Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия)

• Название: Чакра Кентавра (трилогия)
• Автор: Ольга Ларионова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-008651-2

Ольга Ларионова — автор потрясающего “Леопарда с вершины Килиманджаро”, поэтично-прозаичных “Сказки королей” и “Сонаты моря” — и множества других романов, повестей и рассказов, давно уже составляющих классику отечественной фантастической прозы.

Перед вами — великолепная трилогия Ларионовой “Чакра Кентавра”.

Трилогия, которая должна была стать всего лишь пародией на “космические оперы” — а стала вместо этого самой, возможно, поэтичной и красивой сагой за всю историю российской фантастики…

Это — легенда о странной и прекрасной планете Джаспер. О планете гордых лордов, бьющихся на мечах — и посылающих космические корабли к дальним мирам чужих звезд О планете, где грядущее читают в магических картах, а роботов зовут сервами. О планете, где на королевских турнирах сражаются лазерными дезинторами, собирают рыцарские отряды для космических путешествий — и свято блюдут древний Договор с мудрыми птицами-крэгами Ибо без зрения крэга всякий человек этой планеты — слеп Ибо лишь глазами крэгов видят обитатели Джаспера окружающий их мир Вот только — что они видят?..

Содержание:

Чакра Кентавра (Эскиз композиции № 413), стр. 5-128

Делла-Уэлла (Странствие королевы), стр. 129-378

Евангелие от Крэга (Симфония похорон-I), стр. 379-760

---

— Там, помню, краешек свободный остался, а, Махида…

Зато амант встретил не дурацкими разговорами — хлопнул по плечу, почуял под рукой влажный от пота камзол, надетый на голое тело, и велел невесть откуда взявшимся рабам — а по–здешнему телесам — отмыть гостя в кадухе каменной, выдать три смены одежи на всякую погоду да полную справу воинскую.

В зелененой широкой кадухе (было б желание — хоть девку рядом укладывай!) вода была горяча и масляна, но не душиста; тер его злобный раб в неснимаемом ошейнике, и тер люто, Харр только постанывал — полегче, мол. Царапин на нем не было, ушибы не больно тревожили, но кожа, черпая и бархатистая, выдавала в нем не воина, а человека, который сам себе господин. Правда, господин не шибко богатый. Хрустальную цепь он предпочел снять, но зажал в кулаке — странно: уместилась. Прибежала девчушка малая, на сынка амантова похожая, не смущаясь аспидной наготы, расплела ему брови и расчесала ласковым гребешком — и растерялась, не зная, как обратно заплести, то ли вниз, то ли вверх. “Погодь, пусть просохнут” — сказал он и небрежным жестом девчушку отослал: не приведи бог действительно амантова дочка, а он от телесова рвения брякнет что‑нибудь непотребное… Его окатили травяным настоем, растерли, выложили штаны новые, сапожки подрезанные, легкие (ох маловаты, а жаль — в командоровых‑то жарко, хотя и безопасно для ног: их и с размаху меч не брал); потом верхнее — камзол безрукавный из кожи, насколько он понял, щенячьей шкурки, выделки отменной и, видно, нездешней; рубаха до колеи желтоватая, небеленая, и, наконец, кафтан просторный из легкого рядна — по тому, как бережно его выкладывали, стало ясно, что такое ценят тут превыше всего. Харр, прихватив тесьмой на затылке волосы вместе с бровями, накинул рубаху, упрятал на всякий случай ожерелье поглубже, чтоб не звенело, и принялся примерять кольчуги, поножи и прочую снасть. Все было легким и несгибаемым, на ремешках — надевать долго, срубить, ежели по шву придется, проще простого. Надо будет что‑нибудь придумать.

Вошел вчерашний малец:

— Государь–амант за стол кличет!

Харр оттянул рубаху двумя перстами, с сомнением на нее поглядел — в чем идти на зов пристойно? Но малец развернул широченное полотенце с дырой посередине, приподнявшись на цыпочки, попытался надеть его на Харра, да не достал; тому пришлось присесть. Харр сунул ноги в мягкоременные сандалии и вопросительно глянул на юнца: все ли в порядке? Все было в порядке. И потопали они снова вверх по винтовой лесенке. Покой, правда, был не вчерашний — зелени по стенам много меньше, над головой небо открытое, подушки на полу и стол невысокий. Амант уже ел. В одиночестве.

— Садись, — как ни в чем не бывало проговорил хозяин, и малец подвинул к менестрелю большое светло–голубое блюдо–с такого четверых кормить.

Впрочем, перед амантом стояло такое же, изрядно уже приукрашенное объедками. Само собой разумелось, что накладывать себе Харр должен был собственноручно. Амант, вытерев руки о такое же необъятное полотенце–укрывалище, что и на Харре (только неотстиранных пятен, пожалуй, было поболее), взял дымящуюся лепешку, какой‑то рыжий плод, показавшийся Харру наливным яблочком, и коротким обеденным кинжалом размазал яблочную мякоть по румяной корочке — просто удивительно: мазалось, как сметана; накидал сверху мяса с разных подносов и протянул через плечо мальцу. Тот принял как должное, даже не поблагодарив, отступил и уселся у гостя за спиной. Что‑то звонко брякнуло об пол — не иначе как мальчишка положил рядом с собой нож. И нешуточный.

Да, воспитание амантов сынок получал достойное, не то что ручьевый последыш.

— Отоспался? — неожиданно спросил амант.

