Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

Роман старейшего советского писателя, лауреата Государственной премии СССР М.Д. Соколова «Искры» хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Роман состоит из 4-х книг. Широкий замысел обусловил многоплановость композиции произведения. В центре внимания М. Соколова как художника и историка находится социал-демократическое движение в России. Перед читателями первых 2-х книг «Искр» проходит большая часть пролетарского этапа освободительного движения в России — от I съезда РСДРП до революции 1905–1907 годов.

---

Лука Матвеич, усмехнувшись, ответил:

— Это не ваши „воззрения“. Так „воззревали“ еще народники. Они думали, что новое общество, социализм, вылупится из общины, как цыпленок из яйца. И вы, эсеры, продолжаете обманывать мужика, когда говорите о том, что передача помещичьей земли и сельскохозяйственных орудий в распоряжение общины изменит жизнь крестьян. Не изменит, в частности, бедноты, ибо в деревне остается кулак и та же основа крестьянского хозяйства. Вот почему неизменно и всегда мы говорим: без коренного политического переустройства деревни не может быть коренного экономического переустройства. А такие преобразования в деревне для данного момента могут сделать и провести в жизнь революционные крестьянские комитеты. Так говорил Ленин, и так решил третий съезд нашей партии.

— В вашей программе ничего нет о таких комитетах, — подал голос Овсянников. — Значит, вы отступаете от своей программы?

— Не отступаем, а применяем ее к конкретным условиям и требованиям революционного момента, — возразил Лука Матвеич.

— Тогда эти комитеты могут стать просто реакционными. Ведь вы же сами сказали, что кулак и буржуазные отношения остаются.

— Неверно! Крестьянские комитеты в настоящее время могут быть лишь революционными, потому что сама жизнь заставит их выступать против помещиков и самодержавия на стороне рабочих. Правильные мои слова, Данила Григорьевич? — неожиданно обратился Лука Матвеич к Даниле Подгорному. — Есть тебе польза подняться с рабочими против царя и помещиков и отнять у них власть и землю?

Все обернулись к Даниле Подгорному, и он смутился. У него, мужика, спрашивает Лука Матвеич, правильны ли его слова! Но он преодолел смущение, встал и, расправив широкие плечи и обведя всех медленным взглядом, ответил:

— Я так скажу, товарищи рабочие люди: если вы подыметесь за волю, за то, чтобы отобрать у помещиков землю и дать ее мужику, всему крестьянскому миру есть полный расчет подыматься вместе с вами. Только вот дело какое: землю я, к примеру, получу, а чем я ее обрабатывать буду, коли у меня одна лошаденка, чем засевать? Да и подати задавят. Так что, если бы растолковать мужику про кой-какие дела, тогда оно ясней видно все стало бы, за кем нам идти, — заключил он и сел на траву.

— Вот видите, крестьянину есть смысл подыматься вместе с нами, — продолжал Лука Матвеич. — Но ему надо подсказать, что практически делать. Третий съезд и говорит: надо создавать в деревнях революционные крестьянские комитеты, которые могли бы на месте закрепить отдельные революционные акты; отобрание, скажем, помещичьих и монастырских земель, отказ от уплаты податей, отмену кабальных сделок, защиту интересов батраков и так далее… А меньшевистская конференция решила просто создать в деревнях крестьянские комитеты для работы среди крестьян вообще…

— Но крестьянские комитеты потому и называются „крестьянскими“, что они будут решать все вопросы сельской жизни и в том числе и революционные, — возразил Кисляк.

— Вот именно: „В том числе и революционные“, — насмешливо повторил Лука Матвеич. — А съезд говорит не вообще о крестьянских делах, а о революционных делах. Крестьянскими делами „вообще“ занимаются земцы. Тогда вы уж пристраивайтесь к ним в пристяжные.

Ряшин не выдержал и нервно крикнул:

— Пролетариат есть класс неимущий и защищает интересы неимущих. Что может быть общего у него с крестьянином-собственником?

— Желание свергнуть самодержавно-помещичий строй и установить демократическую республику, — невозмутимо ответил Лука Матвеич.

— Свергнуть самодержавно-помещичий строй — это одна общая линия всех прогрессивных слоев современного общества в данный революционный момент, — наставительно заметил Ряшин и встал, точно речь намеревался произносить.

