Александр Бриллиантов - Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены

• Название: Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены
• Автор: Александр Бриллиантов
• Издательство: Мартис
• Жанр: Религия
• Год: 1998

Автор — профессор Санкт–Петербургской духовной академии начала XX века — на примере творчества западного богослова и философа Иоанна Скота Эригены, переведшего на латынь творения преп. Максима Исповедника и Дионисия Ареопагита, исследует особенности восточного и западного христианского миросозерцаний, характерных для богословов IV‑VII вв., и показывает, как и каким образом возникают специфические черты, разделившие впоследствии римо–католическую и православную Церкви.

Исходный pdf - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3864166

---

308

Приведенный выше отзыв Gale о знаниях Эригены во всяком случае, несмотря на все сказанное в предыдущем примечании, должно признать слишком резким и несправедливым даже более, нежели противоположное преувеличенное мнение о его учености, если даже производить оценку трудов ученого IX века в качестве переводчика с точки зрения новейшего времени. Сам Эригена вполне сознательно и со всем вниманием относился к обязанности переводчика, как это видно из предисловия к переводу Дионисия и из комментария на его «небесную иерархию». В предисловии Эригена, между прочим, отсылает к греческому кодексу того, кто стал бы подозревать в переводе какие-либо прибавки или сокращения, и, несколько ранее, предупреждая возможные упреки По поводу темноты и неясности своего перевода (вследствие буквальности), замечает, что выше всего для него точность перевода: Sin vero [quis] obscuram minusque apertam praedictae interpretationis seriem judicaverit, videat, me Interpretern hujus opens esse, non expositorem. Ubi valde pertimesco, ne forte culpam infidi interprets incurram (Praef. ad vers. S. Dionysii, с. 1032C). В комментарии в особенности он старается точнее передать для латинских читателей Дионисия смысл различных греческих выражений, не отступая однако в общем от сделанного ранее перевода (cf. Exposit. Super Ier. cael. с. 144В, 146В, 148С, 148D, 149D, 156С, 157В, 162 С, 168С, 170С, 176С, 177В, 178А, 178С, 179С, 180А, 180В, 181В, 183В, 183 С, 183 С, 185CD, 186А, 187В, 188А, 188В, 189А, 189С, 191В, 192А, 192 С, 194А, 194 С, 195А, 197С, 198А, 199В, 200С, 201А etc.; обыкновенно употребляются выражения: «ѵеі ut ргоргіе, expresse, expressius, sigmficantius, planius, congruentius huic loco, commodius, quamvis inusitatius, — transfertur, transferri potest*). На трудность вообще передачи на латинском языке содержания произведений спекулятивной мысли востока, вследствие недостатка в этом языке слов для выражения философских понятий, жаловались еще Цицерон и Сенека (Wetzer und Welte. Кіг-chenlexicon 2. В. VII. Artik. «Kirchensprache», v. S. Bfiumer. S. 653). Произведения же Дионисия и Максима, переведенные Эригеной, принадлежали, как замечено, к числу труднейших в этом роде в области греческой христианской литературы. В своем переводе Дионисия, при всех его несовершенствах, он дал западным по крайней мере нечто такое, что можно было читать и при помощи чего западные богословы могли более или менее познакомиться с содержанием этих крайне трудных для понимания произведений, тогда как, например, ранее сделанный перевод Гильдуина оказался, по-видимому, совершенно неудобочитаемым, как можно заключать о том и по приведенным у Гинкмара отрывкам. В свое время труд Эригены мог возбуждать только удивление ввиду трудности дела и тех условий, при каких оно было исполнено. «Удивляться должно, писал Карлу Лысому после ознакомления с переводом Эригены Анастасий Библиотекарь, сам хорошо знавший греческий язык и занимавшийся переводами с него, — каким образом этот муж чужестранец (vir ille barbarus), который, живя на краю света, насколько удален был от обращения с людьми, настолько должен был, по-видимому, быть далеким от знания иноземного языка, оказался в состоянии уразуметь такие [трудные и глубокие творения], и перевести на другой язык: разумею Иоанна Скотигену, мужа, как слышал я, святого во всех отношениях. Но это, продолжает Анастасий, совершил зиждитель Дух [Святой]: Он вместе и воспламенил его и дал ему дар языков; ибо если бы он (Эригена) не пылал огнем любви по благодати Его, без сомнения, никогда не получил бы и дара языков; научающая (благому) любовь, конечно, наставила его в том, чт<5 произвел он для научения и назидания многих. Тем не менее, если и дан был ему в меру Дух, он и сам, проникшись отеческими учениями, сделал [со своей стороны], сколько мог, и [даже] сверх сил [своих] постарался принести ближним пользу». Указывая далее, как на причину малопонятности перевода, на то, что переводчик слишком близко держался подлинника (tanto studio verbum е verbo elicere procuravxt), тогда как, по его словам, известные славные переводчики (illustres interpretes) избегают такого способа перевода, хотя и сам он следует ему большей частию, — Анастасий не хочет ставить это в особую вину переводчику, согласно с заявлением последнего в предисловии к переводу. «Полагаю, говорит он, что он поступил так не по иной причине, как потому, что отличаясь смиренным духом, не решился отступать от собственного значения слов, дабы не уклониться как-либо от истинного смысла [переводимого текста]». Anastasii bibliothecani ad Carolum Calvum literae. Floss, c. 1027-1028.

