Вячеслав Букур - Поиск-87: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-87: Приключения. Фантастика
• Автор: Вячеслав Букур
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1987

Сборник новых приключенческих и фантастических произведений пермских литераторов.

---

Внизу на листке бумаги было приписано от руки корявым почерком:

«Привет, Леонид. Будешь в отпуске, заходи в гости. Всем ребятам привет».

«Левой рукой писал», — понял я. Положил письмо обратно в конверт и решил приобщить его к первому. Но первое не нашел, потерялось где-то.

Видимо, сведения о развитии небезынтересного для нашей компании сюжета приходили не только ко мне.

— Мы находимся на расстоянии ноль шестьсот тринадцать тысячных астрономических единиц от поверхности Земли, — сообщил Адам, прогнав по дисплею несколько последовательных вычислений. Потом протянул эффектную паузу и с торжеством добавил: — А браки, как известно, заключаются на небесах!

Мы поаплодировали этой свежей и обнадеживающей мысли. И думы наши снова, в который уже раз, втекли в привычное за последние недели русло. Тема дальнейшего развития взаимоотношений Коленьки и Анастасии стала настолько частой в наших разговорах, что у меня появилось предчувствие: ой, не кончится эта история добром…

— Ходят слухи, — многозначительно оглядев присутствующих на ежевечернем сборище в столовке, изрек Солар, — что Голубчиков делает карьеру. Из водителя зоопередвижки он вырос до старшего смотрителя вольеров травоядных парнокопытных. И это еще не предел для нашего Коленьки!

— Он скоро директором станет!

— Самые эндемичные яйцекладущие будут считать за честь пожать ему лапу!

Конечно, известие о том, что Голубчиков, игнорируя немалочисленные приглашения космометеорологов, космопсихологов, радиобиологов, меркурологов и прочих деятелей из наземных центров обработки информации, избрал романтическую должность служителя в зверинце, произвело надлежащий эффект. Но каждый, зная своеобразие Коленькиного темперамента, в глубине души заранее ожидал чего-нибудь именно в этом духе. Почему-то считают, что первопоселенцы на колонизируемых планетах — это суперспециалисты, цвет науки, и вокруг наших голов постоянно сверкают сполохи озарений, прозрений и вдохновений. Случается, конечно, и сверкают. Но не чаще, чем у земных служителей научно-технического прогресса. Когда медики списывают нашего брата из-за профнепригодности (читай — увечья), за беднягами устраивается настоящая охота, в которой участвуют даже именитые исследовательские институты. Рассчитывают на нашу квалификацию, на опыт фронтирера науки. А опыт первопроходца — это в основном умение выдерживать собачью жизнь. В эпоху максимальной комфортности быта мало кто знает этимологию устаревших устойчивых выражений «до седьмого пота» и «не жрамши». Поясняю: эти лингвистические реликты соотносятся с осознанной необходимостью двадцатичасового рабочего дня и одноразового питания — иногда. Иногда довольно часто. Первые экспедиции, занимающиеся сбором информации, не лишены бывают и привычного видео, и спецсеансов связи с родными. И соленый огурчик, если захочется, можно отыскать в продуктовых вакуум-климатизерах. Но после стадии эксперимента наступает пора вживания в новый мир, период развертывания элементов привычной для земного человека ноосферы, и, как всякое начинание на голом месте, освоение сопровождается неожиданностями, непредвиденностями, несуразностями, распорядок и режим трещат по всем швам, в тартарары летят планы и программы, где-то что-то не ко времени взрывается, преступно нарушается ТБ, и покой нам только снится, если находится время для сна. В специальных психотерапевтических изданиях одно время даже всплывал термин «комплекс кроманьонца», но был из вежливости быстро стушеван. Может, кого-то из наших это действительно задевало, но ведь надо быть честным, изысканность рефлексий первопроходцу сохранить трудно.

— Мне тут один знакомый ксенотектоник кассету прислал, — сообщил Вотинов. — Говорит, Голубчиков теперь у них работает. Из зоопарка ушел. Не без влияния…

Коленька возглавлял отдел моделирования тектонических процессов внутренних планет. Теперь он был обладателем двухтумбового стола со встроенным терминалом и вращающегося кресла, раскидистого и эргономически идеального. Прежде чем окликнуть, я попытался мысленно усадить в это кресло человека в фартуке, с метелкой и совком. Воображаемый служитель зверинца присел на самый краешек, тут же вскочил, пошаркал задубелой ладонью по глянцевой обшивке и умоляюще взглянул на меня — не могу, мол, убери меня отсюдова…

Коленька поднял лицо, как всегда, с полуулыбкой. Но, увидев меня, чуть-чуть вздрогнул. Во взгляде шевельнулось не то чтоб недовольство, а так — некий душевный дискомфорт. Я решил не допускать мерихлюндий, радостно заорал: «Салют, старик!», очутился у стола и, перегнувшись, сграбастал Голубчикова, стал стучать по спине кулаком: давно не виделись, безумно рад встрече, гляди-ка — усы вырастил! В общем, не давал времени осознать, что я — герой-первопроходец, а он — списанный за ущербностью ветеран.

