Наталья Кончаловская - Волшебство и трудолюбие

• Название: Волшебство и трудолюбие
• Автор: Наталья Кончаловская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02743-4

В книгу известной писательницы и переводчика Натальи Петровны Кончаловской вошли мемуарные повести и рассказы. В своих произведениях она сумела сберечь и сохранить не только образ эпохи, но и благородство, культуру и духовную красоту своих современников, людей, с которыми ей довелось встречаться и дружить: Эдит Пиаф, Марина Цветаева, хирург Вишневский, скульптор Коненков… За простыми и обыденными событиями повседневной жизни в ее рассказах много мудрости, глубокого понимания жизни, истинных ценностей человеческого бытия… Внучка Василия Сурикова и дочь Петра Кончаловского, она смогла найти свой неповторимый путь в жизни, литературе, поэзии и искусстве.

---

Огромная толпа на площади рукоплескала своему кумиру, а женщины-арлезианки просто рыдали от умиления…

У Мистраля была большая заслуга перед Провансом. Он восстановил чудесный старинный его язык, он писал на нем, он давал ему новую жизнь, этому «лангедоку», забытому и искалеченному наносными наречиями. Об этом есть у Доде в «Письмах с моей мельницы» хороший рассказ, так и названный «Мистраль». Мне хочется процитировать конец этого рассказа: «Пока Мистраль читал мне стихи на прекрасном провансальском языке, на три четверти латинском, на котором раньше говорили королевы и который теперь понимают только наши пастухи, я восхищался в душе этим человеком, вспоминая, в каком упадке был его родной язык и что он из него сделал. Я представлял один из тех старинных замков владетельного рода Бо, которые и поныне можно видеть в предгорьях Альп: крыши нет, перил на крыльце нет, стекол в окнах нет, трехлистные пальметки на стрельчатых арках сломаны, герб на воротах изъеден мхом, по парадному двору разгуливают куры, под изящными колонками на галереях валяются свиньи, в часовне, заросшей травой, пасется осел, из больших кропильниц пьют дождевую воду голуби, и среди этих развалин две-три крестьянские семьи устроили себе жилье в недрах старого дворца.

Но вот в один прекрасный день сын такого крестьянина влюбляется в эти величественные развалины, его возмущает их осквернение. Он поспешно прогоняет скот с парадного двора и с помощью фей, пришедших к нему на выручку, отстраивает парадную лестницу, восстанавливает резные украшения, вставляет стекла в окна, воздвигает башни, покрывает заново позолотой тронный зал и ставит на ноги огромный дворец, в котором некогда жили папы и императрицы.

Восстановленный дворец — это провансальский язык.

Сын крестьянина — это Мистраль».

Мы смотрим на памятник Мистралю: он изображен еще молодым, в широкополой шляпе, по которой сейчас разгуливают голуби, и я думаю о том, что не многие мои соотечественники знают этого провансальского Гомера. И тут же, на площади перед памятником, принимаю решение: переведу «Мирей»! Весь этот огромный труд, эту поэму о народе Прованса с его мифами, с его пахарями, виноделами и рыбаками, с его прелестной героиней — девушкой, спаленной солнцем в долине Кро.

И, как всегда бывает, когда найдешь какую-то новую тропу в творческом пути, то наполняешься счастливой бодростью, словно молодеешь, и хочется дышать глубже, и петь, и любить все и всех вокруг, потому что нет радости больше этой.

Трубадуры и святые Марии

Болота, островки, покрытые ржавыми камышами и кустами тамариска, окна мелких озер. Марево над болотами. Табуны диких белых коней, манады черных быков и розовые цапли. Это — Камарга. Она лежит по правую сторону Роны, а по левую — каменистая мистралевская долина Кро.

То тут, то там ярко белеют пастушеские домики, единственные в мире по своей интересной архитектуре: три стены прямоугольника ровные, а четвертая полукруглая, как церковная апсида. А крыша соломенная, настелена рядами, и каждый подстрижен, как украинский парубок.

Здесь живут знаменитые провансальские ковбои — гардианы. Как и положено, они носят сомбреро, узкие светлые брюки с тонким черным лампасом, клетчатые рубашки и черные бархатные куртки. Жены их — красавицы арлезианки. В дни национальных праздников на их темных головках бархатные наколки и кружевные накидки — берты — на плечах. Длинные, широкие юбки шуршат на ветру, когда такая красотка подсядет позади мужа на круп лошади. Экая прелесть эта пара!

Первый городок, который мы проезжаем, — Эг-Морт, в переводе — Мертвая вода. Он, словно мираж на болоте, уже издали поражает своими средневековыми крепостными стенами и башнями. Не верится, что до наших дней дожили такие сооружения. Длиной эта крепость всего пятьсот метров, шириной триста. Стоит она на лагуне, соединяющейся каналом с открытым морем. А построена была королем Людовиком Святым, и отсюда в VIII веке пошли первые крестоносцы в поход на Египет и Тунис. Об этом напоминает памятник Людовику Святому, возведенный эгмортовцами. Король, увенчанный короной, какие мы видим только на карточных королях, стоит в длинном одеянии на ростральном постаменте. Рука его опирается на крестоносный меч, а у ног лежит якорь. Четыре дельфина выпускают из пасти фонтанчики в мраморные чаши с каждой стороны постамента. А внутри крепости нормальный современный городок с комфортабельной гостиницей, магазинами, парикмахерскими, ресторанами.

