Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия)

• Название: Чакра Кентавра (трилогия)
• Автор: Ольга Ларионова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-008651-2

Ольга Ларионова — автор потрясающего “Леопарда с вершины Килиманджаро”, поэтично-прозаичных “Сказки королей” и “Сонаты моря” — и множества других романов, повестей и рассказов, давно уже составляющих классику отечественной фантастической прозы.

Перед вами — великолепная трилогия Ларионовой “Чакра Кентавра”.

Трилогия, которая должна была стать всего лишь пародией на “космические оперы” — а стала вместо этого самой, возможно, поэтичной и красивой сагой за всю историю российской фантастики…

Это — легенда о странной и прекрасной планете Джаспер. О планете гордых лордов, бьющихся на мечах — и посылающих космические корабли к дальним мирам чужих звезд О планете, где грядущее читают в магических картах, а роботов зовут сервами. О планете, где на королевских турнирах сражаются лазерными дезинторами, собирают рыцарские отряды для космических путешествий — и свято блюдут древний Договор с мудрыми птицами-крэгами Ибо без зрения крэга всякий человек этой планеты — слеп Ибо лишь глазами крэгов видят обитатели Джаспера окружающий их мир Вот только — что они видят?..

Содержание:

Чакра Кентавра (Эскиз композиции № 413), стр. 5-128

Делла-Уэлла (Странствие королевы), стр. 129-378

Евангелие от Крэга (Симфония похорон-I), стр. 379-760

---

Ольга Ларионова ЧАКРА КЕНТАВРА

ЧАКРА КЕНТАВРА (ЭСКИЗ КОМПОЗИЦИИ № 413)

ДОЧЬ ДЖАСПЕРА Часть первая

I. Третий в игре — рок

Голос возник в анфиладе вечерних покоев. Он еще не звучал, незваный и неминуемый, а сторожевые вьюнки, свисавшие со стрельчатых прохладных арок филигранных комнаток, следующих друг за другом, как составленные в ряд шкатулки, уже уловили присутствие постороннего и пугливо свернули свои паутинные стебельки в упругие спиральки. Нездешние цветы и травы, чеканные накладки стен и потолков… Здесь все оставалось так же, как было при жизни Тариты–Мур — властной и одинокой хозяйки этих покоев, любившей проводить предзакатные часы нелегких раздумий в уединенной тиши своего зимнего сада.

Теперь он, эрл Асмур, ее сын, владетельный ленник короля всегда зеленого и когда‑то счастливого Джаспера, был полновластным и единоличным хозяином всего необозримого в своей протяженности замка, и только сервы, позвякивая членистыми манипуляторами, исчезали при его приближении; но, кроме всей этой безликой полупресмыкающейся армии, ни единой тени не возникало в древних прадедовских стенах.

Впрочем, в былые времена здесь появлялась скользящая светлая тень, но он гнал от себя это воспоминание, ибо в настоящем этому уже не было места…

Внезапно воздух в комнате уплотнился и затрепетал — верный признак того, что здесь возникло неощутимое.

— Мой слух принадлежит тебе, вошедший без зова! — проговорил Асмур, нарочито сдержанно, пряча природное высокомерие, — кем бы ни оказался его невидимый собеседник, он заведомо ниже по роду и титулу; но раз уж этого разговора не избежать, то надо хотя бы постараться побыстрее его закончить, а сдержанность — сестра краткости.

— Эрл Асмур… — Высокий юношеский голос зазвучал и сорвался. Голос, чересчур звонкий для комнаты–шкатулки. — Высокородный эрл, как велит нам закон предков, мы собрались у наших летучих кораблей; нас девять, и у каждого из нас на перчатке тот, кто ждет выполнения Уговора.

Юноша говорил учтиво, и главное — сегодня он имел право говорить без вызова. Потому что десятым кораблем должен стать именно корабль Асмура. Ему — вести армаду, им — подчиняться. Тот, кто говорил сейчас с ним, был самым юным, хотя на все время похода эти девять становились равными друг другу. Но право докладывать командору о готовности отряда по многовековой традиции предоставлялось младшему.

Традиции, обычаи, клятвы… Скоро на Джаспере их станет больше, чем самих обитателей. Асмур устало откинулся на спинку узенького материнского кресла, так что черноперый крэг, задремавший было на его плечах, недовольно щелкнул клювом. Лицо владетельного эрла приобрело то внешне безмятежное выражение, которое не соответствовало мучительному состоянию его души, обуреваемой горестными заботами — от мелких житейских неурядиц до скорбных и безнадежных дум о судьбах всего Джаспера.

— Назови себя! — велел он невидимому собеседнику ровным и спокойным тоном, в который против его воли проникла излишняя суровость.

Разумеется, он мог пригласить юношу сюда, это дозволялось ритуалом выполнения Уговора и в последние годы стало даже чем‑то вроде традиции хорошего тона, но Асмур, последний из равнопрестольного рода Муров, мог позволить себе нарушить скороспелый обычай, чтобы в этот последний вечер на Джаспере еще несколько часов побыть одному.

Завтра они будут вместе, и это надолго.

Но этот вечер он проведет так, как угодно ему.

Недаром мона Сэниа, опуская ресницы, печально говорила ему: “У тебя душа крэга…”

— Благородный эрл, я седьмой сын владетельного Эля, и мое полное имя — Гаррэль.

