Анна Берсенева - Единственная женщина

• Название: Единственная женщина
• Автор: Анна Берсенева
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-355-1

Московская жизнь, казавшаяся издалека такой привлекательной, становится для главной героини романа Лизы Успенской жестокой жизненной школой. Ей приходится столкнуться и с обитателями московского «дна», и с капризными светскими дамами. В момент полного отчаяния она встречает человека, которого, как она вскоре понимает, искала всю жизнь. Но, несмотря на взаимную любовь, счастье с ним оказывается нелегким. Став женой крупного предпринимателя, Лиза не только получает возможность отдыхать за границей и жить в роскоши, но и разделяет с мужем все трудности и опасности его жизни.

---

— Переводи, пожалуйста, — попросила она. — Мне тревожно, Юра, что она говорит? Она предсказывает что-то нехорошее?

— Нет, она просто говорит обо мне, — нехотя ответил он.

— Но как она знает? Она гадает? Но ведь она не смотрит на руку, она вообще только на тебя смотрит!

— Она и гадает… Не знаю, как это точно назвать. Она сказала, что видит мой путь за моей спиной, и ей надо сказать о нем, чтобы иметь право спросить о моем дальнейшем пути.

— Может быть, нам лучше уйти? — предложила Лиза. — По-моему, тебе не очень приятно ее слушать…

— Да, не очень… Но теперь я не хочу уходить!.. Она говорит, что я обладаю блеском ума и дела и что я все буду делать блестяще, даже если брошу все, чем занимаюсь сейчас, и стану ловить рыбу с этими рыбаками.

— Но что же здесь плохого, Юра? — удивилась Лиза. — Я вообще-то и без нее это знаю…

— Еще говорит, что мне хочется многого, и от этого бывает печаль, которой мне не преодолеть. Что я спасаю от одиночества, а сам спастись от него не могу. Что я не вмещаю того, что хочу вместить, и не вмещу никогда, если не пойму, что…

— Хватит, Юра! — сказала Лиза, решительно вставая с низкой скамейки. — Скажи ей, чтобы она прекратила! Это все ерунда, просто она выпрашивает у тебя деньги, так заплати ей и пойдем!

— Теперь она говорит, что ты меня любишь, — улыбнулся Юра, продолжая слушать старуху, которая совершенно не обращала внимания ни на кого и ни на что и продолжала говорить.

— Это я и без нее тебе скажу. Пойдем!

Глаза ее возмущенно блестели, кровь прилила к щекам. Как можно было согласиться на эту нервотрепку, какая же она дура со своим праздным любопытством!

— Постой, Лиза, погоди! — не оборачиваясь, не отрываясь от внимательно-обжигающих старухиных глаз, Юра протянул Лизе руку. — Мы сейчас пойдем, я еще послушаю ее, я не могу сейчас уйти.

— Но ты хотя бы говори мне…

— Ну вот: что не может быть сильнее воли, чем у меня, но в этом моя беда — я забываю о том, что есть кое-что посильнее воли и желания. Лиза! Она говорит, что хочет спросить о дальнейшем, но мы должны войти в дом.

— Никуда мы не пойдем! Она тебя отравит еще, ты с ума сошел! Хватит и того, что она испортила тебе настроение! Господи, и чего она навязалась?

Но, мимолетно коснувшись Лизиной руки, Юра уже шел за старухой в тот самый дом, у стены которого они сидели. Мальчик последовал за ними, и Лизе ничего не оставалось делать, как тоже пройти в маленькую тесную комнатку с низким потолком.

Ей совершенно неинтересна была старуха с ее предсказаниями; она вглядывалась только в Юрино лицо — и сердце ее тревожно колотилось. Впрочем, лицо у него было спокойное, хотя и невеселое: кажется, непрошеная прорицательница не слишком заворожила его потоком слов и загадочным блеском глаз.

Старуха присела у стола и извлекла откуда-то огарок свечи в черном тяжелом подсвечнике, обрывок бумаги и уголек. На обрывке она что-то быстро написала затейливыми арабскими буквами — а Лиза и предположить не могла, что та вообще грамотна! Потом она зажгла свечу, поднесла бумагу к пламени и, дождавшись, пока бумага сгорит, собрала пепел в медную мисочку, которую подал ей мальчик. Потом она взяла Юру за правую руку и, повернув ее ладонью кверху, быстрым плавным жестом втерла пепел в его запястье, доведя черную полосу до самого локтя.

Понимая, что помешать гадалке она уже не может, Лиза смотрела на этот ритуал, сосредоточив всю свою душевную силу, готовая к любым неожиданностям. Вдруг замолчавшая было старуха что-то сказала, и Юра снова обернулся к Лизе:

— Она говорит, чтобы ты не волновалась, что она не сделает мне ничего плохого, а ты должна отпустить меня сейчас, иначе ей не ответят.

— Но я не держу тебя, что за глупости! — возмутилась Лиза.

— Держишь, милая, держишь! — слегка откинувшись назад, он на секунду прислонился головой к ее руке. — Даже я чувствую, ты меня как будто на руках держишь. Отпусти, Лизонька, не бойся!

Лиза пожала плечами. Конечно, она понимала, о чем он говорит и о чем просит гадалка. Но она боялась за него! Что значат эти черные подсвечники, этот пепел?