Мы вылезли из лимузина и отправились поглазеть на городок. Дойдя до собора, узнали, что там свадьба. Я не знаю, пожалуй, ни одной женщины, которой бы не захотелось взглянуть на невесту, и мы вошли в собор. Венчание подходило к концу. Невеста в белом нейлоновом облаке, миниатюрная, но с крупной головой, с греческим лицом киевской богоматери Оранты, все время плакала. Она просто опухла от слез. Это было довольно странно, ибо рядом стоял молодой, тоже похожий на грека, красавец в черном костюме, с лицом торжественным и одухотворенным. Видимо, слезы проливались для приличия. Несколько пар крохотных девочек в длинных белых платьях и с белыми наколками на головках стояли в парах с маленькими гардианами в курточках — это была свита новобрачных.

Почему-то мне все католические обряды кажутся театральным лицедейством. Холодные каменные своды, под которыми отчужденно и жестко переливаются рулады органа, пугающие фигуры святых, часто одетых в живые ткани, сидящие рядами, как у нас на общих собраниях люди, с той разницей, что эти — молчаливы и мрачны. И единственно живое — это полыханье свечей и лучи солнца, пронизывающие стрелами цветные витражи. Меня всегда тянуло к выходу…

Мы выезжаем из крепости через готическую арку ворот. Пятьсот лет назад отсюда же выезжали полки закованных в латы рыцарей-крестоносцев, и Эг-Морт со своей заплаканной невестой остается позади, а впереди цель моего путешествия из Москвы: встреча с цыганами на празднике в Сент-Мари-де-ля-мер. Снова едем солончаками Камарги, выжженными летним солнцем. И нетрудно себе представить, какой здесь смертельный зной в июле и какой обжигающий ветер носится по Камарге и по долине Кро. Еще на переломе старой и новой эры греческий ученый Страбон сказал: «Вся страна подставлена под ветры, но эта долина находится под ударами самого холодного „меламборея“ — черного ветра, жестоко выбрасывающего людей из седла и срывающего с них оружие и одежду». А Ван Гог писал Эмилю Бернару об одном пейзаже:

«Я писал его при полном мистрале, прикрепив мольберт к земле с помощью железных палок, — способ, который рекомендую тебе. Вонзив ножки мольберта в землю, вколачивают рядом железный стержень пятидесяти сантиметров длины, затем все это перевязывают веревкой. Таким образом, можешь работать Во время ветра».

Да, недаром существовала старинная поговорка о Провансе:

Парламент, мистраль и Дюранса —
Вот эти три бедствия Прованса.

Мы едем по мистической Камарге. Сколько здесь всяких мифов о чудищах! Тут и знаменитый обитающий в Роне дракон. Тут и вытягивающаяся лошадь Драпе. До сих пор пугают малышей тем, что эта лошадь крадет ночью непослушных детей и, сажая их себе на спину, увозит в болото, где съедает их, и с каждой новой жертвой спина лошади удлиняется так, что можно усадить двадцать человек.

Тут и коза дьявола, которая может всю ночь плясать возле вас на задних ножках, стуча копытами, и своими раскаленными, как угольки, глазами и светящимися зеленым светом рогами заманит, завлечет вас в болото и затопчет в трясину.

Дорогой Ольга рассказывает мне легенду о двух Мариях. Легенда эта относится к 30-м годам новой эры. Две Марии, одна из них Жакобе — мать апостола Иакова, другая — Саломе, тетка Иисуса Христа. Этих двух Марий вместе с их служанкой Сарой язычники усадили в лодку без весел и паруса и бросили в открытое море, рассчитывая, что лодка где-нибудь перевернется. Лодку долго носило по морям и наконец прибило к берегу Средиземного, недалеко от Марселя.

На этом место был воздвигнут собор-крепость — жители укрывались здесь во время набегов сарацин. Собор двух Марий стоял у самого моря, и волны плескались в его стены, на которых искрился слой соли. Но море мелело и уходило от берегов, и через несколько веков собор оказался посреди веселого белого курортного городка Сент-Мари-де-ля-Мер.

Мы приехали до начала торжества. Но увы — ни одного цыгана! Оказалось, что цыганское паломничество к статуе Сары, которую они выбрали себе в покровительницы, бывает в конце мая. Вот тогда стекаются сюда все цыгане мира, чтобы чествовать свою неканонизированную святую, статуя которой стоит в склепе собора. Этот же весенний праздник устраивают скотоводы — гардианы — своим покровительницам, двум Мариям.

Мы успели осмотреть собор, огромный, холодный и какой-то голый. Возле амвона стояла на возвышении небольшая лодка с двумя стоящими в ней занятными деревянными фигурками двух Марий.