Странно, в голосе седьмого сына могло бы звучать и поболее гордости, если даже не спесь. Ведь именно младшему, ненаследному, — и честь, и почет. Так повелось с Черных Времен. Тем не менее в его интонациях проскальзывало нечто, напоминавшее приниженность и уязвленность, ставшие привычкой. Отчего бы?

А может, у него…

Асмур резко оборвал течение собственных мыслей. Веяние новых традиций чуть ли не обязывало его предложить Гаррэлю явиться лично в замок Муров, и тогда сразу стало бы ясно, что там неладно у младшего отпрыска многодетного рода Элей. Он этой традиции не последовал — значит, нечего и гадать. Завтра все само собой прояснится. Завтра.

— Завтра, — проговорил он надменно, как и подобает командору, — мы отправимся в путь в то время, которое укажет нам предначертание. Обратимся же к нему, не мешкая, чтобы те, кто хочет что‑либо завещать ближним своим, могли это сделать заблаговременно.

Голос Асмура был ровен и властен — да, ему самому не придется оставлять завещания, он одинок, как крэг, и вряд ли Гаррэль и те, кто окружает его на пустынной стоянке звездных кораблей, не знают этого. Он — последний в роду, и все‑таки каждый из его дружины горд и счастлив тем, что его поведет сам владетельный Асмур.

Он резко поднялся, оттолкнувшись от подлокотников резного кресла, и от этого движения тусклые серебряные когти, привычно замкнувшиеся на его запястьях, стиснулись еще крепче — крэг давно привык к стремительности движений своего хозяина. Наклоняясь под каждой аркой, чтобы свисавшими с потолка вьюнками не потревожить остроклювую голову, лежащую на его белых волосах, точно пепельный капюшон, он прошел всю анфиладу, залитую закатным светом, и остановился перед маленьким домашним алтарем из чер–нокости, внутри которого хранилась ониксовая фигурка священного крэга. Он возложил на фигурку правую ладонь, и тут же в основании алтаря словно сам собой раскрылся тайник, откуда с мелодичным звоном выдвинулся неприметный до той поры ящичек.

Асмур подвигал кистью руки, ослабляя жесткую хватку когтей, и вынул из ящичка небольшую, но тяжелую колоду карт. Ему показалось, что при этом его крэг начал часто–часто дышать. “Что за чушь, — сказал он себе. — Крэги вообще не дышат, это знает даже ребенок”.

Он долго тасовал карты, хотя ему было глубоко безразлично, как пойдет игра. Наконец решился и перевернул колоду нижней картой вверх.

Темно–лиловый контур Ползучего Грифона смотрел на него.

Темно–лиловый. Почти черный.

Он задержал выдох, выравнивая дыхание. А ведь трусом он не был.

— Козыри — ночные, — проговорил он совершенно естественным топом.

Голос Гаррэля, неслышимо сопровождавший его через все покои сюда, к тайнику, тоже ничем себя не выдал — ни вздоха, ни возгласа. А ведь ночные козыри не только предписывают час вылета — они еще и предсказывают то, что кто‑то из них не вернется из этого похода. Кто‑то. Если — не все.

— Держи! — велел Асмур, швыряя карту в ничто, которое он определил па уровне окна.

Он никогда не задумывался над тем, что же представляет собой это самое загадочное ничто. Вероятно, абсолютная пустота, гораздо более пустая, чем межзвездный вакуум. Столь же непостижима была переброска реальных предметов через эту самую пустоту. Понимания никакого здесь и не требовалось, этому просто учили в раннем детстве: нужно представить себе прозрачную вертикальную плоскость, за которой начинается это самое бесконечное ничто. Оно чуждо реальному миру Джаспера и мгновенно выталкивает обратно любое постороннее тело, но, как когда‑то выяснилось, вовсе не обязательно в ту же самую точку, откуда было оно послано. Достаточно мысленно увидеть — только со всей четкостью, до мельчайших деталей — то место, куда адресуешь свою вещь, и она окажется там в тот же миг.

В далекой юности Асмур пытался найти объяснение этому в старинных книгах, напечатанных еще до Черных Времен — когда существовали институты, университеты, исследовательские лаборатории… Он нашел множество непонятных слов: гиперпространствепная трансгрессия, континуум субизмерений, имманентная телекинетика. Смысл их был утерян безвозвратно, и ему пришлось отказаться от своих поисков и продолжать бездумно пользоваться чудесной способностью посылать в любое место — хоть на другую планету! — любую вещь, или человека, или самого себя. Или только голос.

Сегодня это были карты, которые он посылал к Звездной пристани.

Белый глянцевитый прямоугольник, испещренный почти черным крапом, долетел до оконной рамы и исчез, словно растаял, — это значило, что там, у своих кораблей, Гаррэль протянул руку в ничто и принял переданное. Вторую карту Асмур положил перед собой. Он приблизил воображаемую границу, чтобы не терять лишнего времени, и следующую карту швырнул без предупреждения — она пропала, едва отделившись от его руки. Молодец мальчишка, перехватывает по едва уловимому шелесту и не промахивается. А ведь это еще самый младший из его звездной дружины. Асмур сдал всю колоду, и игра началась. Он не следил за тем, какие карты выпадали ему, и теперь, разом раскрыв многолепестковый веер, он почти с изумлением обнаружил у себя на руках чуть ли не всю темно–лиловую козырную масть.