Бела Иллеш - Обретение Родины

• Название: Обретение Родины
• Автор: Бела Иллеш
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1976

Во время второй мировой войны Б. Иллеш ушел добровольцем на фронт и в качестве офицера Советской Армии прошел путь от Москвы до Будапешта. Свои военные впечатления писатель отразил в рассказах и повестях об освободительной миссии Советской Армии и главным образом в романе «Обретение Родины», вышедшем на венгерском языке в 1954 году.

---

— И все лица рядового состава? — спросил Енеи.

— Один из них капрал и один бывший солдат рабочего батальона.

— Важно, чтобы в эту аферу не впутывались господа офицеры. Передайте, подполковник, что я запрещаю им читать всю эту тлетворную литературу и общаться вне исполнения служебных обязанностей с лицами рядового состава.

— Слушаюсь, господин генерал-лейтенант. Рад доложить вашему превосходительству, что моя разъяснительная работа среди господ офицеров принесла вполне утешительные результаты. В нашем лагере лишь трое дерзнули присоединиться к так называемому антифашистскому движению, причем двое из них — офицеры запаса. Третий, капитан Гардони, к великому сожалению, кадровый. Я хотел просить ваше превосходительство вызвать к себе капитана Гардони для рапорта. Быть может, несколько сказанных вашим превосходительством слов благотворно подействуют на заблудшего и образумят его.

— Гм… да… то есть… гм… Впрочем, полагаю, правильнее было бы вызвать его не ко мне. Пусть господин генерал-майор Енеи будет так любезен и поговорит с ним, разъяснит этому субъекту, в чем состоит долг венгерского офицера. Прошу тебя, дорогой Андраш…

Енеи скорчил кислую мину. Поручение было не из приятных, но он счел необходимым повиноваться. Встал и молодцевато щелкнул каблуками.

— Слушаюсь, господин генерал-лейтенант!

Через полчаса капитан Гардони явился к генерал-майору Енеи, который выбрал для этой встречи дальний угол лагерного двора, где, осененные кронами серебристых молодых берез, стояли стол и скамьи. Енеи принял Гардони; сидя, но не предложил ему сесть. За спиной Енеи торчал подполковник Чонтош.

— Я вызвал вас, господин капитан, потому, что до меня дошли сведения, будто вы пренебрегаете данной его высочеству господину правителю присягой и общаетесь с лицами рядового состава. Более того, вы совместно с вышеуказанными лицами проповедуете идеи, несовместимые с офицерской честью.

— Господин генерал-майор!..

— Я не кончил. Если нет на то соответствующего приказа от его превосходительства господина генерал-лейтенанта или от меня, вы, господин капитан, не имеете права так поступать. От имени его превосходительства господина генерал-лейтенанта запрещаю вам вне служебных обязанностей соприкасаться с лицами рядового и унтер-офицерского состава. Запрещаю также говорить на темы политического характера или читать по этим вопросам каким либо книги. Ваша обязанность думать исключительно о присяге, о ее нерушимой святости и о вытекающих из нее обязанностях. Вам все понятно, господин капитан?

— Да, господин генерал-майор. Есть стоять смирно, ждать дальнейших приказаний и наблюдать за развертыванием событий!.. Разрешите, однако, доложить, господин генерал-майор: такой же точно приказ был получен мной от подполковника Немеди ровно семь месяцев назад, спустя пять или шесть дней после донского прорыва. Тогда путь нам преградила немецкая полевая жандармерия. Засев в подбитом танке, она силой пулеметного огня вынуждала нас топтаться на месте. Было очевидно, что в результате такого топтанья все мы пропадем — подохнем с голоду и замерзнем. Я обратился к господину подполковнику Немеди, прося разрешения расчистить дорогу и, если понадобиться, применить оружие. Но господин подполковник такого разрешения не дал, а приказал ожидать дальнейших распоряжений и без них ничего не предпринимать. Мы повиновались, полагая, что этого требует наша воинская присяга. Сидели сложа руки и ждали «дальнейших указаний». В результате такого беспрекословного повиновения, а также нашей полной бездеятельности из застрявших на дороге четырех с половиной тысяч мадьяр погибло более трех тысяч. Господин генерал-майор! Я никогда себе не прощу, что в то время больше думал о моей присяге правителю Венгрии, чем о жизни венгерских солдат! Как я уже имел честь вам доложить, в тот раз, согласно приказу, были бесцельно загублены жизни более трех тысяч мадьяр! Остальных, то есть нас, спасли русские. Спасли тем, что взяли в плен.

