Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом

• Название: Знамя над рейхстагом
• Автор: Василий Шатилов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Ничего, мы привычные, товарищ полковник. - И он отправился в путь.

До командного пункта было три километра. Костя быстро добрался туда. Разогреть обед было для Блинника делом недолгим. Нагрузившись термосами, они двинулись к НП...

Я никогда не забуду, как в нашем блиндаже появился Моисей Блинник. Был он бледен, тяжело отдувался, глаза лихорадочно горели. Он поставил на пол ношу и остался стоять. Чуя недоброе, Курбатов спросил сдавленным голосом:

- А где же Горошек?

- Костя убит, - коротко ответил повар.

- И ты его бросил?

Блинник молчал. Потом начал сбивчиво рассказывать, как они благополучно миновали большую часть пути и уже недалеко от НП попали под артиллерийский обстрел. Дело было на опушке леса. Поблизости виднелся ход сообщения. Они бросились к нему. Но тут ударили неприятельские минометы. Блинник успел прыгнуть в траншею, а Костя нет. Осколки мины рубанули его по спине. Он упал и больше не поднялся. Так окончил свой солдатский путь Константин Горошков - верный и преданный ординарец, добрый, заботливый человек...

На войне все равны перед смертью. И генералы, и рядовые. Конечно, одни больше рискуют жизнью, другие меньше. И в зависимости от степени риска одни боевые профессии называют героическими, над другими иронизируют, считая их чуть ли не унизительными для настоящего мужчины. Нет, нестоящие это разговоры! Я знал разведчиков и истребителей танков, которые сражались смело и остались живы, пройдя войну с первого и до последнего ее дня. И знал поваров и ординарцев, которые, как и рядовой Горошков, сложили головы, выполняя очень нужную, но будничную, "негероическую" работу...

Когда Блинник закончил свой рассказ, воцарилось короткое молчание. Первым прервал его Курбатов:

- Нет, это невозможно, ты его бросил!

И он кинулся из блиндажа. Вернулся Анатолий часа через два. Сел на солому. Вздохнул тяжело:

- Похоронил. Нет больше нашего Кости...

Еще целых два дня продолжались бои. Вечером 19 октября противник предпринял последнюю контратаку. Но и она, как и все предыдущие, была отбита. Убедившись в тщетности попыток изменить на этом участке положение в свою пользу, немцы отошли и заняли оборону.

А мы получили приказ сменить позицию, у нас тоже но хватало сил, чтобы продолжать здесь наступление.

Совершив два перехода, дивизия к 22 октября сосредоточилась в лесу около города Вегеряй, километрах в шести от переднего края.

Под осенними ливнями

На опушке около солдатских кухонь я увидел генерал-лейтенанта со Звездой Героя на гимнастерке. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: это новый командующий нашей армией Николай Павлович Симоняк.

Его назначили к нам 6 октября. Но мое знакомство с ним до сих пор исчерпывалось несколькими разговорами по радио и телефону. Совещаний в штабе армии с участием командиров дивизий еще не проводилось. Самому объехать все соединения командующему не позволяла обстановка, в которой армия все это время вела бои.

Сейчас Симоняк стоял в окружении бойцов и о чем-то с ними весьма оживленно беседовал. Я знал о новом командующем немногое: что вообще-то он из кавалеристов, что на Ленинградском фронте, откуда его назначили к нам, командовал корпусом, что там он и был удостоен звания Героя Советского Союза. Сейчас, увидев его среди людей, я подумал: "Что ж, это добрый признак - раз солдаты не стараются держаться от командующего подальше, значит, он доступен и в обращении прост".

Подойдя, я представился.

- Ну, Шатилов, - сказал он, - показывай, чем личный состав кормишь.

Мы подошли к одной из кухонь.

- Здесь гусятину готовят, товарищ командующий, - доложил сопровождавший меня Истрин.

- Сам чую, что гусятину, - улыбнулся генерал. Повар приподнял крышку котла, и всем нам ударил в нос соблазнительный запах тушеной птицы.

Мы двинулись дальше. У следующего котла Истрин сообщил:

- А здесь, товарищ командующий, борщ и картошка со свининой.

Симоняк заглянул в котел. Потом повернулся ко мне и, насупив брови, сказал:

- Плохо, Шатилов, плохо бойцов кормишь!

- Как плохо? - только и сумел промолвить я в ответ, едва сдерживая обиду и на суровость тона, и на явную несправедливость замечания. С чем другим, а с продовольственным снабжением дела у нас обстояли как никогда. Но в следующую минуту широкое лицо командующего расплылось в улыбке:

- А что ж хорошего? Разжиреют у тебя солдаты от такого харча, не смогут в наступление бегом идти.