309

De praedest. XI, 4, с. 399: Sanctus pater Aurelius Augustinus, eloquentiae christia-nae copiosissimus auctor, sollertissimus veritatis inquisitor, propriae translataeque locutionis, ad exercitium eorum, qui eum lecturi essent, nobilissimus doctor; XI, 7, C.401: clarissima tuba atque apertissima christianorum castrorum; XV, 3, c.413: acutissimus quidem veritatis et inquisitor et assertor; XVIII, 6, c. 433: piissimus doc-trinae pater, pulcherrimum exemplar eloquentiae, acutissimus veritatis inquisitor, studiosissimus liberalium artium magister, providentissimus animorum exercitator, humii/imus persuasor. Приводятся места из следующих произведений Августина: Confessiones, Contra epistolam Fundament!, De civitate Dei, De correptione et gratia (ad Prosperum et Hilarium), De dono perseverantiae, De genesi ad literam (Exemeron), De libero arbitrio, De peccatorum mentis, De perfectione justitiae, De praedestinatione sanctorum (ad Prosperum et Hilarium), De quantitate animae, De vera religione, Enchiridion, In Evangelium sec. Ioannem tractatus, In psalmum VII; в качестве принадлежащего Августину цитируется в одном месте (XIV, 4) подложное Hypognosticon (Hypomnesticon). Не упоминается имя Августина лишь в IX гл. и XIX (но IX, 7 и XIX, 4 из Августина); иногда почти вся глава составляется из буквальных выписок из Августина (VII, 2-5) или посвящается изложению заимствованных у него свидетельств (XIV) или выводов из взятого у него основания (XIII). Что касается других западных писателей, то можно встретить (если не иметь в виду упоминания Цицерона, XV, 7) имена лишь Исидора (111,4), по поводу ссылки на него Готтшалка, и «святейшего и правдивейшего папы Григория» (XVI, 9: sanctissimus veracissimusque papa Gregorius, XVII, 8). Из последнего приводятся в одном случае два места, в подтверждение сказанного Августином, в другом приводится мнение, которое не совсем, по-видимому, согласно с мнением Августина, но которое Эригена хочет все-таки согласить с последним. Из восточных писателей не упоминается ни один.

310

Учение о совершенном тождестве божественного предопределения и предведения (XV, 4). Предлагаемое здесь учение о зле и наказании не отличается в общем по смыслу от соответствующих рассуждений в сочинении «О разделении природы» (XV, XVI, XVII: грех есть ничто (nihil) и наказание — ничто; Наказанием для грешных являются сами грехи их; cf. De divis. nat. V, 27–36).

311

Мнение о материальности будущего мира и тела человеческого по воскресении; при обосновании его Эригена пользуется заимствованными у Августина примерами и пытается примирить с ним несогласное, по–видимому, мнение Григория (XIX; cf. XVII, 8).

312

XI‑XIV и далее.

313

De divis. nat. IV, 14, с.803: sanctissimus divinissimusque theologus; V, 37, c.991-992: acutissimae intelligentiae homo, magnus divinarum humanarumque rerum et solertissimus inquisitor et copiosissimus expositor; с. 804. Из цитированных в De praedestinatione упоминаются: Confessiones, De civitate Dei, De genesi ad litteram, De libero arbitrio, De vera religione, De baptismo parvulorum, Decades; затем: De categoriis, De cura defunctorum, De musica, De Trinitate, Epistola ad Dardanum, цитируются еще: De ordine, De quant. an., De utilit jejunii(?), Sermones ad popu-lum, Tract, in Ev. loan.