Коленька тоже молотил меня по спине, улыбался, поддакивал.

Потом получилось так, что я сидел в необъятном кресле, а Голубчиков, заложив руки за спину и наклонившись ко мне, внимал. Я заливался. Новостей было много. Одновременно из сумки извлекались посылочки от ребят, сюрпризы-сувениры, снимки на память и кассеты с прочувствованными песнопениями.

Наконец я выдохся и, блаженно потянувшись, откинулся на высокую спинку. В кресле мне было очень хорошо. Беззвучно мельтешили зеленые цифры в часовом «окне» дисплея.

— Рабочий день кончается, — отметил я, когда в мозг просочилось значение зеленых цифр. — Давай-ка махнем куда-нибудь в лес, к речке, с ночевкой, с костерком.

Тут мой взгляд набрел на подсунутый под край экранной рамки снимок Анастасии.

— Не могу, старик, — ответил Голубчиков. — Давай завтра, а? Сегодня не могу.

Анастасия увела меня в уголок гостиной, отгородилась акустическим барьером от электронного плеска и грозовых разрядов музыки, в которой купались парами и поодиночке ее гости. Голубчиков остался по ту сторону барьера. Он не танцевал, сидел за отодвинутым к стене столиком и накладывал свои обычные четыре ложки сахарного песку в чашку с чаем.

— Что характерно, — сказал я Анастасии, — рожи у них у всех такие умные, у знакомых твоих.

— Рожи соответствуют внутреннему содержанию, — отреагировала Анастасия. — Много их тут было и будет всяких, лауреатскими значками увешанных. Эрудиты, махатмы-гуру, контринтуитивисты. А на уме сам знаешь что.

Посреди затемненной гостиной возник вишнево светящийся пузырек, который начал стремительно набухать и раскаляться, меняя цвет на красный, потом на оранжевый, потом он ослепительно просиял бело-голубым и из него фонтаном ударили огненные струи. Над головами танцующих заметались золотые, серебристые и красные просверки, и все, осыпаемые медленно тающими хлопьями искр, задвигались в убыстренном ритме.

— А тактика у меня накатанная, — продолжала Анастасия. — Сперва вздымаю на гафеле свой синий чулок. Если не помогает, демонстрирую соискателю любовь в три тысячи вольт. Он дымится, искрит, потом с криком убегает. А вот Коленька не такой. Коленька замечательный. Коленька лучше всех, потому что он настоящий мужчина. Но уж больно прост. Вечерком собираются контринтуитивисты на чашку чая. Так он чай пьет добросовестно до часу ночи, а на вопросы «не правда ли, дорогой вы наш этот самый» отвечает «ага!»

Глаза у Анастасии блестели, но смотрели невидяще, и по всему чувствовалось, что монолог этот адресован кому-то, все понимающему, кто может успокоить и приголубить, и сказать, что все будет хорошо. То есть не мне.

— Значит, так. Я теперь знаю, в чем мое призвание. Я из него сделаю человека. Он у меня по характеру мазка будет отличать кватроченто от чинквеченто, выпекать в день по семь-восемь теорий психоконстантности и локоморфизма и сочинять рубаи на арамейском. Я. Его. Подниму. До себя.

На домашнем видео, которое располагалось в этом же огороженном акустическим барьером углу, был прикреплен снимок Коленьки. «Задурил девушке голову, злодей», — с укором подумал я. Коленькин фотовзгляд, исполненный непоколебимого душевного равновесия и приветливости, видимо, встретился со взглядом Анастасии.

— Но, честно говоря, при всем при том мне хотелось бы, чтобы он оставался таким, какой есть. В глубине. Я не отвергаю компромиссы. Вовсе не хочу, чтоб он был у меня под каблуком. Я, например, стараюсь привыкнуть к этому самому… Одеколон есть такой зеленый, гадость ужасная.

— «Шипр».

— Вот-вот. У каждого свои слабости. В общем, работы мне предстоит много. Причем работы… — Она вдруг понизила голос, хотя нас никто не мог услышать. — …по специальности. Вот так.

Я изобразил на лице удивление и заинтересованность.

— Про параллельный перенос генетической информации читал?