Александр Шалимов - Человек, который замедлял и ускорял время

• Название: Человек, который замедлял и ускорял время
• Автор: Александр Шалимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Привет соседу, - сказал толстяк, приподнимаясь, и представился, - Воротыло Ефим Францевич - профессор физики.

Тимофей назвал себя, но кем работал, не сказал, постеснялся.

- А вы наша местная знаменитость, - продолжал Воротыло, вас уже все в больнице знают. Шутка ли проспать столько! Я, между прочим, тут тоже давно, - добавил он. - После инфаркта... Вылеживаюсь.

Профессор оказался на редкость интересным соседом. Тимофей с удовольствием слушал его рассказы об истории физики, о последних достижениях физиков-ядерщиков, о загадках, которые возникают после новых открытий, о кризисе современной физики. Самыми долгими и захватывающими бывали ночные беседы, когда им никто не мешал. Обычно после того, как дежурная сестра гасила в палате свет и, пожелав им спокойной ночи, удалялась, Ефим Францевич приподнимался, ставил подушку на попа, прислонялся к ней спиной и, взглянув на Тимофея из-под насупленных седых бровей, негромко спрашивал:

- Ну, о чем сегодня разговор? О Максвелле, Эйнштейне, Боре?..

И начиналось... Ученые, которых Тимофей до сих пор знал лишь по именам, в рассказах Ефима Францевича вдруг превращались в живых понятных людей с их печалями и радостями, недостатками и достоинствами, победами и промахами. И путь каждого из них в науке, значение их открытий становились вдруг осязаемо близкими, яркими, зримыми... Раскрывал их Ефим Францевич тоже по-особенному, словно освещал прожектором в темноте с разных сторон, и от этого каждый становился еще ярче, рельефнее.

Значение Альберта Эйнштейна для последующих поколений, по словам Ефима Францевича, заключалось не столько в существе его открытий, сколько в его личности - рыцаря науки без страха и упрека; его принципиальности, честности, гуманизме и выросшем на их основе огромном непререкаемом авторитете.

Нильс Бор - один из "отцов" квантовой механики и атомной бомбы предстал в его изображении дьявольски умным стариком, который под невозмутимостью пожилого профессора сохранил огонь юности и "души высокие порывы" и который, прекрасно сознавая ответственность ученых перед человечеством, больше всего боялся "проиграть мир" на родной планете... Своих коллег - современных ученых - и себя самого Ефим Францевич судил строго.

- По нынешним временам самое ценное качество ученого умение сомневаться в собственной непогрешимости, - посмеиваясь, говорил он Тимофею. - Потеряв его, ученый запросто превращается в обывателя, в этакого самодовольного носорога, не желающего и не способного воспринимать ничего нового... В лабиринте "безумных" гипотез нашей эпохи, во всей этой "абракадабре" микромира, которую мы уже готовы принять как нечто привычное и очевидное, единственная дорога настоящего ученого - это пионерский путь вперед по грани неведомого... Следуя этим путем, приходится подниматься, опускаться, отступать, балансировать на грани риска, но это единственное направление к вершине, с которой или откроются новые горизонты, или новые скалистые грани, которые опять придется преодолевать. И путь этот бесконечен, юноша. А справа и слева - удобные тропинки вниз. Одна ведет в обывательское болото самолюбования и самовосхваления за те "следы", которые удалось оставить где-то в окрестностях науки, другая - прямехонько в удобное кресло "организатора науки"... Окаянное слово! Как будто человек, который сам неспособен вести исследования, может организовать научную работу других!

- Но сейчас говорят и пишут в газетах, что открытия делают коллективы, - несмело возражал Тимофей. - И даже премии дают коллективам.

- Правильно... Но во главе научного коллектива должен стоять ученый с большой буквы, именно из тех, кто не отступит с грани; настоящий специалист и знаток своего дела. Он должен быть и генератором идей и обладать авторитетом, способным увлечь и зажечь весь коллектив. А тот, кто "сошел с дистанции" и сел в кресло "организатора науки", может только паразитировать на других... Это тормоз, а не организатор.

- А чем занимаетесь вы, Ефим Францевич?

- Я всю жизнь со студенческой скамьи занимался теми переменчивыми таинственными частицами материального мира, которые мы привыкли изображать смешными знаками в виде концентрических окружностей с крошечным ядром посредине. А еще теми удивительными и непостижимыми скачками, которые хитроумная материя зачала в себе, чтобы существовать вечно... Или которые мы, может быть, придумали, чтобы хоть какнибудь ориентироваться в хаосе микромира...

- Вы говорите про строение атомов? - уточнил Тимофей.

- Если угодно... Но я имел в виду, главным образом, атомные ядра. Это моя узкая специальность.

