Аким Олесницкий - Древнееврейская музыка и пение

• Название: Древнееврейская музыка и пение
• Автор: Аким Олесницкий
• Жанр: Религиоведение

Исследование-пособие «к пониманию музыкальных терминов, встречающихся в Библии», о значении музыки в религиозной и повседневной практике евреев ветхозаветных времён, опубликованное в «Трудах Киевской духовной академии» за 1871 г., в котором взвешиваются популярные на то время толкования других исследователей. © gerado

---

По мнѣнію нѣкоторыхъ археологовъ эта религіозная пляска, исполненная евреями въ пустынѣ, по подражанію культамъ египетскимъ, какъ ни возставалъ противъ нея Моисей, сдѣлалась центромъ всего ветхозавѣтнаго богослуженія и его постоянной принадлежностію. Главный фактъ, приводимый въ подтвержденіе этой гипотезы, заимствуется изъ исторіи перенесенія ковчега изъ дома Аведдара[284]. Когда несли ковчегъ, говоритъ писатель 2-й кн. Самуила, Давидъ бѣжалъ въ тактъ изо всей силы предъ Іеговою[285], одѣтый въ льняный эфодъ. LXX, Вульгата и I. Флавій прибавляютъ, что ковчегъ сопровождался семью хорами. «Очевидно, говоритъ Вилькинсонъ, что пляска Давида стоитъ въ такомъ же отношеніи къ ковчегу и іудейскому культу, какъ пляска египтянъ къ тельцу и культу Озириса». Но исторія перенесенія ковчега въ полномъ своемъ видѣ, какъ она разсказана въ 6 гл. 2 кн. Самуила, не можетъ служить основаніемъ мысли Вилькинсона. Давидъ не изображаетъ никакихъ мистическихъ круговъ или пируэтовъ египетскихъ, а только въ припрыжку бѣжитъ предъ ковчегомъ. Употребленный для обозначенія движеній Давида въ еврейскомъ текстѣ глаголъ kirker употребляется у арабовъ для обозначенія бѣга дромадеровъ, которые любятъ соразмѣрять свои шаги въ тактъ музыки. Подобное выраженіе очевидно слишкомъ недостаточно, чтобы обозначать собою богослужебную пляску, нераздѣльную съ культомъ, которая необходимо предполагаетъ особенный характеръ и, слѣдовательно, особенныя выраженія, подобно тому какъ въ Египтѣ были особенные термины для храмовой пляски. Далѣе, по свидѣтельству источниковъ, пляска Давида показалась странною женѣ его Мелхолѣ, дѣлающей Давиду замѣчаніе такого рода: «вотъ какъ отличился нынѣ царь израильскій, какъ какой нибудь фигляръ»[286]. «Пусть я уничижусь, отвѣчаетъ Давидъ, но я все-таки буду играть и плясать Іеговѣ». Подобный упрекъ со стороны Мельхолы немыслимъ, если бы пляска была священною принадлежностію культа. На основаніи словъ Мельхолы нѣкоторые[287] выводили даже совершенно противоположное мнѣніе, что пляска пользовалась общимъ презрѣніемъ у іудеевъ, даже внѣ культа, хотя это положеніе не вытекаетъ изъ хода библейской рѣчи. Изъ словъ Мельхолы видно только, что въ ея глазахъ царю неприлично было въ присутствіи толпы въ торжественной процессіи производить, какъ говоритъ авторъ пола Мельхолы, des cabrioles un peu trop lestes[288]. Итакъ пляска Давида предъ ковчегомъ была личнымъ выраженіемъ живой радости и темперамента Давида и была возможна только за стѣнами храма, въ процессіяхъ, поколику онѣ были не только религіозными, но и гражданскими празднествами. Именно этотъ двойной характеръ ветхозавѣтныхъ празднествъ религіозный и гражданскій могъ служить поводомъ считать пляску, служившую собственно выраженіемъ гражданской радости, частію и религіознаго культа.

