Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 1

• Название: БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
• Автор: Александр Половец
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-1-927480-53-3

В первый том трилогии «БП. Между прошлым и будущим» вошли тексты, впервые опубликованные в разные годы в периодике и в авторских сборниках.

Книга представлена вступлением и послесловием ведущих литературных критиков и писателей.

---

Всё. Так ведь и правда — всё: к исходу первого месяца Валера достает из почтового ящика — твоя корреспонденция пока продолжает приходить по его адресу — конверт: это приглашение тебе на беседу в издательство. Трудно поверить — в американское! Мексиканки уже все умеют без твоей помощи — уходишь оттуда с чистой совестью.

Забавно: много лет спустя выяснилось, что этим русским художником был Лёва Мороз, твой нынешний близкий приятель. И выяснилось это как-то случайно, кажется, за общим застольем. Да, сейчас — забавно. А Лёва в свое время, чуть раньше тебя, получил здесь свою порцию хлопот по обустройству жизни, которую надо было начинать заново. В его случае это прозвучит — разверни чистый лист бумаги. Или холст — не грунтованный, просто кусок материи. И рисуй… Нарисовал — и ведь совершенно замечательную картину: у него свои мастерские, может быть, даже лучшие в Штатах, тиражировать здесь свои работы дано не всякому художнику, даже знаменитому. Лёва сам их выбирает. Так-то…

Наверное, стоит остановиться чуть подробнее на описании этого периода. Не биография же пишется, в конце концов, хоть местами получается похоже. И всё же, снова — о тебе.

Надо ли рассказывать, как с привезенной фотокамерой «Киев» (по тем временам — достижением советской промышленности «на уровне мировых стандартов», благо что вывезены из побежденной Германии оптические заводы Цейсса) ты ходишь по дворам «русского» района города? Здесь кучно селятся эмигранты из Советского Союза — и, стало быть, должна быть клиентура. Да и правда: плохо ли, оперевшись на сияющий под калифорнийским солнцем капот новенького «Шевроле» (машина — соседская, да кто там узнает…), позировать на фото, которое пошлётся родным в Черновцы! Или не пошлется…

— Нэ… я плохо получился, нэ бэру! — А как ему получиться «хорошо», когда четыре подбородка и свисающее над ремнем брюхо в сочетании с багрово-синюшными щеками не способна спрятать самая замечательная оптика! Даже, наоборот, — выявляет оптика, и подчеркивает всё, на что в жизни внимание не всегда обратишь. «Взять бы, — думаешь, — тебя за твоё мясистое ухо, подтащить к зеркалу — любуйся, красавец, какой ты есть!»

Дома пленка вместе с отпечатками отправляется в мусор, там теперь они — денежки за пленку, за печать в лаборатории… И твоё время — тоже там, вместе с надеждой на приработок к ночной работе. Хорошо, если из пяти двое удовлетворятся твоей продукцией. Бывало — и никто. Привыкаешь ты в эмиграции помаленьку к этим фигурам. А то ведь не знал, что они существуют. То есть, может, знал, догадывался, а вот самому встретиться — не довелось. Да…

Теперь довелось: солнечная Калифорния особо притягательна для южан — одесситы, киевляне составляют здесь большую часть быстро растущей числом общины эмигрантов из СССР, москвичей совсем немного, ленинградцев еще меньше. Кто-то уже неплохо зарабатывает, кто-то — на пособии от общины, потом и от государства — пока, а то и навсегда. Однако на столах у всех красная икра, закуска это рядовая — американцы «рыбьи яйца» не едят, поэтому стоит она здесь совсем недорого.

А какие тосты можно порой услышать в застольях!

— Да что ты мне такое говоришь — твой следователь козел, вот и всё! Вот мой следователь был человек — это да!

Забавно? Ладно, переходим к другой теме.

Итак, теперь ты работаешь в издательской фирме. Сама фирма в Лондоне, в Лос-Анджелесе, и не только здесь — «Даймонд Интернейшенэл корпорэйшн» — звучит-то как — «интернейшенэл»! У фирмы своя типография, и эта работа нашлась по газетному объявлению, представьте себе! Вспомним: послал анкетку — и Валера сообщает: тебе звонили, потом и конверт передает — приглашают на беседу. Он тщательно инструктирует, что надеть, как причесаться, как себя вести — важна каждая мелочь! Очень, очень он заинтересован в твоём скорейшем трудоустройстве!

Ничего обидного, всё правильно — пора снимать свое жильё.

И опять — матрацы на полу, у сына свой, у тебя свой, здорово! Обживетесь еще! Обжились, пусть не сразу — даже пишущую машинку купили. Английскую — зачем, вряд ли сам понимаешь, наверное, профессиональное — как же без пишущей машинки! Прихваченная с собой из Москвы пока путешествует в «медленном» багаже морем, вместе с книгами, а больше в нём ничего и нет. Эта куплена на «гараж-сейле» — француженка, не очень владеющая английским, как и ты, переезжает, избавляется от ненужного хлама.

