Николай Ильюхов - Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

• Название: Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.
• Автор: Николай Ильюхов
• Издательство: Прибой
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1928

---

Нельзя обойти молчанием работу и заслуги перед рабочим классом и революцией не отмеченных нигде и никакими наградами красных сестер милосердия Нади Буториной и Лены Сетианц-Сети. Последняя пришла в партизанский отряд вместе с мужем и прелестной 3-летней дочкой; здесь она отдала все силы на служение пролетарской революции, а муж ее был арестован американцами на Сучанских рудниках и расстрелян. Таким же добрым словом нужно помянуть и Мотю, учительницу дер. Ново-Москвы (фамилия ее, к величайшему сожалению, нами забыта). Эти три женщины шли в бой и в тайгу на голод и тяжкий, никем и ничем не оплачиваемый труд, не имея чаще всего даже куска хлеба. На такой подвиг ринулся со всей преданностью революции и борьбе за советы не один десяток русских женщин-крестьянок и жен рабочих. Пусть же память благодарных партизан и сознание выполненного в лихую годину долга в борьбе за светлое будущее, за коммунизм, будет всем им наградой за совершенные подвиги…

Группа б. сучанских партизан. Среди них Чередников П. М., Соскин М. и Ек. Ив. Слепцова.

Непростительным упущением было бы с нашей стороны, если бы мы хоть в кратких словах не сказали об отношении крестьянской женщины к вооруженной борьбе. Нам лично известен случай, когда мать-старушка, провожая сына с отрядом на засаду против белых, заклинала его драться не боясь смерти: «Если ты будешь партизаном хуже других, побоишься этих извергов, я прокляну тебя. Не сын ты будешь мне». Эти слова так крепко врезались в сознание знавших про этот случай партизан, что были приняты каждым как наказ и для себя. Это была старушка Ошиток из Фроловки. А с какой неподдельной искренностью поила и кормила она десятки бойцов ежедневно! А разве можно забыть такую живую, энергичную, веселую Таню Тринцукову (Медушевскую по мужу, который погиб в 1918 г. на спасском фронте)? Это она напечет, бывало, пару ведер пирожков и калачей и на коромысле через плечо несет к нам в сопки, где мы укрывались и откуда писали агитационные прокламации к колчаковскмм солдатам, которые вручала им она же. А сколько она шила, стирала на партизан…

А вот сельская учительница Екатерина Ивановна Слепцова. С первых дней партизанства она идет вместе с мужем в отряд. Вскоре она арестована. Допросы, издевательства и затем поднадзорное пребывание, во Владивостоке. Бежит оттуда снова в сопки Сучана и здесь среди партизан остается до тех пор, пока у нее не родилась дочь Пролетария (это было уже после нашего поражения).

Или Тамара Головнина, агитатор-организатор партотряда. Она была арестована на Первой Речке. Далее тюрьма, суд, 101-я статья, смертный приговор… Побег на обратном пути из суда в тюрьму и опять сопки и битвы.

Это целая вереница славных имен.

Такие бодрые и смелые женщины не теряли присутствия духа и в дни постигших нас невзгод. У них находились теплые слова бодрости и искреннее, только женщинам присущее, заботливое отношение к партизанам. А это вливало новые силы, усиливало рвение к борьбе и самоотверженность.

ГЛАВА XVII.

Кулаки открыто идут на службу к белогвардейцам. — Баптисты к попы — агенты интервентов и контр-разведок.

Прослойка кулацких элементов в приморской деревне в некоторых районах довольно значительна по своей численности. Эти элементы умели хитро вести себя: они, как говорится, имели «лисий хвост и волчью пасть» — тактика, позволявшая им окрашиваться иногда в защитный цвет. Когда движение наше принимало широкий размах и нагоняло «страх врагам», тогда кулачье готово было «разбиться в лепешку», лебезило перед влиятельными лицами, старалось оказать гостеприимство, показать себя «своими». Но когда времена изменились, когда наступила полоса реакции и нагайка стала синонимом власти, они выпустили спрятанные когти и зубы и показали все свое хищническое нутро. Таковы были, например, в Сергеевке Петр Козлов и его сын Антон или в Казанке Никита Симонов и Гришка Ковалев, прозванный Распутиным за слабость к «прекрасному полу». Это всё крупные кулаки-торговцы. А вот «подвиг» двух кулаков. Некие Пика из Екатериновки и Лавриненко из Владимиро-Александровки, обиженные реквизицией у них лошадей, отправились во Владивосток и здесь, прикинувшись бедными крестьянами, одевшись в рубище, в лаптях, явились со своими женами в американский штаб экспедиционных войск, пали в ноги генералам и «били челом», якобы посланные от сучанских крестьян с просьбой оказать милость — послать свои войска на Сучан и разогнать бандитов-большевиков, которые-де под угрозой оружия грабят бедных крестьян, забирают сыновей в партизанские отряды и т. д. Эта проделка была разоблачена работавшими в областной земской управе нашими товарищами.