Другимъ фактомъ присутствія пляски въ ветхозавѣтномъ культѣ считаютъ древнее описаніе праздника кущей, о которомъ у евреевъ сложилась пословица: «кто не видѣлъ веселья дома Haschiavah (мѣста, гдѣ черпалась вода въ день праздника), тотъ не вкушалъ настоящей радости въ своей жизни». Вотъ какъ описываетъ талмудъ[289] это празднество. «Когда приходилъ къ концу праздникъ, всѣ собирались предъ домомъ Haschiavah; каждый несъ вѣтвь миртовую, и пальмовую, къ которымъ привязывались лимоны. Самый домъ Haschiavah представлялъ четыре канделябра 25 метровъ высоты, на вершинѣ которыхъ стояли вазы, назначенныя для жертвеннаго возліянія; это были небольшія башни или маяки, обставленные каждый четырьмя лѣстницами. Четыре молодыхъ кандидата въ священство, держа въ рукахъ сосуды съ масломъ, каждый въ пятнадцать литровъ, всходили по лѣстницамъ и выливали масло. Изъ старыхъ поясовъ священническихъ наскоро дѣлали фитили и зажигали масло. Кромѣ этихъ четырехъ большихъ огней, башни были обставлены множествомъ мелкихъ огней, такъ что во всемъ Іерусалимѣ небыло дома, который не былъ бы освѣщенъ огнемъ дома Haschiavah. Между тѣмъ начинались игры и пѣсни. Священники и левиты пѣли гимны Іеговѣ и вся толпа направлялась къ дому Іеговы. Четыре благочестивыхъ и извѣстныхъ добрыми дѣлами еврея плясали съ зажженными факелами, воспѣвая св. гимны; левиты дѣлали тоже и Іерусалимъ оглашался безпрерывно звукомъ кинноровъ, невловъ, кимваловъ, трубъ и другихъ музыкальныхъ инструментовъ. Въ моментъ, когда достигали пятнадцатой ступени лѣстницы, отдѣляющей дворъ женщинъ отъ двора мущинъ, левиты останавливались и снова пѣли. При первомъ пѣніи пѣтуховъ, два священника, стоя въ воротахъ верхнихъ, трубили въ трубы разныя священныя формулы. Затѣмъ оборачивались на минуту къ востоку, потомъ опять оборачивались къ западу съ словами: «отцы наши нѣкогда обращали спины къ дому Іеговы, а лице къ востоку, повергаясь передъ солнцемъ, но мы обращаемся къ Богу, къ Нему устремляемъ наши взоры». Въ этомъ разсказѣ много замѣчательнаго: 1) процессія совершается среди иллюминаціи; 2) народъ идетъ рядами въ двухъ отдѣльныхъ массахъ мущинъ и женщинъ, чтобы, какъ замѣчаетъ талмудъ[290], не дать повода къ шалостямъ; 3) четыре старца съ факелами пляшутъ, воспѣвая гимны; 4) церемонія заканчивается послѣ пѣтуховъ обращеніемъ то къ востоку, то къ западу. Здѣсь дѣйствительно пляска стоитъ близко къ культу, но, какъ видно изъ всего этого описанія, обстановка праздника сильно отзывается не еврейскимъ духомъ. Огненная башня, танцы съ факелами въ рукахъ, пѣніе пѣтуховъ, указываютъ обстановку культовъ египетскихъ и ассирійскихъ, а туры, образуемые обращеніями то на востокъ къ солнцу, то на западъ къ храму, не отличаются отъ туровъ астрономической пляски, введенной Нумою ПІомпиліемъ въ культы римскіе и отчасти остающейся доселѣ въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Сициліи, и въ этомъ смыслѣ можно согласиться съ Пруденціемъ, что пляски позднѣйшаго празднованія кущей у евреевъ были мерзостію, но вовсе не въ смыслѣ гнусныхъ мистерій[291]. Какъ близко напоминало это позднѣйшее еврейское празднованiе помпу египетскаго богослуженія, видно изъ того, что языческіе писатели Тацитъ[292], Плутархъ[293], смотря на эти празднества, заключали, что евреи покланяются Бахусу Озирису. Конечно, это предположеніе абсолютно ложно по отношенію къ внутреннему содержанію еврейскаго культа, но съ внѣшней стороны видъ пляшущихъ старцевъ и пляшущихъ женщинъ, можетъ быть съ тирсами и масличными вѣтками въ рукахъ какъ въ хороводѣ Іудиѳи[294], на подобіе вакханокъ, могъ ввести въ заблужденіе римскихъ писателей. Но, если такое заблужденіе простительно римскимъ писателямъ, то его нельзя простить новѣйшимъ писателямъ, полагающимъ, какъ напримѣръ Кальметъ, что въ самомъ храмѣ іерусалимскомъ были дѣвы вакханки или баядерки для храмовой пляски[295]. Іосифъ Флавій положительно говоритъ, что пляски имѣли мѣсто только за стѣнами храма и прекращались при вступленіи процессій во дворъ храма[296], не говоря уже о томъ, что о пляскахъ не упоминается въ законодательствѣ Моисея и въ храмовыхъ установленіяхъ Давида, что было бы необходимо, еслибы пляски имѣли у евреевъ какое нибудь религіозное значеніе. Заключенія Кальмета отъ частныхъ и исключительныхъ случаевъ употребленія пляски внѣ храма въ процессіяхъ къ содержанію танцовщицъ при храмѣ похожи на то, какъ еслибы кто на томъ основаніи, что въ праздничныхъ процессіяхъ католической церкви иногда открываютъ шествіе дѣвочки, одѣтыя въ бѣломъ, усыпающія путь цвѣтами, заключилъ, что католическая церковь имѣетъ у себя штатъ цвѣточницъ. Что касается призыванія, заключающагося въ псалмахъ «хвалить Іегову въ ликахъ» (хороводахъ)[297], то это относится къ домашней жизни народа. Хоры поющихъ и пляшущихъ можно сказать не прерывались предъ воротами древнееврейскихъ городовъ, куда, по изображенію Библіи[298], молодые собирались пѣть и играть, а старцы бесѣдовать и посмотрѣть на веселье юности. Такимъ образомъ словами: хвалите Іегову въ ликахъ псалмопѣвець увѣщаваетъ даже эти домашнія игры устроять во славу Іеговы.