Практичный Валера предупреждал — у самих хозяев товара, не торгуясь, ничего не покупать, еда в супермаркете — другое дело, там цены твёрдые. Ваш торг в переводе с английского, которым владели вы примерно одинаково, звучит примерно так. Ты: «Сколько стоит?». Она: «Пять долларов». Ты: «Нет, шесть!». Она: «Нет — четыре». Ты: «Хорошо, даю семь!». Она: «Три!». Ты — «Даю восемь!».

И так — пока ты (покупатель!) не поднял цену до десяти долларов. Присутствующий при этом сын посматривает на тебя с сомнением, прислушивается к торгу в пол-уха, его больше занимает витрина велосипедного магазина. В конце концов, француженка, понимая, с кем имеет дело, повторяет начальное — «Пять!». На том вы и сходитесь, и улыбаясь, довольные друг другом, расстаетесь.

Сын пока приглядывается к новому велосипеду, но и примеряется уже к твоему хорошо подержанному «Опелю», — ваша первая американская машина оказалась немецкого происхождения. Спустя несколько лет и сын сел на свою первую. Ему везет куда больше: где-то в негритянском районе города вы приобретаете спортивный «Понтиак-Трансам». У машины открывается брезентовый верх, у нее двигатель с турбиной! Сегодня — это был бы антик, бесценный, но и тогда, убоявшись расхода бензина, спустя год, вы продали ее — уже вдвое дороже купленного.

Появляется у вас, наконец, и новая русская пишущая машинка (теперь их и здесь можно купить: конъюнктура сложилась, вон сколько «русских» понаехало), следом за ней — ты начинаешь листок «Обозрение». Сначала это четыре странички тетрадного формата — ты и сейчас сохраняешь этот выпуск. Его твой новый товарищ, дай Бог ему здоровья и сил еще на много лет, показывает издателю местной американской газеты Блейзеру, — и вскоре «Обозрение» становится частью издания Фила. Ты пока сам пишешь статьи, сам их набираешь на пишущей машинке, сам выклеиваешь полосы — и так следующие два года…

А ещё у Фила своя телепрограмма, своя радиопередача, — теперь ты и там получаешь время: на радио это ежедневные 10 минут — пленки ты наговариваешь дома, потом отвозишь их в редакцию. Телепередачи с твоим участием происходят от случая к случаю: одну из них ты проводишь с сенатором Генри Джексоном — это он автор поправки к американскому закону, принятой Конгрессом, и это он подвиг Кремль открыть эмиграцию евреев, прежде всего, из СССР. Сначала — приоткрыть: ты и сам оказался в первых нескольких тысячах оставивших страну…

Огонь и вода. Засуха. Долго нет дождей, мелеют водоёмы. Запасы воды в Южной Калифорнии близки к критической нижней точке отсчета. «Граждане, экономьте воду!» — это призыв муниципальных служб. Воду покупают по ценам невероятно высоким в других штатах. «Кризис, граждане!» — и граждане экономят воду: на кухнях, в душевых кабинах, реже поливают цветы во двориках, и даже фикусы в домашних горшках — того и гляди засохнут…

Не всем, однако, пришлось в эти дни менять жизненный уклад. Помню, минувшим летом, в самый разгар засухи, живущий в Санта-Барбаре приятель показывал мне угодья в полутора-двух милях от своего не бедного дома — с подземным гаражом, в котором мирно покоятся «Мерседес», спортивный «Ягуар» и… ладно, не стану продолжать, вроде всё ясно. Так вот: по-настоящему роскошная, даже уникальная растительность в саду моего приятеля, составленная из самых экзотических представителей калифорнийской флоры, кажется, оказалась обречена — для ее полива не хватало воды… Когда он говорил это, я действительно видел в его глазах слезы. И это было не просто чувство собственника, теряющего принадлежащее ему нечто. Как и, наверное, не просто зависть побудила его комментировать журчание, издаваемое сотнями разбрызгивателей на аккуратно подстриженном зеленом поле, примыкающем к дому его соседа:

— Там-то все выживет: воду в цистернах привозят — за много миль… Но ведь — 30 тысяч долларов…

— В год? — с уважением уточнил я.

— В месяц!

Так что все же — да здравствует капитализм, спаситель калифорнийской флоры! Ну, хотя бы ее части…

* * *

Моя невозмутимая мама. А еще было такое — потрясение настоящее, когда под городом затряслась земля. В тот раз ночевала мама у меня — такое было часто. В это утро мы проснулись от грохота — по комнатам летали книги, посуда, телевизор вообще оказался у противоположной стены. Раздался еще толчок, сопровождаемый гулом и грохотом.

Выскочив из спальни, перепрыгивая через опрокинувшиеся стулья, я вбежал в комнату к маме: она, невозмутимо оставаясь в постели, возмущенно произнесла: