Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

• Название: Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
• Автор: Федор Ошевнев
• Издательство: ООО «Альтаир»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91951-039-0

Сборник рассказов военной тематики жестко, но достоверно показывает армию изнутри — глазами офицера, курсанта, солдата; всю сложность их духовного мира в столкновении индивидуальных и профессиональных интересов.

---

Усатый оказался инициативен.

— А ну, закройся, — кинул он подростку, который остановился на расстоянии двух шагов позади Серкова, ожидая развязки. После слов-приказа он покорно опустился на сиденье.

«Да-а… — невесело подумалось Серкову. — Вот и получается, что, имея нужные связи, можно не только дефицитную дубленку по госцене отхватить или там дубинноголового отпрыска в престижный вуз протолкнуть. Со связями — особыми, конечно, — и в темном углу по морде уже не схлопочешь…»

Усатый пожелал продолжить неожиданное знакомство.

— Ты местный, да? — спросил он у старшего лейтенанта.

— Да уж… Как говорится, здесь родился, здесь учился… В школе, конечно, — нехотя усмехнулся тот.

— Служишь-то щас где? — вмешался еще кто-то из компании.

И пошли общие вопросы-ответы: с кем учился, с кем «ходил» в старших классах, кого, кроме Лося, помнишь, на какой улице живешь — жил, вернее. Но, разговаривая с парнями, Серков все время ощущал на себе взгляды остальных пассажиров, в которых, казалось, читалось: «Ах, ты, оказывается, такой же, как и они. Даже хуже: замаскировался, форму офицерскую надел. А мы-то думали…»

Любую форму, а тем паче офицерскую, очень легко опорочить. И если какой-то случайно затесавшийся в ряды армейские алкоголик валяется в ней около водочного магазина, то наблюдающие такую неприглядную картину люди невольно отождествляют с этим алкоголиком всех офицеров: вот, мол, какие вы на самом-то деле… И несут по единичному случаю сложившееся мнение родственникам, соседям, коллегам по работе.

Форма — это ж своего рода ярлык. Однако если около того же магазина будет валяться пьяный, одетый в «гражданку», то мы лишь с большей уверенностью сможем высказаться, что это скорее простой работяга, нежели доктор наук…

Несмотря на то что Серков тогда чувствовал себя заложником ситуации, — понимал, что пассажиры автобуса мысленно уже отождествили с его военной формой и «содержанием» всех остальных офицеров, — просто так отойти от компании парней он теперь не мог.

Когда же старший лейтенант вышел вместе с ними из автобуса в центре города и волей-неволей должен был с попутчиками за руку попрощаться, тот самый, с красными пятнами на лице, коротышка, который смачно матерился в автобусе, задержал ладонь Серкова в своей и предложил, как утвердил:

— Слышь, начальник… По сто пятьдесят и огурчик, за встречу. Кабак-то рядом… — И завершил свои слова виртуозным ругательством.

Дураку было понятно, что угощать должен именно Серков.

Усатый потянул было коротышку за рукав куртки, вроде: да ладно тебе, пошли, но тот рукав выдернул и возражающее бросил дружку:

— А че такого? Лосю, значит, он кореш, а с нами почему выпить не хочет?

Усатый подумал-подумал и промолчал.

«А вот очкарика бы этого сейчас сюда, — во внутренней ярости подумал Серков про уехавшего дальше Интеллигента. — Ишь как подленько хмыкал, когда я из автобуса выходил. Посмотрел бы, как ты здесь, на моем месте, стал бы выворачиваться… Заполучи-ка, Серый, новый „встречный“: пить-то я с ними не буду, это уж точно красномордый-пятнистый отметил, а попробуй об этом сказать, если они меня уже почти своим считают…»

Тут подросток с подбритыми висками, «закрывшийся», как приказал ему в автобусе верховод компании, впервые оживился, почувствовав, что опять становится «горячо». Просунулся поближе к офицеру и стал сбоку и чуть сзади, правее него, чтобы удобнее было с маху врезать чужаку по скуле, если дело все же дойдет до драки.

Но Серков драться отнюдь не собирался. Он вытащил из кармана кителя десятку и повертел ею перед коротышкой.

— Мужики, — сказал старший лейтенант, — я своих стариков два года не видел. Может, вы дернете сами за мое и их здоровье, а я пойду? — и осторожно протянул купюру красномордому-пятнистому.

— Обижаешь, начальник, я не нищий. — Усатый так двинул в бок своего приятеля, потянувшегося было к дармовым деньгам, что тот зашипел от боли и руку зло отдернул. Серков же молчал, все еще держа перед собой десятку, не зная, как и ответить.

Усатый хотел еще что-то добавить, но передумал и приказал:

— А ну, погнали отсюда.

И компания отошла от офицера, к вящему неудовольствию патлатого подростка.

«В общем, все получилось гадко, ну да и хрен с ним, — подвел итог инциденту Серков. — Кое-как выкрутился…»

Ему захотелось бросить ту злосчастную десятку, предлагаемую парням, но только на один момент, а потом он решил, что деньги тут ни при чем.

Дождь кончился, еще когда Серков ехал в автобусе. Не разбирая дороги, не обращая внимания на выпачканные в грязи сапоги, совсем недавно еще такие начищенные, блестящие, старший лейтенант шел по улице, которая помнила его первые шаги. Желанный родительский дом почему-то уже перестал сильно манить, да и вообще офицер думал, что совершенно непонятно, с чего это он так стремился сюда, в маленький, столь неласково встретивший его, когда-то родной город…

1984

АДЮЛЬТЕР

— У, старый пенек Кеша… Считай, одной ногой на «дембеле», а туда же: клюкнул на халяву и воображает себя Наполеоном, — поглаживая ус, шепнул капитан Кольский капитану Репнину.

В дружбе двух офицеров Кольский однозначно играл первую скрипку; он же первым поднялся по служебной лестнице до должности заместителя командира учебной роты. Репнин, всегда довольствовавшийся вторыми ролями, продолжал тянуть лямку взводного.

Командир учебной роты майор Лапиков по-хозяйски восседал на бетонных ступенях солдатской казармы, для вящего комфорта подоткнув под зад рабочую тетрадь-ежедневник. Офицер курил, а мимо, по кругу, горланя до срыва голосовых связок строевую песню, тяжело тупали солдатские ряды.

— Ишь, и домой не торопится, — продолжал злоязычить Кольский. — Оно конечно: там жена каждодневно бухать не даст! А сегодня вообще подвезло — с отцом солдата употребил, теперь и песенку послушать не прочь. Бесплатный кабак!

— Хорош ныть, — перебил Репнин сослуживца и тут же поморщился. — Ну, орут! Как будто каждому пообещали полслужбы за рев скостить.

Кольский взглянул на часы и вяло буркнул:

— Когда ж ему надоест и нас, и солдат мариновать?

— Во-во, у него и поинтересуйся, — посоветовал Репнин и сплюнул. — Он те живо на практике докажет, что у офицера день ненормированный. Забыл, как до после отбоя тумбочки и тапочки проверяли?

Поскольку за майором Лапиковым подобная практика и правда водилась, Кольский ничего не возразил по сути, но выдал приглушенную тираду на командирском языке, основу которого составлял язык «материнский».

Тут комроты наконец-то решил, что последний круг солдаты прошли-пропели на уровне, и поднялся со ступеньки — с усилием мужчины, давно знающего толк в горячительных напитках. Приказал распустить роту на вечерний отдых, подозвал к себе подчиненных офицеров. И не спеша, с расстановкой стал пояснять расклад времени для каждого из них на завтрашний день.

— Да, про самое-самое чуть не забыл, — щелкнув пальцами, добавил он в конце инструктажа. — Через два дня взвод направляем в командировку, в помощь военным строителям. Сдача полевого аэродрома у них горит. Добровольцы есть?

Недовольное молчание — а кому ж охота от семьи и благ цивилизации на месяц, да в полевые условия — рискнул нарушить засидевшийся во взводных капитан Жарков. В части его, подшучивая, порой называли «карьеристом», а молодые парни на улице однажды даже в открытую поиздевались: «Ты смотри, седой, лысый — и уже капитан!» «Надо же, и правда: уже капитан…»

Итак, капитан со стажем осторожно предложил:

— Товарищ майор… А если кинуть на спичках?

— Ты мне эту демократию фулеву брось, — погрозил ему толстым пальцем ротный. — В таком случае добровольцем назначается… Репнин!

«Доброволец» едва сдержался, чтобы не изругаться по поводу командирского решения: такой срыв грандиозных грядущих планов! Но — человек в погонах — человек подневольный — кисло выдавил:

— Есть!

— Не горюй, Вовчик! — как мог ободрял друга Кольский. — Развеешься, куча новых полевых впечатлений… При удачном раскладе еще и трахнешь какую-нибудь сельскую мадам, а это очень положительный факт…

— Да пошел ты! — скривился Репнин и на какое-то время замолчал. Потом потянул сослуживца к контрольно-пропускному пункту, на языке военных, КПП. — Ладно, пошли. Разговор есть…

— В общем так, Юра, — заговорил Репнин вновь, уже миновав КПП. — К тебе, как к другу, просьба… Но только чтоб никому… Добро?

— Заметано, — пообещал заинтригованный Кольский.

— Понимаешь… Есть у меня одно подозрение… — Не окончив фразы, Репнин на секунду прикусил нижнюю губу.

«Черт… Жалеет уже, что разговор начал», — подумал снедаемый любопытством Кольский, но деликатно промолчал, давая возможность сослуживцу самому решить, продолжить либо прекратить откровения.