Иван Павловский - Тайна мистера Гарварда из Флагстафа

• Название: Тайна мистера Гарварда из Флагстафа
• Автор: Иван Павловский
• Издательство: Издатель А.С. Суворин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1903

Побывав в Милане у знаменитого астронома профессора Скиапарелли, американец Джеймс Гарвард решил построить свою обсерваторию, оснастить ее самым совершенным телескопом и наладить связь с марсианами. Однако, осуществив свои планы, Джеймс неожиданно меняется, удивив и шокировав всех вокруг и прежде всего свою жену Анни…

---

Когда он узнавал, что кто-нибудь из его сограждан опасно болен и уже не встанет, глаза его начинали сверкать, a губы улыбаться, как будто ему сообщили самое приятное известие. Таких больных он всегда навещал по несколько раз на день, и когда им становилось очень скверно, он нашептывал им что-то в течение нескольких минут. И тогда с ними совершалось что-то необычайное. Одни, сквозь муки агонии, начинали улыбаться, точно им сообщили что-то чрезвычайно смешное. Другие окаменевали от ужаса, широко раскрывали глаза и рот, и в таком виде умирали. A Гарвард потирал руки, подмигивал окружающим, как будто совершил очень доброе дело.

Поэтому у всех, к уважению, которое питали к нему, присоединялся непобедимый страх, который у некоторых переходил в настоящую ненависть.

Так как сам Гарвард решительно отказывался давать объяснения о причине такого своего странного поведения, то за ними обращались к его жене.

Но Анни сама ничего не знала. Она в этих случаях отвечала:

— Я хотела бы поскорее очутиться при смерти, чтобы узнать тайну бедного Джеймса. Эта тайна не дает мне покоя.

VII

И желание Анни исполнилось раньше, чем она думала.

С той ночи, как она застала мужа в обсерватории разрушающим астрономические инструменты, она заболела, и y нее развилась болезнь сердца. Эта болезнь, усложненная последовавшими волнениями и переутомлением, уложила ее наконец в постель, без надежды на выздоровление. Силы ее таяли с каждым днем, и она с трудом могла уже шевелить руками.

— Джеймс, — сказала она раз ночью, — я чувствую, что не доживу до утра. Минута настала. Объясните мне ваше поведение в последние годы. Объясните, почему бы вдруг возлюбили людей и почему, несмотря на это, вы радуетесь их смерти. Я вижу, вы рады тому, что расстаетесь со мною. A я была вам верной и преданной подругой. Для того, чтобы моя смерть доставила вам удовольствие, надо, чтобы у вас была на то очень важная причина. Говорите же, я вас слушаю.

Гарвард от волнения долго не мог говорить. Он гладил белую, похудевшую руку Анни, и любовно, с чувством величайшей жалости глядел на нее. Потом он начал так:

— Анни! Вы правы, в я рад, что вы имеете обо мне такое мнение. Я уверен, что многие из тех, которые называют меня "благодетелем человечества", приписывают мне далеко не благородные побуждения. Выслушайте теперь меня, и вы все поймете.

— Вы помните наше посещение в Милане обсерватории профессора Скиапарелли. После внимательного взгляда на оранжевую планету, я понял, что это такой же мир, как тот, на котором мы живем. A когда я вышел из обсерватории, я принял неизменное решение. Я поставил себе целью войти в сношение с обитателями этого мира. Конечно, я не ученый. Но я довольно знаю историю, чтобы помнить, что многие из величайших открытий и изобретений были сделаны простыми людьми, которые не учились в университетах. Доказательство — наш Эдиссон. Доказательство, купец Шлиман, который сделал переворот в археологии и доказал, что Гомер в Илиаде рассказывает не вымыслы, a исторически события. Вы это знаете так-же хорошо, как я, вы, читавшая гида Муррея и посетившая со мною раскопки Трои и Микен.

Но когда я вспоминаю, что побудило меня взяться за это дело, краска стыда покрывает мое лицо. Я бы хотел, что бы этого никогда не случилось.

— Я догадываюсь, Джеймс, — перебила Анни слабым голосом. — Вы говорили что предпринимаете одно из самых великолепных business, какое когда-либо видел мир…

— Да, я думал, при посредстве марсианцев, приобрести неисчислимые богатства и незабвенную славу. Я хотел соединить роль нового Прометея с предприимчивостью гражданина Соединенных Штатов. Я хотел прежде всего узнать от них, как они делают свои колоссальные сооружения, которые меня так поразили. Я мечтал, при их помощи, докончить Панамский канал, превратить Сахару в море, a пустыни Гоби и Аравийскую в цветущие сады. Монархи, думал я, будут обращаться ко мне за советами, как сделать счастливыми своих подданных, частные люди — чтобы узнать секрет долголетия, ученые — чтобы узнать тайны природы и ее законы. Я сделаюсь великим человеком, гением, которому будут воздвигать при жизни памятники, и — быть может — даже храмы, как Александру Македонскому… Так я думал. И эта тщеславная надежда придала мне смелость привести в исполнение мою мысль, — потому что я ее выполнил. Вы сами видели сигналы, которые мне начали делать с планеты. Но вы не знаете, что было дальше. Теперь вы узнаете.