Гардони сделал паузу. Пока он все это выкладывал, бледное худое лицо его разгорелось. Обычно, если приходилось выступать перед солдатами, которых его офицерское звание несколько стесняло, капитан изъяснялся довольно робко и неуклюже. Но сейчас он говорил как прирожденный оратор. Гардони сам это чувствовал, и сознание собственной смелости воспламеняло его. Особенно радовало, что теперь наконец развеялись последние остатки робости перед этим генералом, чьи петлицы вместо положенного по форме галуна украшены обрезками норвежской консервной банки.

В свою очередь и генерал Енеи был поражен и ошеломлен этим нежданным потоком слов. Нерешительно, как бы умоляя помочь, взглянул он на Чонтоша.

Но прежде чем подполковник успел прийти к генералу на выручку, капитан Гардони стал продолжать свою пылкую речь. Он все еще стоял в положении «смирно» и только в горячности изредка, отнюдь не по-солдатски взмахивал правой рукой.

— В описанном мною случае, господин генерал-майор, дело касалось жизни четырех с половиной тысяч мадьяр. А в настоящий момент на карту поставлена судьба всего венгерского народа, всей Венгрии! И бездействовать сейчас равносильно измене.

— Да вы понимаете, что вы говорите? — гневно вырвалось у Чонтоша. — Вы играете не только своим офицерским чином и честью, но и собственной свободой, даже жизнью. Вам это понятно, капитан?

— Понятно, господин подполковник. Но знаю я также и еще одно: что бы со мной ни случилось, я буду верно служить родине!

Капитан Гардони приложил руку к козырьку и, не спросив разрешения, удалился твердым шагом.

* * *

В пять часов пополудни к Альфреду Шторму прибыл гость, мистер Грин. На сей раз он впервые явился к графу без подарков. Мистер Грин осведомился о здоровье его превосходительства и, не дожидаясь ответа, спросил, понимает ли кто-либо из лагерной охраны по-английски.

— Едва ли. Эти-то…

— Но-но! Никогда не следует недооценивать противника, — прошептал мистер Грин. — Большевикам нельзя доверять ни на секунду…

Генерал-лейтенант удивленно поднял на него глаза. Гость его — англичанин, союзник русских, а он, Шторм, венгерский генерал, сражавшийся против русских и, следовательно, косвенно против англичан. Предупреждение Грина показалось ему по меньшей мере неожиданным.

Генерал и его гость некоторое время безмолвно изучали друг друга, словно встретились впервые и пытаются разгадать, что творится в душе собеседника и что же, собственно, он за человек.

У Шторма создалось такое впечатление, будто и лицо, и весь облик Грина преобразились. На мистере Грине был все тот же, много раз виденный графом костюм, только сейчас главный бухгалтер посольства вовсе не выглядел неряхой и отнюдь не казался мямлей. Щеки его обвисали по-прежнему, но мистер Грин уже не производил впечатления глупого индюка. Скорее он — походил на старого зубастого бульдога. Подбородок его выпятился вперед, глаза пронзали собеседника.

Грин, видимо, разгадал мысли генерала и улыбнулся. Однако даже улыбка не смягчила угрожающего выражения его лица.

— Мы должны соблюдать величайшую осторожность, господин граф, — шепотом произнес мистер Грин, и окаменелость его физиономии вдруг исчезла — мистер Грин как бы наценил прежнюю улыбающуюся маску.

«Типичное британское привидение!» — пронеслось голове у Шторма.

А мистер Грин уже склонился к уху генерала.

— Я привез вам вести от вашего шурина майора Кенникота, который в некотором роде и мой шеф. О да!.. По поручению майора Кенникота могу сообщить вашей милости, что наша организация с самого момента вашего пленения регулярно пересылает жалованье вашего превосходительства через один из швейцарских банков. Оно доставляется в собственные руки вашей супруги графини Белл.

— Какая организация? — с искренним изумлением спросил граф, хотя уже в следующую минуту угадал ожидавший его ответ, великолепно сообразив, о чем идет речь. — И о каком, простите, жалованье изволите вы говорить, мистер Грин?

— Майор Кенникот только выполнил свой долг, информировав меня, что вот уже свыше десяти лет вы являетесь нашим сотрудником. Особенно ценные сведения были сообщены вами в Лондон в первые месяцы войны. Что касается жалованья… Надеюсь, ваш уважаемый тесть продолжает столь же регулярно пересылать вам этот ежемесячный гонорар, который наша организация направляет на его имя во избежание всяческих недоразумений?

Генерал глубоко вздохнул. Он не был ни удивлен, ни даже слишком возмущен тем, что Грин выложил ему наконец все начистоту. Шторм давно уже догадывался, хотя тщетно пытался убедить себя в противном, что как его жена, так и ее лучшая приятельница Габи Залаи не за страх, а за совесть служат англичанам.