- Я где-то читал, что ядра тоже устроены сложно, - сказал Тимофей, - из разных частиц - нейтронов, протонов, мезонов...

- Увы... Все правильно, юноша. Частиц этих сейчас, к сожалению, набралось слишком много... И открываются все новые и новые...

- А вы открыли что-нибудь?

- К сожалению, пришлось.

- Почему к сожалению?

- Потому что все было бы гораздо проще и удобнее для нынешней науки, если бы элементарных частиц оказалось поменьше. Впрочем, я предвижу кое-какие радикальные реформы в этом балагане... Они просто необходимы... И, должно быть, начнутся скоро... Хотелось бы дожить до этого...

- Как много вы всего знаете! - вырвалось у Тимофея.

- В сущности, ничего мы, дорогой мой, по-настоящему не знаем, - усмехнулся Воротыло. - Предположения, предположения, модели, формулы. А истинная картина мира остается величайшей загадкой. Начальный взрыв, пространство, время, кто объяснит, что все это такое...

- Ну, пространство и время - это формы существования материи, - несмело возразил Тимофей.

- Это-то конечно, - весело согласился профессор, - а дальше?

- Что дальше? - не понял Тимофей.

- Их свойства, особенности, законы, которыми они управляются. Вот, скажем, время. Что мы с вами о нем знаем? Что оно течет? А куда оно течет и откуда, и почему? И можно ли его ускорить, замедлить, остановить, сжать, растянуть, повернуть вспять?

- Можно, - решительно заявил Тимофей.

- Почему вы так думаете?

- Я... просто знаю...

- Как это - знаете? Каким образом? - удивился профессор.

- Ну, чувствую...

Воротыло задумался.

- Конечно, ваши ощущения должны быть совсем особенными, сказал он наконец. - Полгода летаргии... Интересно, ощущали вы как-нибудь свое существование в это время?

- Ощущал, - ответил Тимофей не очень уверенно.

- А что именно ощущали?

- Ну, вроде бы смену дня и ночи, - сказал он, вспомнив мигания, которые пробовал считать.

- А ощущали вы само течение времени?

- Как это? - опять не понял Тимофей.

- Казалось ли вам, например, что время тянется медленно?

- Наоборот, казалось, что оно летит очень быстро...

- А вы не боялись?

- Чего?

- Что можете не проснуться.

- Нет... Я знал, что могу проснуться... когда захочу.

- Вот как? - удивился профессор. - И что же! Получилось?

- Получилось...

- Очень интересно... - покачал головой Воротыло, задумчиво глядя на Тимофея. - А вы не боялись, что вас... похоронят живым... или положат на анатомический стол?..

- А почему? Я же был живой.

- При летаргии это не всегда улавливается. Кроме того, врачи могли ошибиться. Бывали такие случаи.

- Ну-у, - испуганно протянул Тимофей и решил, что, ускоряя время, никогда больше не станет связываться с врачами.

Так они разговаривали подолгу, перескакивая с одной темы на другую. Мешал только прыщавый Игорь, который по-прежнему приходил со своей толстой тетрадью и продолжал "исповедовать" Тимофея. Ефим Францевич Воротыло быстро заметил, что при нем Тимофей стесняется отвечать на бесконечные вопросы молодого врача. Поэтому он вставал и уходил из палаты, как только Игорь появлялся. А Тимофей, оставаясь с Игорем наедине, продолжал плести ему свои небылицы.

Игорь, в конце концов, стал догадываться, что над ним потешаются. Он уже не записывал все подряд и начал возвращаться к записям, сделанным раньше, видимо, сопоставляя их со словами Тимофея. И когда Тимофей рассказал ему, что во время своего долгого сна видел другие планеты, и принялся объяснять, как там было, Игорь захлопнул тетрадь и, не глядя на Тимофея, сказал, что читал об этом... в "Стране багровых туч" братьев Стругацких. Тимофей не помнил, кто такие братья Стругацкие, однако смутился, потому что действительно рассказывал сейчас то, что вычитал в какой-то книжке. Игорь посидел немного, печально глядя в угол, потом встал и вышел из палаты. И после этого не появлялся несколько дней.

Впрочем, Тимофею скучать не пришлось... На другой день его навестили Вася и Тихон Терентьевич. Увидев двух посетителей сразу, Ефим Францевич Воротыло поспешно выскользнул из палаты.

- Здорово, Тим, - сказал Вася, подходя к кровати и протягивая руку Тимофею. - Ну ты даешь! Полгода на бюллетене... А выглядишь вроде нормально.

- В месткоме поговаривают, тебя надо на инвалидность, заметил от двери Тихон Терентьевич.