Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 2

• Название: Избранные произведения. Том 2
• Автор: Сергей Городецкий
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1987

Второй том Избранных произведений С. М. Городецкого составляют его прозаические сочинения: романы «Сады Семирамиды» и «Алый смерч», повести: «Сутуловское гнездовье», «Адам», «Черная шаль», рассказы, статьи, литературные портреты.

---

Никитин с головой ушел в новое дело. Друзья стали упрекать его в скупости и скопидомстве, бояться, что талант его погибнет в торговых хлопотах.

Здоровье поэта становилось все хуже и хуже. Дела идут хорошо. Он всячески пополняет свой магазин. Прослышав, что в Нижнедевицке у какого-то священника есть сочинения Иннокентия, он добывает их. 20 февраля Придорогин писал Второву про Никитина: «Худ он стал, как скелет, и едва-едва может перетащиться с одного дивана на другой; так он слаб и истощен!» Через месяц: «Здоровье его скверно. Он начал лечиться гомеопатией». 8 мая сам Никитин писал Второву: «Верите ли — едва хожу, едва владею руками. Если настанет тепло и не поможет мне купанье, тогда останется одно: умереть». 22 июня он пишет ему же: «Ноги мои распухли, покрылись красно-синими пятнами и окончательно отказываются мне служить». Он мечтает ехать в Петербург, но болезни и дела не пускают его. 11 июня Придорогин пишет Второву, что доктора определили чахотку. Потом продолжает: «Физическое истощение убило в нем поэта; но зато с необыкновенною силою развернулся в нем мелочный и раздражительный дух спекуляции». Действительно, от этого года осталось только пять стихотворений. Друзья видели причину этого в торговых делах. Сам Никитин — в болезни: «Я похож на скелет, обтянутый кожей, а вы хотите, чтобы я писал стихи».

По-видимому, поэт был более прав, чем его друзья. В конце июля ему полегчало, и он тотчас принялся за «поправку своих мелких стихотворений». Эта работа, результаты которой можно видеть при сравнении первого издания стихов со вторым, была тяжела и не богата творчеством. Литературные вкусы автора «Кулака», конечно, были уже не те, что у дебютировавшего под эгидой гр. Толстого поэта, они сделались строже, в них наметился большой сдвиг от лирики к эпосу («Все кажется риторикою»), но все же дух мелочной кропотливости несомненен в этой работе, как несомненна и причина появления его: образ жизни и болезни.

В погашение своего долга В. Кокореву Никитин предполагал выпустить «или два томика, или одну объемистую книжку», включив сюда и «Кулака». Но, как известно, книжка вышла без поэмы.

12 ноября 1859 года умер И. А. Придорогин. Смерть его тяжело перенес Никитин. Конец этого года отмечен новой вспышкой ссор с отцом на денежной почве.

Новый, 1860 год наступал при благоприятных условиях. Здоровье Никитина несколько восстановилось, он бросил диету; дела шли хорошо: магазин дал около полутора тысяч прибыли. Отношения с отцом были спокойней. Слава поэта все росла. Устроенный в воскресенье 9-го апреля в зале кадетского корпуса литературный вечер обратился в триумф Никитина. На программе стояли: «Уездный лекарь» Тургенева, «Чернец» Шевченко, «Литераторы-обыватели» Щедрина, «Забытая деревня» Некрасова, «Обоз» Успенского, в музыкальной части — Глинка. Никитин выступил седьмым номером и прочел «Поэту-обличителю». Его два раза заставили повторить стихотворение. По словам местной газеты, «публика была довольна».

К лету у Никитина созрела мысль съездить в Петербург и Москву. 10 мая он писал И. Брюханову: «А я мечусь как угорелый, отыскивая денег». В начале июня Никитин выехал на почтовых. Он ехал отдохнуть и развлечься, но поездка вышла чисто деловой. В Москве он стоял в № 94 гостиницы Чижовых, близ Кремля. Москва не произвела на него особенно сильного впечатления. В Петербурге он остановился у Второва, по Бассейной, в доме Аничкова. Здесь он никого кроме книгопродавцев и писчебумажных оптовиков не видел. Хотелось ему увидеться с Майковым, но Майков жил в Парголове. Хотел Второв показать ему Петергоф, но не успел.

Осенью в Воронеже возникла мысль издать литературный сборник. У де Пулэ начались собрания по этому вопросу. Никитин здесь читал отрывки из «Дневника семинариста». Работать над этой повестью ему мешала торговля. «В магазине мечусь как угорелый, а другого исхода нет, нужно метаться», — пишет он Второву. Де Пулэ рассказывает, что Никитин читал ему конец повести у себя в магазине и при начале чтения воскликнул: «Доконал меня проклятый семинарист!» По окончании чтения у него пошла кровь горлом.