Как только Сучан заполняли враждебные войска, кулаки совершенно открыто становились агентами белогвардейских штабов, слугами «истинной власти» — на их языке. Штабы через них получали информацию о местах, где скрывались партизаны, руководители и т. д. И, конечно, все это не даром. В виде компенсации войска не трогали их хозяйств и имущества; для этого существовали бедняки, у которых забирали последнего конишка, резали последнюю коровенку. При помощи белых упомянутый Козлов отобрал ранее реквизированных у него лошадей, переданных в разоренные хозяйства партизан Колесниковых. Сыновья кулаков после партизанства (куда они вступали в большинстве случаев тоже ради сохранения в целости своего богатого хозяйства) переходили к белым, и режим для них здесь был иной, чем для других попавших к белым партизан.

Скажем еще несколько слов о роли баптистов в нашей борьбе.

За время невзгод, связанных с империалистической и гражданской войной, перевернувшей кверху дном весь уклад русской деревни, баптизм заметно быстро стал свивать себе прочное гнездо в дебрях темноты и невежества крестьянства. Здесь, на Сучане, и вообще в приморских деревнях он иногда охватывал до 20—30 % населения. В этом одурманивающем течении заправилами были, как и всегда в религии, зажиточные слои деревни. Эти «евангельские братья» втягивали в религиозные тенета деревенскую голытьбу, тупую, забитую нуждой. «Не противься злу», «не убий» и тому подобные «великие законы божественного учителя Христа», усердно внедрявшиеся в головы крестьян, настраивали на непротивленческий лад и нейтрализовали в происходящей борьбе эту часть крестьянства, а некоторых обращали прямо в фанатиков. На партизанских организаторов они смотрели как на нечистую силу, на «антихристов», богохульников, и открещивались от всякого общения с ними. Что касается таких апостольских изречений, как «несть бо власти аще не от бога», то они комментировались апостолами баптизма в таком смысле, что, мол, «истинную, богом освященную власть отрешившиеся от бога люди попрали, а теперешняя борьба за советскую власть вызвана подстрекателями-большевиками, в большинстве своем евреями, и не будет она освящена богом». Иначе говоря, все эти баптистские-толкования были самого реакционно-монархического характера. Это первый корень развития баптизма в Приморьи. Если проследить внимательно за вторым корнем этого сектантского дерева, то он уведет нас в штабы американских империалистов и демократических ханжей: всякому грамотному человеку известно, что Америка уже давно и усердно пытается насадить «евангельское вероучение» в близлежащих к ней полуколониальных странах, в особенности Китае, и на русском Дальнем Востоке; мало того, сеть агентов американского капитала раскинута, под видом организации религиозных обществ (знаменитых «союзов христианской молодежи»), даже и в странах Западной Европы. Если добираться по этим социальным корням, то неудивительно, что они приведут нас в штабы интервентской генеральской клики. Вожди баптизма не случайно прогуливались в американские и японские штабы и отнюдь не с евангельскими проповедями и беседами, а с предательскими целями. Яркий пример таких «евангельских братьев» являли собой сергеевские баптистские коноводы Татуйко и Наддельный, по прозвищу «Десятый». Татуйко особенно открыто ползал через пороги штабов и нашептывал там о партизанах. Правда, ему были даны хорошие уроки, после которых он, глядя на солнце «не мигая глазами», клялся больше не делать плохого для партизан.

Ряды реакционных сил деревни были бы описаны неполно, если бы мы обошли молчанием наиболее видных и откровенных деятелей контр-революции — попов и прочее духовенство. Эта общественная группа, обреченная с момента победного торжества пролетарского Октября на постепенное отмирание, со всей присущей ей беззастенчивостью сразу же, как только появились на поверхности партизанские организации, повела открытую и беспощадную борьбу с ними. И крестьянская хата, и церковный амвон, и любой перекресток улицы одинаково служили попу трибуной, с которой он, призывая все кары на головы смутьянов-подстрекателей, вел контр-революционную агитацию.