЕРЕГА НА КАКОМ-ТО СЕРОМ БУГРЕ, СИДЕЛ СПОКОЙНО, ПОДЖАВ НОГИ К ПОДБОРОДКУ, ЗАДУМЧИВО ГЛЯДЯ НА ВСКИПАЮЩУЮ ПЛОТЬ НЕУЕМНОЙ КЛОАКИ.

— Стой! — взревел Дьял, кинулся схватить, удержать Странного Красивого, но чуть не ослеп! Плеснула КЛОАКА в лицо Дьялу чем-то ядовитым, так что дико защипало глаза, стало разъедать слизистую носа, рта, глаз. Завыл Дьял, упал рядом с КЛОАКОЙ, закрыв лицо ручищами.

… И ПОНЕСЛО ЕГО В ЖЕРЛО ВОДОВОРОТА. И ОПЯТЬ ОН СЛЫШАЛ НЕВЕДОМЫЕ ГОЛОСА, ЧТО НАПЕРЕБОЙ УГОВАРИВАЛИ ЕГО В ЧЕМ-ТО, ПЕЛИ, ПЛАКАЛИ И СМЕЯЛИСЬ ОДНОВРЕМЕННО… И БЫЛО ЕМУ ХОРОШО, КАК НА РУКАХ МАТЕРИ, О КОТОРОЙ У НЕГО ОСТАЛИСЬ СМУТНЫЕ, НО ДО БОЛИ ЩЕМЯЩЕЙ ПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ. НЕ О ТОЙ МАТЕРИ, ЗАДЕРГАННОЙ ЕГО БОЛЕЗНЬЮ, ИЗМУЧЕННОЙ БЕГОТНЕЙ ПО РЕГИСТРАТОРСКИМ БОЛЬНИЦ, КЛИНИК И ИНСТИТУТОВ, НЕ ТОЙ, ЧТО МУЧИТЕЛЬНО СООБРАЖАЛА, КАК ПРОЖИТЬ НА ДЕСЯТЬ МОНЕТ ЦЕЛУЮ НЕДЕЛЮ, КАК СВАРИТЬ СУП ИЗ КОСТЕЙ БЕЗ МЯСА, НЕ ИМЕЯ БЕЛКОВОЙ БУХАНКИ, КРАХМАЛА И ЛИСТА ИСКУССТВЕННОГО ЛАВРА… А О ТОЙ, ЧТО СЧАСТЛИВО СМЕЯЛАСЬ, ПОДБРАСЫВАЯ ЕГО К ПОТОЛКУ ИХ КРОХОТНОЙ КОМНАТЫ, ТОЙ, ЧТО БЕРЕЖНО ПОДНОСИЛА К ЕГО КРОВАТИ ГОРШОК С ЕДИНСТВЕННЫМ ВО ВСЕМ РАЙОНЕ КОМНАТНЫМ ЦВЕТКОМ И ДАВАЛА ПОНЮХАТЬ, А ОН ЗАМИРАЛ ОТ ВОСТОРГА И ТОРЖЕСТВЕННОСТИ МИНУТЫ, ПЛАКАЛ И ДРОЖАЛ НОЗДРЯМИ…

— Мама!.. — шепнул Смагин, всматриваясь в стены уходящего ввысь, к свету, «колодца». Он опускался все ниже и ниже, и буйные краски вращающихся вихрем стенок «колодца» сменялись на умеренные, тусклые, переходящие в спокойный, серый цвет.

— Я здесь, сынок! — откликнулась Земля, и голос ее ласковым, многократным эхом прокатился в его мозгу.

«СКВОРУШКА-ЕГОРУШКА НЫНЧЕ ПРИЛЕТАЛ», — пропели голоса странные слова.

Он закрыл глаза.

— Ты поплачь, ладно? Если тебе плохо, надо плакать, сынок. Один умный, но несчастный человек сказал, что красота спасет мир. Это не так. Мир спасет жалость, сынок. В ней ключ к РАДОСТИ И ИСТИНЕ. Красота бывает жестокой. Жалость исключает все, кроме самой себя. Она движитель истинного. Поплачь, сынок! И не бойся жалеть себя… Это ощущение останется, плоть твоя впитает его, а впитав, отдаст другому.

… И оказался он в огромной, зеркальной, наполненной светом больших цветных свечей ЗАЛЕ. И пошел вдоль зеркал, смущенный и печальный. Когда поравнялся с первым зеркалом, исчезло отражение и стало зеркало хрустально-прозрачным.

Плескались в синей, небесного цвета воде невиданные рыбы, били вуалевыми с кистями хвостами, пускали пузырьки и хитро подмигивали ему. Тянулись откуда-то со дна зеленые, бурые, красные и фиолетовые водоросли, ползли по ним маленькие рогатые улитки, собирая питательную слизь. А одна из рыб подплыла к стеклу, уставилась на него телескопическими глазами, расплющив о хрусталь толстые губы, и звала его махровыми плавниками…

Следующее зеркало показало ему ослепительно-белый горный кряж. И кружились над ним гордые, огромные птицы. «Орлы», — шепнул он, затаив дыхание и чувствуя, как по лицу текут слезы. И увидел его большой орел, спикировал с немыслимой высоты лазурного неба, пролетел у самого стекла. Показалось ему, что он слышит гордое, независимое клекотанье, что дрожало в горле вымершей птицы. И махнул он орлу рукой, и улыбнулся благодарно за трепет, что проник в самую середину души его.

