Блез Паскаль - Письма к провинциалу

• Название: Письма к провинциалу
• Автор: Блез Паскаль
• Издательство: Port–Royal
• Жанр: Религиоведение
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 966–7068–04–8

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.

Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.

Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

---

Мне хотелось, отец мой, приучить Вас к противоречиям, возникающим между католиками по поводу вопросов о факте, вопросов, касающихся понимания смысла писателей, показав, как один отец церкви выступает против другого, папа — против папы и собор — против собора, чтобы затем перейти с Вами к другим примерам аналогичного, но гораздо более несоответственного противоречия, ибо тут на одной стороне перед Вами явятся соборы и папы, а на другой — иезуиты, оспаривающие их решение относительно смысла писателя, причем Вы не обвиняете Ваших собратьев, не скажу в ереси, но даже и в дерзости.

Вам известно, отец мой, что сочинения Оригена[336], как содержащие в себе ереси, и между прочим ересь «о разрешении от проклятия дьяволов в день Страшного суда», были осуждены несколькими соборами и папами, и даже пятым вселенским собором. Думаете ли Вы, что, для того чтобы быть католиком, безусловно необходимо исповедовать, будто Ориген действительно держался указанных заблуждений и что недостаточно их осудить, не приписывая их ему? Если бы это было так, то что сталось бы с вашим отцом Алуа, равно как и со многими другими католиками, делавшими то же самое, как, например, Пико делла Мирандола[337] и доктор Сорбонны Женебрар?[338] И, кроме того, ведь всем известно, что этот самый пятый вселенский собор осудил сочинения Феодорита против св. Кирилла[339], «как нечестивые, противные истинной вере и содержащие несторианскую ересь». Однако же отец Сирмон, иезуит, все — таки взялся его защищать и высказал в житии этого отца, «что эти самые сочинения не содержат в себе несторианской ереси».

Следовательно, Вы видите, отец мой, что, осуждая сочинения, церковь предполагает наличие в них осуждаемого ею заблуждения, и тогда становится догматом веры, что данное заблуждение осуждено. Но еще отнюдь не догмат веры, что подобные сочинения действительно содержат в себе предполагаемое в них церковью заблуждение. Надеюсь, что это достаточно доказано. Посему я закончу свои иллюстрации примером папы Гонория[340], история которого столь известна. Известно, что в начале седьмого века, когда церковь была потрясена ересью монофелитов, этот папа для прекращения раздора издал декрет, который, казалось, благоприятствовал упомянутым еретикам, так что означенный поступок возбудил во многих негодование. Тем не менее, во время его правления престолом все обошлось довольно спокойно. Но пятьдесят лет спустя, когда церковь сошлась на шестой вселенский собор, на котором председательствовал, в лице своих легатов, папа Агафон, данный декрет был предложен на рассмотрение. После прочтения и рассмотрения он был осужден как содержащий ересь монофелитов и, в этом качестве, предан сожжению при всем собрании вместе с прочими сочинениями указанных еретиков. Упомянутое постановление было встречено всей церковью с таким почтением и единодушием, что впоследствии оно подтверждалось двумя другими вселенскими соборами и даже папой Львом II и папой Адрианом II, жившим двести лет спустя; в течение семи или восьми веков ни один человек не возмутил столь мирного и столь единодушного согласия. Однако в последнее время некоторые писатели и, между прочим, сам кардинал Беллармин[341] не считали, что станут еретиками лишь из — за выдвинутых вопреки мнению стольких пап и соборов утверждений, будто писания Гонория не содержат указанного ими заблуждения, «поскольку ввиду допустимости ошибки со стороны» вселенских соборов в фактических вопросах, можно с полной уверенностью сказать: шестой собор ошибся насчет данного факта и, неверно поняв смысл писем Гонория, неправильно причислил этого папу к еретикам[342].

Заметьте хорошенько, отец мой, что не признавать папу Гонория еретиком не значит быть еретиком, хотя бы несколько пап и несколько соборов и признали его таковым, даже и после исследования его сочинений. Итак, теперь я обращаюсь к нашему вопросу и предоставляю Вам достойнейшим образом поддержать свое дело. Чем Вы докажете, отец мой, что Ваши противники — еретики? Тем, что папа Иннокентий X признал «заблуждение пяти положений находящимся у Янсения»? Пусть все так. Что же Вы отсюда заключаете? То, «что не признавать заблуждение пяти положений находящимся у Янсения — значит быть еретиком»? Почему Вы так думаете, отец мой? Разве это не такой же точно вопрос о факте, как и предыдущие? Папа объявил, что заблуждение пяти положений находится у Янсения, точно так же, как его предшественники объявляли, что в сочинениях Феодорита и Гонория находятся заблуждения несториан и монофелитов. По данному поводу отцы ваши писали, что они осуждают, конечно, указанные ереси, но не признают, чтобы их держались перечисленные писатели. Точно так же в настоящее время ваши противники говорят, что они, разумеется, осуждают пять положений, но не признают, чтобы Янсений проповедовал их. Поистине, отец мой, приведенные случаи весьма сходны. Если туг и есть некоторая разница, то легко усмотреть, насколько она в пользу настоящего вопроса, из сравнения многих частных обстоятельств, на перечислении которых я не останавливаюсь, по причине их совершенной самоочевидности. Отчего же происходит, отец мой, что в одном и том же случае Ваши отцы — католики, а Ваши противники — еретики? И по какому непонятному исключению Вы лишаете их той свободы, которую предоставляете всем остальным верным?