— Поклянись, что ты ни скроешь от меня ни единого слова, которое она скажет!

— Ну, зачем клясться? Клясться вообще нельзя. Не скрою, я же тебе пообещал.

Старуха продолжала гладить Юру по руке до локтя, все глубже втирая в нее пепел. И тут Лиза едва сдержала вскрик: на руке Юры проступили какие-то буквы, затейливые арабские буквы! Он тоже побледнел, глядя на непонятную и неизвестно откуда взявшуюся вязь.

— Что это? — прошептала Лиза.

Старуха уже читала написанное — про себя, шевеля сухими губами. Потом она снова подняла на него жгуче-черные блестящие глаза; взгляд ее по-прежнему был ласковым. Она заговорила медленно и внятно, и одновременно с нею заговорил мальчик, по-прежнему стоящий у них за спиной. Юра перевел слово в слово, не отводя глаз от лица старухи:

— Сейчас ты можешь успокоиться: тебя хранят от опасности, и ты останешься жив, что бы ни случилось. Но все-таки нельзя доверять человеку, от которого отшатывается душа, что бы он ни говорил, чем бы ни соблазнял. Ты потеряешь друга, тут уж ничего не поделаешь. А секрет жизни ты не разгадаешь, как ни бейся. Но он сам тебе откроется — там, где ты не ждешь. Он придет с человеком, который уже есть, но которого ты еще не знаешь и о котором никто еще не знает. Ты будешь любить этого человека просто так, а он тебе даст то, что ты безуспешно ищешь в одиночестве.

Старуха отпустила Юрину руку, и он вытер пот со лба. Она достала большой кокосовый орех и кивнула мальчику. Тот ловко расколол орех, и старуха вылила кокосовое молоко Юре на запястье, смазала им черную полосу — и та исчезла, словно испарилась!

Старуха встала, и Юра поднялся тоже. Она положила руки ему на плечи и медленно, внятно сказала что-то. Мальчик молчал, и вдруг Лиза почувствовала, что понимает ее слова!.. На лице Юры отразилось недоумение, он вопросительно оглянулся на мальчика.

Старуха — впервые за все время — перевела взгляд на Лизу и долго вглядывалась в ее лицо, не произнося ни слова. Потом она кивнула, словно поняв что-то, и приложила палец к губам. И, подчиняясь неведомой силе, Лиза согласно кивнула ей в ответ…

И тут прорицательница словно потеряла к ним интерес. Она вяло опустилась на пол и замерла с закрытыми глазами.

— Что с ней? — спросил мальчика Юра. — Ей надо помочь?

— Нет-нет, — ответил тот. — Она спит. Это тяжело — спрашивать…

Юра достал из бумажника деньги и положил было на стол. Но мальчик решительно отвел его руку.

— Ей не нужны деньги, мистер, — сказал он. — У нее есть больше, чем деньги, она говорила вам не для этого. А мне вы можете дать, сколько не жалко, — добавил он, покраснев.

Юра протянул деньги ему, и они с Лизой вышли из душной комнаты в яркий свет дня. Они пошли к морю, к кораблю — по узкой улочке между коралловыми домами; Лиза взяла Юру под руку и прижалась к нему, не произнося ни слова. Вдруг они услышали у себя за спиной торопливые шаги и обернулись.

Запыхавшийся мальчик-переводчик догнал их и что-то сказал, остановившись. Юра задумчиво посмотрел на мальчика, помедлил, но все же перевел для Лизы его слова:

— Его бабушка просила еще сказать: она хотела спросить обо мне, потому что такие люди, как я, могут влиять на судьбы мира. А могут и не влиять, если сами себя разрушат, и тогда все уйдет в песок.

Выпалив все это, мальчик побежал обратно, а Лиза и Юра поднялись на корабль в молчании.

— Как странно, что эта старуха говорила такими фразами, правда? — осторожно спросила Лиза, сидя рядом с Юрой прямо на деревянной, прокаленной солнцем палубе. — Или это ее внук переводил так… необычно? И эти арабские буквы — ты заметил, как легко она их писала?

Юра сидел неподвижно, глядя вдаль, но Лизе казалось, что он не видит сейчас ни воды, ни усталого вечернего солнца, золотящего гладь океана. Он думал о чем-то своем, и мысли его были нерадостны.

— Арабские буквы? — повторил он, встряхнувшись. — Не знаю, по-моему, ничего странного. Ничего странного — просто необъяснимо, вот и все. Помнишь, она сказала, что я все хочу объяснить — может быть, она все-таки не права?

Он посмотрел на Лизу вопросительно, точно ища у нее поддержки, и она ответила:

— Не знаю, по-моему, она ничего подобного о тебе не говорила. Юра, родной мой, да не думай ты об этом! Ну, необычно все это было, но ведь и только, и только, правда! Не бери в голову, как моя мама говорит!

Сердце у нее разрывалось от жалости к нему: он казался сейчас растерянным, встревоженным, и глаза его были так печальны, что Лиза не могла спокойно встречать его взгляд. Она обняла его, и он, растянувшись на теплых досках палубы, положил голову ей на колени. Лиза тихо гладила его лоб, чувствуя собственным пульсом, как быстро бьется синяя жилка на его виске.