Роман Подольный - Легкая рука

• Название: Легкая рука
• Автор: Роман Подольный
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5–239–00399–8

Где кончается фантазия, где начинается действительность? Эту грань не всегда легко различить в рассказах и повестях Романа Подольного. Герои его произведений сталкиваются со множеством проблем моральных, житейских, научных, тех, с которыми так или иначе встречается и почти каждый из нас. Без фантазии и без человечности эти проблемы одинаково неразрешимы. В книгу включены произведения уже известные читателям (“Скрипка для Эйнштейна”, “Согласен быть вторым”, “Золото Ньютона”, “Сага про Митю” и др.), а также новые рассказы (“Планета Правда”, “Приезжайте в Куртеневку”).

Содержание:

Маленькие повести

Скрипка для Эйнштейна

Согласен быть вторым

Сага про Митю

Золото Ньютона

Река Галис

Рассказы

Возможное и невозможное

Планета Правда

Письмо

Легкая рука

Живое

Закон сохранения

Печальная история

Тысяча жизней

Лучший из возможных миров

Дальнейшему хранению не подлежит

Приезжайте в Куртеневку

Месть

Розыгрыш

Сообщающийся сосуд

Потомки Орфея

Веселое и невеселое

Последний рассказ о телепатии

Три интервью из будущего

Без подсказок

Читатель

Мамочка

Ловкость рук

Прыжок в высоту

Кому везет

След Остапов

Бывшее и небывшее (Неисторические рассказы)

Мореплавание невозможно

Тем хуже для фактов

Начало одной дискуссии

Неудачный дебют

Путешествие в Англию

Цель и средства

Пределы фантазии

Пришельцы

Бессмысленный брак

Слава

Нет! (Закрыватель Америк)

Всего один укол (Из рассказов путешественника по времени)

---

Он мне в тон отвечает, что в марте — апреле эти сорок дней найдет… И для меня договорится с деканатом о кратком академическом отпуске, — разумеется, при условии, что до весны подготовлюсь к экзаменационной сессии.

Группа уже поняла, что мы к пикировке вернулись, улыбочки, смешки но, видно, не вся группа поняла!

Да, чувство юмора, чувство юмора. Может быть, для меня, да и для Емельяна, шуточки — всего лишь способ замаскировать отступление перед правдой? Или даже — безопасный уютный уголок, куда от правды прячешься? Но ведь не всегда он такой безопасный, как выяснилось. Словом, у меня просто нет теперь выхода. У Емельяна — тоже… Слишком хороший пример нам подан. Знал я, конечно, что Танин отец — микробиолог, но не мог ведь додуматься, что она сможет найти в его лаборатории пробирку с возбудителями, — он как раз готовил вакцину для Индонезии. Через час мы начинаем свою часть эксперимента. А Таня… Я надеюсь на ее молодость. Целую. Твой брат Саша.

* * *

Это письмо появилось впервые в приложении к шестому изданию монографии А. Д. Егорова и Е. С. Попова “Болезнь как путь к здоровью и долголетию”. Там же помещены фотографии авторов, сделанные как в день самозаражения тифом, так и сразу после выздоровления. И неизвестная прежде фотография Т. А. Долговой, посвящение которой, как обычно, открывает книгу. Какой-то любитель (по-видимому, врач) снял ее в больнице за несколько часов до смерти.

Сообщающийся сосуд

Кошмары у меня свои собственные. Повторяющиеся. Чаще всего вижу себя бегущим с винтовкой наперевес по бесконечному белому полю. Бегу последним. Впереди — тридцать два человека. Знаю точно, сколько именно. Не потому, что пересчитал, а потому что это — ребята из обоих десятых классов школы, в которой я учился.

Но на снежном поле впереди нас начинают рваться снаряды. Наяву я никогда не видел, как это бывает. А во сне закручивается спиралью снежный смерч, через несколько секунд он становится похожим на кривой зонт, затем рассыпается, начиная с краев. А потом уже слышится чмокающий звук, только чмокнуть так может разве что великан.

И — снова, снова, снова. Никто из нас пока не задет. Но не все ребята выдерживают это зрелище. То один, то другой падают в снег и уже не подымаются. Нет, не падают, а ложатся. Вот их уже пятеро — залегших. Восемь. Четырнадцать. Я знаю, что тоже лягу. Лягу, когда упавших окажется семнадцать, когда их станет: большинство.

Но еще стыднее и страшнее, когда фильм моего кошмара идет по иному сценарию, когда мои товарищи, не выдержав огня, уже не падают, не ложатся, а поворачиваются и бегут назад. Тогда я вижу обращенные ко мне напряженные лица с глубоко сидящими глазами.

Мимо меня, продолжающего бежать к белым смерчам, мчатся они — первый… второй… шестой… пятнадцатый… Когда лицом ко мне повернется и ринется вспять семнадцатый, я на мгновение остановлюсь как вкопанный, потом повернусь на сто восемьдесят градусов и кинусь вспять. Присоединюсь к большинству. Последую примеру других. Подравняюсь.

И — проснусь. После этого варианта кошмара обязательно просыпаюсь.

Как сказал Станислав Ежи Лец, сны зависят от положения спящего. Мое положение — незавидно.

В институтской группе, как прежде в классе, на физкультурных занятиях я стою точно посередине выстроенной по росту шеренги.

В алфавитном списке учеников и студентов моя фамилия тоже попадает в самую середину.

Как и тогда, когда фамилии учеников или студентов записывают в порядке успеваемости. Я — средний.

Никогда — до последнего месяца — я не вызывал у своих педагогов ни особых тревог, ни особых надежд.