314

Учение о творении примордиальных причин и чрез них мира, в противоположность учению Августина о сотворении сначала бесформенной материи и потом уж об образовании из нее мира (De div. nat. II, 15—20, с. 545–556, толкование Быт. 1,1–2); учение о природе первозданного человека (IV, 14–18); учение о конце мира и будущей загробной жизни (111,9–10, V, 37–38).

315

с. 649–650.

316

1,7, с. 446 — о том, что ангелы созерцают идеи, тогда как, по Эригене, нужно прибавить — в теофаниях; 1,8-10, с. 448, 450 — о том, что святые будут созерцать Бога, тогда как, по Эригене, Бог не может быть созерцаем Сам в Себе; IV, 7, с. 762 —мнение о телах ангелов, которое, впрочем, Эригена принимает, понимая его в особом смысле; IV, 8, с. 772-773 — о том, что и ангелы имеют нечто вроде внешних чувств; Ѵ,3, с. 866-867 (cf. Ѵ,38, с.993) — выражение: «преходит образ мира сего, а не природа» (figura, non natura), тогда как, по Эригене, преходит природа; Ѵ,8, с. 876 — о превращении тела в дух; Ѵ,38, с. 994 — мнение о 30-летнем возрасте людей по воскресении, которое Эригена резко критикует, объясняя происхождение его незнанием истинного смысла греческого выражения εις μέτρον ήλικίας, Еф. 4,13, и к которому склонялся бл. Августин; V, 17, с.889, Ѵ,38, с. 1001 — о том, что формы пространственного и временного существования не соединены между собою неразрывно.

317

Для Эригены казалось бы более вероятным и по отношению к Августину, когда встречаются у него неправильные на взгляд философа мнения о будущем состоянии мира и человека, «полагать о великом и тщательнейшем божественных и человеческих вещей исследователе и обстоятельнейшем изъяснителе, что он написал так лишь применяясь к степени понимания тех лиц, для которых писал, нежели полагать, что он не согласен со св. отцами предшествующего времени, именно Амвросием и Григорием Богословом, с авторитетом которых он не расходится в других местах», и он хотел бы найти у него же основания и для противоположного учения. Таким образом, если держащиеся чувственных представлений о будущем состоянии мира и человека ссылаются на Августина, то это их собственная вина, что они не хотят понять истинного значения его слов (V,37-38, с. 992-993). Однако, эта попытка Эригены примирить с собою в пом пункте Августина в рассматриваемом сочинении должна быть объясняема лишь необходимостью ответить что-либо возражателям, которые противопоставляют ему Августина, «как будто они желают заявить большее со своей стороны уважение к учению его», нежели сам Эригена и «как будто они чаще и прилежнее читали суждения его об этих предметах». Несколько далее он называет совершенно ложными бреднями (falsissima deliramenta) мнение о 30-лет-нем возрасте всех людей по воскресении, как основанное на неправильном толковании слов апостола о «мере возраста исполнения Христова» (Еф.4,13); между тем он знает, как относился к этому мнению бл. Августин, который по его же словам «прямо утверждает (incunctanter affirmat) в книгах о граде Божи-ем, что при воскресении тел человеческих каждый воскреснет с тем ростом и размерами, каких он достиг при совершенном развитии своего тела в цвеіущем возрасте (juvenili aetate), или достиг бы, если бы не был похищен смертью, или какие уже оставил, подвергшись немощам старческого возраста» (V, 38, с.994-995), понимая его в особом смысле; IV, 8, с. 772-773 — о том, что и ангелы имеют нечто вроде внешних чувств; Ѵ,3, с. 866-867 (cf. Ѵ,38, с.993) — выражение: «преходит образ мира сего, а не природа» (figura, non natura), тогда как, по Эригене, преходит природа; Ѵ,8, с. 876 — о превращении тела в дух; Ѵ,38, с. 994 — мнение о 30-летнем возрасте людей по воскресении, которое Эригена резко критикует, объясняя происхождение его незнанием истинного смысла греческого выражения εις μέτρον ήλικίας, Еф. 4,13, и к которому склонялся бл. Августин; V, 17, с.889, Ѵ,38, с. 1001 — о том, что формы пространственного и временного существования не соединены между собою неразрывно.