Я понял и принял шутку:

- Ничего, товарищ командующий, зато уж если пойдут, то остановиться не смогут.

- Ну-ну, не зазнавайся. Воюй, как воевал. Пошли, посмотрим твое хозяйство.

Дальнейшее общение с командующим утвердило меня в мысли, что человек он простой, без лишнего гонора, умеет расположить к себе людей, а главное, понимает толк в деле, хорошо разбирается в природе современного боя...

Мы прибыли под Вегеряй, на границу Латвии и Литвы, когда Рижская операция, по существу, была завершена. Наши войска не только освободили Ригу, но и отбросили в последующих боях фашистские дивизии на Курляндский полуостров.

В решении этой задачи нам очень помогла Клайпедская операция. Еще 6 октября гитлеровское командование начало отводить войска с рижского участка фронта, чтобы успеть проскочить в Восточную Пруссию до того, как наши выйдут к морскому побережью и возьмут Клайпеду. Но как ни торопились немцы, советские дивизии, наступавшие на клайпедском направлении, их опередили. Хотя сама Клайпеда и не была освобождена, но Паланга, расположенная на балтийском берегу к западу от нее, оказалась в наших руках 10 октября. А к 22 октября был полностью очищен северный берег Немана от самого устья до Юрбурга (или, по-литовски, Юрбаркаса). Курляндский мешок, в который попала немецкая группировка, оказался окончательно "завязанным".

В связи с изменением обстановки 3-й Прибалтийский фронт был расформирован. Высвободившимися соединениями пополнили 1-й и 2-й Прибалтийские фронты. Нам теперь была поставлена задача наступать в общем направлении на Либаву (как тогда называли Лиепаю), с тем чтобы расчленить курляндскую группировку и уничтожить ее по частям.

Но до Лиепаи было еще далеко. А пока перед нами лежал Вегеряй, который предстояло освобождать нашему корпусу. Большая часть города находилась в полосе действий 150-й дивизии. Ширина полосы составляла около четырех километров.

Днем 22 октября офицеры дивизии выходили небольшими группами на рекогносцировку. До начала наступления оставалось дней пять, и мы, не теряя времени, начали собирать сведения о местности, на которой предстояло воевать. На следующий день я намеревался продолжить это занятие, но звонок Шерстнева внес коррективы в мои планы.

- Приезжай, Василий Митрофанович, прямо сейчас, - сказал он. - А то мне скоро на совещание к командующему фронтом отправляться. Хочу до этого повидать тебя.

Через полчаса я входил в небольшой домик, в котором остановился командир корпуса. Шерстнев с командующим артиллерией Лившицем и начальником оперативного отдела Ветренко сидели за столом.

- Присаживайся, Василии Митрофанович, - пригласил генерал, - закусим и поговорим.

Григорий Иванович рассказал о совещании, которое Еременко собирался проводить в штабе нашей армии с командирами корпусов, чтобы лично проинструктировать их относительно предстоящего прорыва неприятельской обороны. Потом расспросил меня о первых результатах рекогносцировки, записал доложенные мною сведения в блокнот и дал дополнительные указания по подготовке к наступлению.

За разговором трапеза незаметно подошла к концу. Григорий Иванович был возбужден. На его умном лице то и дело вспыхивала хитроватая усмешка. Речь свою он сопровождал частыми, короткими жестами. Поднявшись из-за стола, он протянул мне руку:

- Ну, будь здоров, после совещания повидаемся, - и пригласил остальных сотрапезников: - Что ж, пора в путь. Командующий опоздавших не жалует.

Мы вышли на крыльцо. Садясь в машину, Шерстнев еще раз пожал мне руку:

- До свидания, Василий Митрофанович.

Таким я и запомнил его в тот раз - чем-то взволнованным, старающимся скрыть свою озабоченность улыбкой.

Машина тронулась, увозя Шерстнева с офицерами к дороге, ведущей от Вегеряя на юго-восток, в сторону штаба 3-й ударной армии. Я тоже сел в "виллис" и направился в штаб нашей дивизии. Там собрались командиры полков. Встретившись с ними, я рассказал о полученных о г командира корпуса указаниях, и мы перешли к обсуждению задач, связанных с рекогносцировкой. В это время меня позвали к телефону, кто-то звонил из штаба корпуса. С трудом я поверил своим ушам: генерал Шерстнев погиб.

Немного позже я узнал подробности. "Виллис" Шерстнева достиг перекрестка как раз тогда, когда к нему по большой дороге со стороны Вегеряя подъезжала машина Еременко.

Свернув на большую дорогу, автомобиль, в котором находился Шерстнев, налетел на противотанковую мину. И это на дороге, по которой недавно прошли две дивизии с боевой техникой! Все, кто находился в "виллисе", погибли на глазах у Еременко.