….. ШЕЛ ОН ВДОЛЬ ГАСНУЩИХ И ТУТ ЖЕ ВСПЫХИВАЮЩИХ ЗЕРКАЛ, И ВЕРЕНИЦЫ ИСЧЕЗНУВШИХ НА ЗЕМЛЕ ПТИЦ, ЖИВОТНЫХ, РЫБ, НАСЕКОМЫХ, ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ И РАЗНЫХ ТВАРЕЙ ПРОХОДИЛИ ПЕРЕД НИМ.

ВСЕЛЕНСКИЙ ХОЛОД НЕВОСПОЛНИМОЙ УТРАТЫ ПРОНИЗЫВАЛ ЕГО НАСКВОЗЬ. И ТЕКЛИ СЛЕЗЫ СКОРБИ ПО УБИЕННОМУ МИРУ, ТЕПЛОМУ, ЖИВОТВОРЯЩЕМУ И СВЕТЛОМУ.

— Не наступи, сынок! — предупредил его голос Земли мягко, но тревожно. — Беда будет!..

Круглая мраморная плита была перед ним. И увидел он, что это САМА ЗЕМЛЯ. Вот материки, вылепленные из неизвестного красного материала, вот острова, горы, хребты и ущелья… Синие моря, океаны, реки, озера! — все это было маленьким, миниатюрным и трогательно беззащитным. Целая Европа уместилась бы у него на ладони! И, забыв о предупреждении, тронул он легонько пальцем вершинку одной высокой горы, что выпирала из знакомых очертаний Федерации.

— Стой!

Страшно крикнула Земля. И замигали, закачались зеркала огромного зала. Взорвалось стозвонное эхо крика земного в его болевшей голове. И упал Викентий Смагин на пол. Вытянув сжатые в кулаки руки вдоль тела, запрокинув худое, обросшее бородой и усами лицо.

Молчала скорбно Земля. Не пыталась помочь, чувствуя, как устало ее дитя, как кричит вся его измученная плоть, болит иссохшая нога, стучат в его висках бесчисленные «молоточки».

— Спи. Тебе надо отдохнуть, сынок. Немного… Спи, усни, усни!

… А через пятнадцать минут Президент Федерации принимал сообщение о том, что на Кавказе случилась катастрофа — без видимых причин отломилась на отрезке ста пятидесяти метров вершина горы Эльбрус, рухнула набок, докатилась до низины, уничтожив два курорта в Приэльбрусье, пять горных поселков, намертво перекрыв горную речку, создав угрозу мощного наводнения…

Было ровно 16.00, когда Исполнитель нажал кнопку «спецсвязь-8». За окнами уже было темно. Через каждые десять минут стекла особняка, стены сотрясались — усиленные патрули вертолетных отрядов Президентского Надзора проносились над ЦЕНТРОМ. Три часа назад Президент Федерации объявил в стране «Чрезвычайное положение»..

— Президент умер. — Исполнитель пожевал губами, словно пробуя на вкус сказанную фразу. — Он умер… для меня.

Жаркий огонь камина освещал его лоб и щеки, кривой, со шрамиком на переносице нос… Щель рта, глубоко сидевшие глаза оставались в тени.

Вот уже с полчаса он держал в руке подсохшую маслину, время от времени с недоумением взглядывал на нее, клал на столик и… опять брал в руку, задумчиво катал меж пальцев.

«Спецсвязь-8» была заблокирована от всего на свете. Восемь каналов, попасть в которые было невозможно. Глубоко под землей проходил толстый, наглухо изолированный, бронированный кабель. И только в одном, секретном месте этот кабель разделялся на восемь жил. Каждая имела адресата — абонента.

— Слушаю.

— Центр?

— Да, шеф.

Исполнитель помолчал, собираясь с мыслями. Давно он не слышал этот глубокий, приятный и мягкий бас.

— Как поживаешь, малыш?

— Вашими молитвами.

— Это хорошо, это очень хорошо. — Исполнитель взял в руки кусок плотного белого картона с напечатанным на нем текстом. — Значит, малыш, такие дела…

— Слушаю, шеф.

— У тебя Регион Дальнего Востока, 1-й, 2-й, 3-й номера Сибири, так? И еще Урал.

— Виноват, за Урал отвечает Щеголь.

Исполнитель пожевал губами, сплюнул табачную крошку. Скосил глаза на угли камина. Целая горка углей, как драгоценные камни, лежала у края, в глубине жарко горело толстое полено.

— Вычеркни Щеголя, малыш, он не стоит нашего доверия.

— Не понял!..

Исполнитель ясно услышал, как клацнули зубы Центра. «Балбес, наверное, так и не удосужился вставить фарфор, ходит с платиновыми… С меня берет пример?»

— Я сказал, вычеркни его. Светлая память…