Лука Матвеич взял в руки брошюру и тем же спокойным тоном ответил:

— Нет, в современном революционном моменте определились не одна, а три линии. Товарищ Ленин вот в этой своей работе, называемой „Две тактики социал-демократии в демократической революции“, говорит об этом совершенно ясно. Первая линия, или направление, — это линия царского правительства. Царь допускает необходимость созыва представителей народа, но не допускает, чтобы оно было совещательным при нем, царе. Второе направление — революционный пролетариат, руководимый социал-демократией. В интересах пролетариата добиться полного перехода государственной власти в руки Учредительного собрания, избранного всем народом на основе всеобщего избирательного права, короче говоря — свержения самодержавия и замены его временным революционным правительством. И третье направление — либеральная буржуазия. Она добивается не свержения самодержавия, а возможно более мирной сделки между самодержавием и революционным народом, такой сделки, от которой больше всего выиграла бы буржуазия и меньше всего революционный народ — пролетариат и крестьянство… Вот какие линии и направления определились, товарищи, в настоящий революционный момент. Эти три направления соответствуют трем главным социальным силам современной России: самодержавие — пролетариат — либеральная буржуазия. Исходя из этих основных направлений, из того или иного соотношения сил, социал-демократия и должна строить свою тактику, свое политическое поведение… Тактика, намеченная третьим съездом, — Лука Матвеич раскрыл брошюру и прочитал: — „…в зависимости от соотношения сил… допустимо участие во временном революционном правительстве уполномоченных нашей партии, в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками и отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса“. А меньшевистская конференция заявила: „…социал-демократия не должна ставить себе целью захватить или разделить власть во временном правительстве, а должна оставаться партией крайней революционной оппозиции“. Что общего может быть между нами после этого? Ничего.

Ряшин ходил возле дерева, заложив руки назад. Обернувшись к Луке Матвеичу, он сказал:

— Да, мы именно так говорим. Говорим на том простом основании, что временное правительство буржуазной революции есть буржуазное правительство и не нам, социал-демократам, сидеть рядом с капиталистами и землевладельцами, как это делал Мильеран, осужденный Международным социалистическим конгрессом. Вы хотите уподобиться Мильерану? Воля ваша. Тогда вы ничем не будете отличаться от буржуазных министров.

— Нет, будем отличаться тем, что мы будем сидеть в революционном правительстве, а не в реакционном, в каком сидел Мильеран, и будем не реакционные законы защищать, а революционные, которые расширят революционные завоевания народа и помогут установить демократическую республику.

— Вы, быть может, перепутали буржуазную революцию с социалистической, при которой пролетариат имеет право взять власть в свои руки? — спросил Кисляк. — Что же тогда называется буржуазной революцией, по-вашему?

— Буржуазной нынешняя революция называется не потому, что она может дать лишь то, что выгодно буржуазии, а потому, что она есть такая революция, которая не выходит за рамки буржуазного, то есть капиталистического, общественно-экономического строя, — ответил Лука Матвеич.

Кисляк пожал плечами и больше не задавал вопросов.

Лука Матвеич кратко подытожил сказанное им и заключил:

— Как видите, товарищи, во всех главных вопросах съезд и конференция приняли совершенно разные решения. Вы можете сами теперь судить, куда тянут меньшевики. Они тянут назад от революции, в обоз либеральной буржуазии. Они ведут линию отстранения пролетариата от руководства революцией и передоверия этого руководства буржуазии, линию отказа от участия во временном революционном правительстве и от демократической республики, линию замены вооруженного восстания участием в булыгинской Думе. Короче говоря, линий у них много, а имя им всем одно: предательство дела революции, дела рабочего класса и крестьянства.

— Я протестую! — выкрикнул Ряшин, но Лука Матвеич холодно бросил:

— Когда предатели революции протестуют, это значит, что нами взята правильная линия.

— Вы пригласили нас, чтобы назвать предателями? Это вынуждает нас… — вскочил с места Кисляк, но председательствующий Леон одернул его:

— Вы сядьте. Мы пригласили рядовых партийцев, которые еще идут за вами по недоразумению, для того, чтобы вместе, всей организацией, поговорить о наших задачах в связи с решениями третьего съезда партии. Если и вы пожелали прийти, то сидите и слушайте… Товарищи, прошу высказаться по докладу.

Ряшин видел, что его сторонники нерешительно переглядываются, и решил выступить сам.

— Я хочу высказаться, — сказал он и с места сердито начал речь. На этот раз он говорил с нескрываемым раздражением, ругал комитетчиков, Леона, Луку Матвеича и даже Овсянникова. — И эти люди, именующие себя политиками, позволяют себе учить нас, которыми руководит Плеханов, лучший ум революционной России!.. Да, мы не признаем ваш съезд! Мы знаем Всероссийскую конференцию, считаем ее нашим съездом и вас обязываем принять ее решения к исполнению! — говорил он, размахивая короткими руками. — Что такое ваша тактика? Это якобинство, это — бланкизм, это перепрыгивание через все и всяческие исторические рубежи и забегание вперед на десятки лет! Вы толкаете революцию на путь опасных экспериментов, на путь насилия и якобинства и тем отпугиваете от нее все демократические слои общества.