Харр понял: это значило — готов снова в дозор?

— Стол у тебя богатый, Иддс–амант, — ответил он с сожалением, и хозяин тоже перевел это правильно: жалко, перед возможным боем набивать брюхо не годится.

Гость действительно отломил краешек лепешки и взял длинный кус вяленой козлятины.

— Вина глотни да орешками червлеными зажуй, — посоветовал Иддс, — с них до утра прыгать будешь, как козлик взыгравший. Хотя у ручья теперь не больно попрыгаешь, я там велел столько кольев натыркать — что травы некошеной.

— У ручья не стану, — степенно, как равный равному, ответствовал странствующий рыцарь. — Прошлой ночью оттуда никто не вернулся, так что остерегутся снова соваться. Они дорогу пытать будут, вперед опять дурней скороспешных выпустят.

Амант кивнул, соглашаясь:

— Ну, на дороге их тоже кое‑что ждет.

Харр пригубил вина, делая над собой отчаянное усилие, чтобы не хлебнуть от души, бросил на зуб пару чищеных орешков с тоненькой алой шелушинкой — во рту заперчило. Пришлось снова приложиться к чаше. Амант наблюдал за ним с откровенным доброжелательством, как смотрят на уже купленного боевого рогата чистых кровей.

— Сейчас твою рать ночную от сна подымать буду, — небрежно бросил Иддс, и Харр понял это так: а не удосужится ли гость дать какой‑нибудь наказ–урок добрым молодцам?

— Гляну, — степенно отвечал Харр.

Не в его это было манере вот так отмеривать каждое слово, но он все время наблюдал за собой как бы со стороны и видел, что пока исправно играет роль бывалого воина; на шумных тихриаиских пирах, когда ему приходилось тешить честных объедал своими байками, он и гукой скакал, и рогатом бодался, и задом вилял, как перезрелая караванница. Сейчас изображал того, кем, в сущности, никогда не был. Драться‑то ему на своем веку приходилось ох как часто — и мужья его пытались колом обхаживать, и отцы–кормильцы кнут ременный на него припасали, и на Дороге Свиньи отбоя не было от разбойных шаек; а уж озверелые вояки при дворе Полуглавого и вообще не в счет — задерганы они были капризами правителя донельзя и потому кидались выполнять любой бредовый приказ, как говорится, с семи глав — порой приходилось эту неумеренную исполнительность пресекать на корню. О потешных боях тут и говорить не стоило.

Но вот в настоящем сражении он участвовал всего один раз, когда Аннихитровы придурки по реке одолели междорожный лес и вломились на земли Оцмара. Тогда он помахал–помахал мечом (не этим — неуклюжей ржавеющей дубиной, коей он тогда так гордился), да и подался в лес, забрался в чащобу и укрылся на дереве. Два междымья просидел, из шишек зернышки выковыривал. Навоевался, одним словом.

Но всего этого Иддсу–аманту знать было не надобно, как не следовало ему и догадываться, что никакой особой доблести и умения па его земле славный рыцарь, приглашенный за щедрый амантов стол, и не проявил — просто ему было непривычно и необъяснимо легко, мог он и мечом ночь напролет без устали махать, и прыгать с уступа па уступ на высоту, доселе недосягаемую, и одной рукой подымать легковесных здешних мужиков… Колдовство, наверное, но Харр, прирожденный странник, просто принимал все новое как данность, не очень‑то задумываясь над причиной.

— Ну, пошли твоих храбрецов шустрить, — сказал амант, подымаясь, — Заспались. Ты им перво–наперво покажи, как это у тебя получается ногой дух вышибать. Харр кивнул, хотя сам вряд ли мог связно объяснить, как это у него выходило. Видно, надо было просто родиться тихриапииом.

— Мешки с глиной подвешу — насобачатся, — пообещал он.

Амант наконец не выдержал и, осклабясь, торжествующе потер бугрящиеся мышцами волосатые лапы:

— Не во зло звезда мне воссияла: думал лихолетца нанять, а получил наставника в деле ратном! Ты ночыо‑то себя побереги, в первый ряд не суйся — мне надобно, чтоб ты еще и мальчишку моего вышколил.

Харр невольно оглянулся на отрока — тот, прижав боевой нож локтем к боку, старательно вылизывал пальцы. Харр не выдержал, мягкой сандалией ткнул его под локоть — нож, естественно, вылетел, но малец поймал его на лету и молча кинулся на обидчика, так что пришлось поймать его за руки и держать, пока гордый отец отнимал у него оружие и давал демонстративного леща — не наскакивай на гостя, паршивец!

— Ты его без кольчуги‑то не задирай, — предупредил Иддс. — Так займешься?

— Пока буду в твоем городе гостить — что ж не побаловаться.

— Это как понимать — пока?

— А я сам себе господин, разве ты позабыл, амант? Хожу из одной земли в другую, людей новых встречаю, обычаи незнаемые в память укладываю…

Амант засопел, и Харр пожалел о своей поспешной откровенности. Как бы защитник города не принял меры к тому, чтобы редкостный наставник не соблазнился в каком другом становище стражу обучать. Нравы тут дикие, если судить по тому, как здесь обходились с павшим ворогом, и от честного служаки, более всего радеющего о благе доверенного ему поселения, ожидать можно всего, чего угодно — или, точнее говоря, отнюдь не желательного.

— Так что я у тебя тут с десяток Белопуший насчитаю, а потом в другую сторону подамся, — на всякий случай пообещал он.