И в бешеных спорах о том, кто у нас в классе, группе, на первом курсе — личность, а кто — нет (как снисходительно утверждают учителя, профессора и родители, традиционная для нашего возраста тема), речь обо мне заходила редко.

Спорить не о чем. Личность — Федька Захаров, который на уроках математики смущал учительницу тем, что он на ее вопросы может ответить, она же на его вопросы — нет. А потом поступал на психологический, не прошел — и отказался пойти куда бы то ни было еще. Личность — Михаил Векслер, теперь студент физико-технического. С седьмого класса он строит в чуланчике на даче вечные двигатели все новых и новых конструкций, хотя лучше любого из нас может объяснить, почему такой двигатель невозможен. Личность — Лариса Брагина, прогнавшая полгода назад своего жениха, блистательного капитана-летчика за то, что он рассказал при ней — в небольшой компании — неприличный анекдот. Кстати, не такой уж и неприличный, сам слышал, мы с Ларисой вместе с шестого класса учимся, и она меня на вечеринки к себе притаскивает регулярно.

Посмотрит, понимаете, своими глазищами и говорит:

— Большинство моих добрых знакомых будет. Ты, конечно, присоединишься к большинству.

И отчетливо ставит голосом точку. Точку, а не вопросительный знак.

Я однажды завелся. Удивилась вроде бы. Подняла глаза к потолку, словно почитала на нем какую-то надпись, потом успокоительно потрепала меня по плечу:

— Прости, пожалуйста. Я просто не подумала. Конечно, абсолютное большинство молодых людей твоего возраста в конце концов взорвалось бы при таких намеках. Ты совершенно прав.

Словом, личностью считают того, кого не понимают, или, если уж понимают, так точно знают, что таким, как он, не стать, — не получится. Даже вести себя так, как он, не решишься. Не выдержишь. Не справишься. Не… Много тут можно использовать однообразнейших “не” в сочетании с довольно разнообразными по звучанию, но сходными по смыслу глаголами.

Та же Лара Брагина. Попробуй угонись за ней. Захотела — и научилась в седьмом классе играть в шахматы. Да не как я, с моим дурацким третьим разрядом, за которым второго не последовало. Она — Мастер.

— Мастерица ты! — сказал я, когда Лара получила это звание. И получил в ответ: за последние полтора часа она слышит такое обращение в четырнадцатый раз.

Как-то в десятом классе мы вместе шли из кино. Поздно вечером. Я положил руку ей на плечо. Сказал довольно развязно, черт меня дери, но чего мне это стоило:

— Смотри, какая Луна. Можно, я тебя поцелую?

И услышал, что только в нашем классе семь человек — из двадцати, явно имеющих такие намерения, — уже произносили именно эту фразу, а остальные произнесут ее при первом удобном случае.

Живем мы по соседству, и у нее хватало возможностей устраивать мне выволочки за отсутствие самостоятельности и оригинальности. Ну и поводов я давал ей для этого немало. Как Ларка злилась, что я отправился в кино только потому, что туда отправилось больше полкласса. Говорила же она мне, что пошла было по неведению на этот самый фильм и через пятнадцать минут сбежала. И уж совсем из себя вышла, когда на выборах комсорга я поднял руку за Татку, которую совсем недавно публично крыл за разговоры о чужих секретах и природную глупость, лишь чуть прикрытую умелой родительской дрессировкой. Опять, мол, я все готов сделать, только чтобы не разойтись с большинством. Но — сказала она выразительно — так ведь можно разойтись с меньшинством! И при этом явно имела в виду себя.

На следующий день — дело было в десятом классе — ее ждал у школы тот самый летчик. А меня она оделила зато прозвищем: Сообщающийся сосуд. Да! Потому что вода в сообщающихся сосудах останавливается на одном уровне, а я, видите ли, подравниваюсь под окружающих, средним арифметическим выхожу, серостью, подражателем и пошляком. А ведь мог бы… Ну а после того, как к компании из пяти ребят с нашего курса пристали три хулигана, и мы убежали, она даже смотреть на меня не хотела. Господи, я — то откуда мог знать, что эти четверо — трусы.

Правда, теперь, когда мы в одной команде играем за институт на межвузовском шахматном чемпионате, она со мной разговаривает, хотя и сквозь зубы.

Разумеется, то обстоятельство, что сейчас я играю на первой мужской доске, как она — на первой женской, ничего не меняет в решении старой проблемы — личность ли я. Мой успех имеет значение для Николая Федоровича, завкафедрой физкультуры, для нашего ректора, завзятого болельщика, для Инки Белоус или Мики Лукова, которые отождествляют умение выделяться и глубину души… Впрочем, сомневаюсь, чтобы они знали, сколько у души бывает измерений.

А ведь в команду я вошел по прямому требованию Ларисы: попробуй не уступить человеку, который два месяца с тобой не разговаривал, и за дело, а вот сейчас сменил гнев на милость. И — после матчей я ее провожаю. Даже не провожаю — просто, вы же знаете, нам по дороге, мы из соседних домов. И она зло объясняет:

— Личность — это от слова “лицо”. И глагол “отличиться” — в конечном счете — тоже. И существительное “отличник”. Корень общий.

В конце концов мы же для таких разговоров устарели. Не отроки, да и сама она… Что, никогда не идет на компромиссы? Не подлаживается к собственным родителям? Не заботится о том, чтобы не разругаться с подругами? Не носит модные вещи, даже если они ей не слишком идут? Да все мы, все мы — сообщающиеся сосуды. Берем пример, следуем примеру, подтягиваем песню, подтягиваемся в строю, тянемся за соседями. И так далее.