Объ особенной профессіи плясуновъ въ древнѣйшее время не упоминается. Только въ книгѣ Пѣснь пѣсней[299] говорится о вошедшихъ въ пословицу хороводахъ города Маганаима, лежавшаго на границахъ колѣна Гадова и Манассіина:

Что намъ смотрѣть на Суламиту,
Точно на хороводъ Маганаимскій..

По всей вѣроятности городъ Маганаимъ первоначально былъ центромъ какого-то хананейскаго культа, можетъ быть культа Молоха и Астарты, и прославился своими баядерками. Нужно сказать впрочемъ, что у евреевъ небылъ распространенъ обычай содержать рабовъ и рабынь для увеселенія себя плясками. Въ торжественныхъ случаяхъ пиршествъ эту обязанность принимаютъ на себя члены семейства. Кто не помнитъ исторіи дочери Ирода Антипы, приведшей въ восторгъ своею пляскою отца и вельможъ[300]? Это было уже совершенно въ духѣ грековъ, по педагогикѣ которыхъ пляска также необходима для тѣла, какъ музыка для духа; та и другая должны отличать свободнаго человѣка, а не раба. Получить пальму одобренія въ пляскѣ въ послѣднее греческое время домогались даже больше, чѣмъ заслужить похвалы нравственными и умственными достоинствами. Турнирами для состязаній въ танцовальномъ искусствѣ были какъ мѣста общественныхъ собраній, такъ и частные дома, при всякихъ сходкахъ и пиршествахъ. Предложеніе награды, объявленное Иродіадѣ, также вытекало изъ обычая раздавать призы знаменитымъ танцовщицамъ. Что касается характера и вида древнееврейской пляски, то она должна была приближаться къ египетской, хотя, конечно, въ смыслѣ совершенно обратномъ принятому патеромъ Ривэ, по которому Египтяне приходили учиться священнымъ формуламъ пляски у Евреевъ[301]. Сущность египетской, сирской и еврейской пляски состояла не въ одномъ только упражненіи ногъ а вообще въ выразительныхъ жестахъ; часто танцоръ исполнялъ свое дѣло несходя съ мѣста, описывая эволюціи головою, руками и корпусомъ[302]. Конечно древнееврейскіе плясуны едва ли могли выкидывать удивительные пируэты, встрѣчаемые на памятникахъ египетскихъ, которымъ могутъ позавидовать лучшіе канатные плясуны настоящаго времени[303]. А за сравнительную хотя и вынужденную скромность плясуновъ еврейскихъ говоритъ замѣчаніе Флавія, касающееся впрочемъ позднѣйшаго времени и исключительныхъ обстоятельствъ, что знаки обрѣзанія тщательно скрываемы были при общественныхъ пляскахъ[304], что нельзя сказать о пляскахъ египетскихъ.