Когда я ответил на эти сигналы, когда я показал, что вижу их и понимаю, я получил первое сообщение с Марса. Это было световое письмо, на очень недурном — уверяю вас — английском языке, и которое я прочел на зрительном поле телескопа. В нем, марсианцы научили меня способу быстро сноситься с ними. Я не стану утруждать вас подробным изложением этого способа. Но вы поймете его, если я вам напомню, что электрическая волна, пущенная по медной проволоке, или даже без проволоки как в беспроволочном телеграфе, перерождается в звук или в письменный знак, по желанию, и на каком угодно расстоянии. Марсианцы пользуются для этого световой волной, которая посылается по указанному ими способу и которая прорезывает междупланетное пространство с такой же быстротой, как электрическая волна окружность земного шара.

Получив это первое послание, я стал придумывать мой ответь. Чтобы достигнуть моей цели, я прибегнул к хитрости. Я решил скрыть от них, что я простой янки, который даже в таком великом деле ищет прежде всего своей выгоды. Напротив, я выдал себя за мудреца, который любит род человеческий и страдает от горя, зла и несчастий, выпавших ему в удел на земле. Но по мере того, как я придумывал мое послание, жгучая душевная боль охватывала мое сердце. В первый раз, в течение моей жизни, я думал об этом вопросе, и в первый раз я понял, какие мы жалкие, несчастные и беспомощные существа. Мы родимся для того, чтобы умереть, и мысль о смерти отравляет большую часть нашего существования. A когда мы не думаем о смерти, мы думаем о том, как бы картиной нашего призрачного счастья возбудить зависть в наших ближних. И для того, чтобы этого достигнуть, мы увеличиваем вокруг себя несчастья, делаем жизнь еще хуже, чем она есть в действительности. A когда цель достигнута, победитель так же мало счастлив, как побежденный. Мы говорим о человечестве. Но человечества нет. Есть только человеческие ячейки: отдельная личность, семья, община, государство. И чем ячейка больше, тем меньше связаны между собою составляющие ее части. Члены семьи связаны между собою только до тех пор, пока приходится противопоставлять интересы этой семьи интересам другой. Но уже в этой ячейке имеются все зародыши страстей, разделяющих между собою людей: самолюбие, зависть, желание властвовать одного над другим, жадность, и даже прямо злоба и ненависть. И чем ячейка больше, тем эти разрушительные страсти сильнее. A над всем этим реет черная стая бедствий, в виде болезней, голода, засух и наводнений, землетрясений, циклонов, войн, потери ближних, страх, разочарование, муки недостигнутых желаний. Только этими бедствиями и страхом перед ними люди связаны между собою. Не правда ли, Анни?

Анни сурово, со сдвинутыми бровями, мотнула головою в знак того, что она несогласна.

— Есть любовь, Джеймс, есть поэзия, науки, искусства, — сказала она, — есть желание нравиться ближним и получать их одобрение, есть любовь матери к детям, есть любовь к отечеству, к страждущим, — все это соединяет людей.

— Есть, конечно. Но поэзия, науки, искусства… из тысячи людей вряд ли один может пользоваться хотя бы одним из этих благодеяний. Желание нравиться есть чаще всего желание обольстить и обмануть. Любовь матери к детям не мешает тому, что по миру бродят сотни и сотни тысяч брошенных детей. Зло, Анни, бесконечно превосходит добро. И когда я понял это, когда я понял, как мы несчастны и как мы не умеем устроиться так, чтобы достигнуть хоть миража счастья, я плакал в первый раз в жизни, плакал горькими слезами. Это были хорошие слезы, достойные мужчины, потому что я плакал не над собою и не из-за себя. Поэтому мое послание к марсианцам, вызванное вначале дурным, эгоистическим чувством, вышло на самом деле патетичным, искренним и добрым.

Оно, по-видимому, тронуло марсианцев. Я так думаю, потому что они захотели меня утешить. Но то, что они сказали, было так ужасно, что я потерял голову, узнав его, пришел в ту великую ярость, в которой вы меня видели…

И в ответ на жадно устремленный на него взгляд умирающей, он пояснил:

— Они сказали, что скоро все земные бедствия будут кончены, потому что кончится самая жизнь нашей планеты. Астрономы Марса, которые наблюдают мировое пространство уже миллионы лет, не раз присутствовали при разрушении планетных миров. И они высчитали, что через двадцать пять лет Земля, на своем пути с остальной Солнечной системой по направлению к созвездию Геркулеса, потерпит крушение и разлетится в прах… Здесь я вскочил, не желая дальше знать ничего. Для меня было довольно.