Что Вы на это скажете, отец мой? Что «папа своим бреве подтвердил свою конституцию»?[343] На это я Вам отвечу, что два вселенских собора и двое пап подтвердили осуждение посланий Гонория. Какое же основание Вы рассчитываете найти в словах бреве, которыми папа заявляет, что «он в этих пяти положениях осудил учение Янсения»? Что прибавляется к его конституции и что отсюда можно вывести, кроме параллели: как шестой собор осудил учение Гонория, предполагая в нем учение монофелитов, точно так же папа заявил об осуждении доктрины Янсения в пяти положениях, потому что предполагал, будто она тождественна учению о пяти положениях? И как было ему этого не подумать, когда ваше Общество постоянно заявляет о том печатно; сами Вы, отец мой, говорили, что положения содержатся у Янсения слово в слово, а Вы были во время их осуждения в Риме; я ведь Вас встречаю повсюду[344]. Мог ли папа не доверять искренности и основательности свидетельства стольких почтенных монахов? И как было ему не поверить, что учение Янсения тождественно с учением пяти положений, когда вы внушили ему уверенность, будто они содержатся у этого писателя слово в слово? Очевидно поэтому, отец мой: если окажется, что у Янсения их нет, то не надо будет говорить, как поступают ваши отцы в своих примерах, что папа ошибся в фактическом вопросе, — ведь всегда неприятно заявлять об этом публично, — но и нужно будет только сказать, что вы обманули папу. Это уже не произведет скандала, настолько хорошо теперь вас знают.

Итак, отец мой, реальной угрозы возникновения ереси здесь нет и в помине. Но, так как Вам желательно было во что бы то ни стало раскрыть ересь, Вы попытались свести вопрос о факте к вопросу о вере следующим образом. «Папа объявляет, — говорите Вы, — что осудил учение Янсения о пяти положениях, следовательно, тезис, будто учение Янсения, касающееся упомянутых пяти положений, каково бы оно ни было, — догмат веры». Вот уж странный догмат веры, отец мой, что такое — то учение будет ересью, каково бы оно ни было! А что, если, по Янсению, можно противостоять внутренней благодати, и если, по его учению, ложно, что Иисус Христос умер только за одних предустановленных, неужели это также будет осуждено, ибо относится к его учению? Будет ли истинно в папской конституции утверждение о наличии свободы творить добро и зло? И будет ли оно ложно у Янсения? И что за несчастная судьба его, когда истина становится ересью в его книге? Не следует ли признать его еретиком только в том случае, если учение его совпадает с осужденными заблуждениями, ведь папская конституция — лишь правило, по которому надлежит судить Янсения в вопросе о его еретичности в зависимости от связи, выявленной между осужденными положениями и собственными взглядами опального епископа? И, таким образом, вопрос, содержится ли в его учении ересь, будет разрешен другим вопросом о факте, а именно: согласно ли его учение с прямым смыслом осужденных положений. Если оно сходно с ними, то невозможно, чтобы оно было не еретическим. Если же противоположно им, то оно не может не быть католическим. В конце концов, так как, по словам папы и епископов, положения осуждены в их собственном и подлинном смысле, невозможно, чтобы они были осуждены в смысле Янсения, разве только, если смысл Янсения тождествен с собственным и подлинным смыслом данных положений, а это уже — вопрос о факте.

Вопрос, стало быть, по — прежнему остается вопросом о факте, и нет никакой возможности поставить его по — другому с целью перевести в плоскость права. Таким образом, создать из него предмет ереси нельзя. Впрочем, вы легко могли бы воспользоваться им как предлогом к преследованию, не будь обоснованной надежды на то, что не найдется людей, дорожащих вашими интересами до готовности усердно хлопотать о столь неправом деле и согласных принуждать подписываться, — в соответствии с вашим желанием, — что пять положений осуждаются в смысле Янсения, не объясняя, в чем заключается указанный смысл. Мало кто согласится подписать исповедание веры под пробелом. А ведь это было бы все равно, что подписаться на чистой листе бумаги, который вы потом заполнили бы всем, чем заблагорассудится, поскольку вы были бы вольны истолковать по своему усмотрению, в чем заключается смысл Янсения, оставшийся неразъясненным. Пускай же сперва объяснят его, иначе вы и тут преподнесете нам ближайшую способность abstrahendo ab omni sensu[345]. Вам известно, что в свете подобное не удается: двусмысленность там презирают, особенно в деле веры, где по всей справедливости требуется по меньшей мере знать, что именно осуждают. Возможно ли поэтому допустить, чтобы ученые, убежденные в том, что у Янсения содержится только доктрина действенной благодати, согласились объявить об осуждении его взглядов, не объясняя последних. Ведь, при наличии у них столь неколебимой убежденности, это было бы равносильно осуждению учения о действенной благодати, осуждать которое — уже прегрешение. Не чересчур ли жестоко ставить их перед столь прискорбной необходимостью: либо сделаться виновными перед Богом, подписав предлагаемое осуждение вопреки своей совести, либо прослыть еретиками, отказавшись подписать его?