До мая состояние здоровья Никитина было удовлетворительно, хотя он не переставал жаловаться в письмах на него. «Здоровье мое плоховато» (письмо к Вицинскому от 3 февраля). «Сух, как гриб, тонок, как спичка, — короче: гадок до последней степени» (к Н. А. М — ой от 17 февраля). Он мечтает о лете, о купанье, о поездке в столицы. Дела продолжают улучшаться: в феврале было уже 200 подписчиков. Магазин Никитина стал своеобразным клубом, куда приходили потолковать о событиях, об освобождении крестьян, манифест о котором читался в Воронеже 10 марта. Утром этого дня Никитин слышал первого весеннего жаворонка («Как же я был рад его песне!»).

С начала этого года и по июль Никитин переписывался с Натальей Антоновной Матвеевой, которую любил. Никитин был влюбчив, и это была не первая его любовь. В апреле было у него свидание с Матвеевой, которая приезжала в Воронеж. Памятью его осталось одно из лучших стихотворений: «На лицо твое солнечный свет упадал». Любил Никитин скрытно, сдержанно, глубоко и целомудренно. Необычайные некоторые строки его писем к Матвеевой, в общем, многословных. Трагически звучат следующие слова из письма от 19 апреля: «Ведь я не сложил, не мог сложить ни одной беззаботной, веселой песни во всю мою жизнь! Неужели в душе моей не нашлось бы животрепещущих струн? Неужели на лице моем только забота должна проводить морщины?»

На третий день Пасхи Никитин гулял по кладбищу с Г. Зиновьевым, толкуя о смерти. Никитин говорил: «Вот 25 лет, вот 30, а здесь 40, ну что за лета! Ведь таким только жить да жить бы!» Даже 60 лет не казались ему долголетием. Потом он сказал: «Видно, брат, и до нас доходит очередь».

1 мая он встречал за городом, пил чай на воздухе и простудился. У него началось кровохарканье. 23 июня он пишет: «Вот уже восьмая неделя, как я лежу на одном боку, и если выезжаю на полчаса, то эта прогулка удается редко». 7 июля он пишет: «Лежа третий месяц в четырех стенах, без надежды на лучшее, не имея сил даже ходить по комнате, потому что захватывает дыхание, — трудно сохранить душевное спокойствие». Врачи растерялись. Последний раз он был в своем магазине в приезд Кокорева. Встреча их была тяжела для здоровья Никитина. Он много говорил Кокореву: «Вы дали мне новую жизнь… вы… вы спасли меня… не подойди так скоро смерть, я не остался бы здесь, в этом городе… здесь мне душно!» Ему сделалось дурно.

Из друзей больного навещал один де Пулэ: все разъехались. Ходила за ним А. Тюрина. Отец в пьяном виде часто беспокоил его, ругаясь, бросаясь солеными огурцами. «Иван Саввич, при болезненной раздражительности, до такой степени волновался этим, что при виде отца приходил в ярость, обнаруживавшуюся скрежетом зубов и истерическими припадками» (письмо А. Перелешина к Н. Второву).

1 сентября де Пулэ получил от Никитина записку с просьбой приехать для составления духовного завещания. 3 сентября Никитин исповедовался и причащался. Перед исповедью он, напрягая последние силы, прошел к отцу, стал на колени, целуя руку, говорил: «Батюшка, простите меня». Отец был пьян и мычал бессмысленно.

В ближайшие после этого дни было составлено духовное завещание в присутствии духовника, душеприказчика де Пулэ, Зиновьева и Чеботаревского.

Положение Никитина все ухудшалось. Со дня составления духовного завещания де Пулэ ежедневно навещал его. Вот его впечатления от 24 сентября: «Дух у меня бодр, но организм убивает меня», — говорит он и, бедняк, беспрестанно плачет. Он понимает свое положение, но все еще питается иногда надеждою; впрочем, во многих отношениях стал дитя. Куда девалась его прекрасная мужественная наружность! Весь иссох, лицо и голова с кулак. Его бьют наповал то понос, то кашель; перестает один, начинается другой. У него «чахотка кишечная, кашель без мокрот» (письмо к Н. Второву).

На 26 сентября, день своего ангела, Никитин звал к себе де Пулэ: «Если буду жив, приезжайте с сестрою пить чай». Отец был трезв в этот день. Он говорил с де Пулэ. Де Пулэ сказал, что больному необходимо спокойствие. Никитин приподнялся с дивана, стал на ноги. «Он был страшен, как поднявшийся из гроба мертвец». Он воскликнул: «Теперь поздно говорить о спокойствии! Я себя убиваю? Нет, вот мой убийца». Он глазами показал на отца.

16 октября его хотели соборовать. С утра в этот день пьяный отец не выходил из комнаты умирающего, требуя ключей и денег и произнося проклятия. Никитин умолял отвести отца. Не вынеся такой сцены, де Пулэ ушел. Никитин сказал ему: «Баба, баба!» Соборование было назначено около пяти часов, но отец Арсений пришел в четыре. Никитин доживал последние минуты. Он знаками просил чего-то. Подали пить. Он проговорил: «Нет, супу… есть хочу». Это были последние слова. Он окинул плачущих родных мутным взглядом и закрыл глаза навсегда.