Катрин Панколь - Черепаший вальс

• Название: Черепаший вальс
• Автор: Катрин Панколь
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083804-2

Запретные поцелуи и первая любовь дочери, загадочные убийства и письма с того света, борьба темных и светлых сил, Средние века и будни богатого парижского кондоминиума, кровавый ритуал и лучший рецепт рождественской индейки — все смешалось в жизни Жозефины…

Роман Катрин Панколь «Черепаший вальс» взорвал французский книжный рынок, перекрыв тиражи Анны Гавальда.

---

Антуан!

На правой щеке большой шрам, левый глаз закрыт.

Антуан?

Она засомневалась.

Антуан?

Он явно ее не узнал.

Двери закрылись. Вагон дернулся, и Жозефина рухнула на сиденье, изо всех сил выворачивая шею, чтобы еще раз увидеть человека, похожего на Антуана.

Невероятно. Будь он жив, он пришел бы нас проведать. У него нет нашего нового адреса, прошептал внутри голосок Зоэ. Ну уж адрес найти несложно! Посылка-то дошла! У Анриетты мог спросить!

«Да она бы его на порог не пустила», — возразил голосок Зоэ.

Сосед перевернул страничку своих лекций про трехфазный ток. Студенты обвели красным фломастером адрес квартиры на улице Гласьер. Две комнаты, семьсот пятьдесят евро. Мужчина, вошедший на станции «Пасси», листал журнал о загородных домах. Цены и налоги. На нем была белая рубашка, серый костюм в голубую полоску и галстук в синий горошек. Человек, которого она приняла за Антуана, был одет в красную водолазку. Антуан ненавидел водолазки. Антуан ненавидел красный цвет, заявлял, что в красном ходят только дальнобойщики.

Она до вечера просидела в библиотеке, но сосредоточиться на работе не получалось. Перед глазами снова и снова проплывал вагон метро и люди в нем: толстая женщина в клетку, худышка с зелеными веками и… Антуан в красной водолазке. Она встряхивала головой и возвращалась к тексту. Святая Хильдегарда Бингенская, помоги, скажи, что я не сошла с ума. Зачем он вернулся мучить меня?

Без четверти шесть она сложила бумаги, книги и поехала на метро назад. На станции «Пасси» поискала глазами человека в красной водолазке. Может, он стал клошаром? Живет в метро. Выбрал шестую линию, потому что она — наземная и весь Париж перед тобой как на открытке, Эйфелева башня светится в ночи. Спит, завернувшись в старое пальто, под аркой метрополитена. В метро много бродяг. Он не знает, где я живу. Скитается, как отшельник. Потерял память.

Ровно в половине седьмого она вошла в коллеж Зоэ. Учителя принимали каждый в своем кабинете. Родители выстроились в коридоре, ожидая, когда подойдет их очередь обсудить проблемы или достижения своего чада.

Жозефина выписала на бумажку имена учителей, номера кабинетов и назначенное ей время. И пошла на первую встречу — с мисс Пентелл, учительницей английского.

Дверь была открыта, мисс Пентелл сидела за столом, на котором лежал журнал с оценками и записи о поведении учеников. По расписанию на каждую беседу отводилось не больше пяти минут, но часто обеспокоенные родители пускались в долгие споры, пытаясь повысить оценку своему отпрыску. Другие в это время топтались на пороге, вздыхали и выразительно поглядывали на часы. Иногда беседа проходила на повышенных тонах и даже оборачивалась перепалкой. Жозефине уже случалось видеть, как солидные папаши на глазах превращались в базарных крикунов.

Некоторые в ожидании читали газеты, мамаши болтали, обменивались адресами частных преподавателей и нянь, обсуждали, в какой лагерь отправить детей на каникулы. Другие висели на телефоне, а некоторые пытались пролезть без очереди, вызывая бури протеста.

Из кабинета вышел сосед Жозефины мсье Лефлок-Пиньель и дружески помахал ей рукой. Она улыбнулась в ответ. Он был один, без жены. Потом подошла ее очередь. Мисс Пентелл уверяла, что все прекрасно, у Зоэ богатый словарный запас, беглая речь и прекрасное произношение, в общем, язык Шекспира дается ей легко, она старательна и прекрасно ведет себя на уроках. В общем, никаких замечаний. Поток комплиментов смутил Жозефину, она покраснела и, вставая, опрокинула стул.

Та же история повторилась с учителями математики, испанского, истории, географии и природоведения, она переходила из класса в класс, купаясь в дифирамбах. Все поздравляли ее: какая у вас замечательная, умненькая, старательная дочь. И очень хороший товарищ. Помогает отстающему ученику. Жозефина принимала комплименты, чувствуя, что они относятся и к ней. Она тоже любила старательность, усидчивость, точность во всем. Сияя от счастья, она отправилась на последнюю встречу — к мадам Бертье.

У дверей кабинета ждал мсье Лефлок-Пиньель. Он кивнул ей, но уже не так приветливо, как в первый раз. Прислонясь к косяку открытой двери, он постукивал по нему пальцем; мерный назойливый звук явно раздражал мадам Бертье, она подняла голову и устало проговорила:

— Пожалуйста, можно не стучать?

На стуле рядом с ней покоилась по-прежнему пухлая зеленая шапка.

— Вы мешаете мне сосредоточиться и сами себя задерживаете, — пояснила мадам Бертье.

Мсье Лефлок-Пиньель постучал по циферблату часов, намекая, что она запаздывает. Она кивнула, беспомощно развела руками и склонилась к сидящей перед ней родительнице. У той во всем облике сквозило отчаяние: плечи сгорблены, ноги носками внутрь, руки прячутся в длинных рукавах пальто. Мсье Лефлок-Пиньель на мгновение затих, а потом снова принялся мерно постукивать согнутым пальцем.

— Мсье Лефлок-Пиньель, — сказала мадам Бертье, прочитав его имя в списке, — я буду вам весьма признательна, если вы наберетесь терпения и дождетесь своей очереди.

— А я буду вам признателен, если вы будете соблюдать расписание. Вы опаздываете на тридцать пять минут! Это недопустимо.

— Я буду разговаривать столько, сколько нужно.

— Что вы за учитель и чему можете научить, если сами не имеете представления о точности? Точность — непременное условие вежливости.

— Что вы за родитель, если неспособны выслушать других и чем-то поступиться? — парировала мадам Бертье. — У нас здесь не банк, мы здесь имеем дело с детьми.

— Вы не имеете права меня учить!

— Жаль, — улыбнулась мадам Бертье. — Я бы с удовольствием взяла вас в ученики, и вам бы пришлось сидеть смирно.

Он взвился, как разъяренный жеребец.

— Вот вечно так, — возмущенно сказал он Жозефине, ожидая от нее сочувствия. — Первые встречи еще туда-сюда, а дальше одно опоздание за другим. Никакой дисциплины! А она каждый раз нарочно заставляет меня ждать! Думает, я не понимаю, но я-то вижу!

Он повысил голос специально для мадам Бертье:

— Вы знаете, что она таскала детей в «Комеди-Франсез», вечером, прямо посреди недели, вы в курсе, да?

Мадам Бертье водила детей на «Сида». Зоэ была в восторге. Она променяла своих любимых «Отверженных» на стансы Сида и вышагивала по коридору, трагически завывая: «Ужели дерзкого мое украсит горе, и я, не отомстив, окончу дни в позоре?»[31]

Жозефине стоило большого труда удержаться от хохота, глядя на этого безусого дона Дьего в розовой пижаме.

— Они легли спать в двенадцать ночи! Это безобразие. Ребенку необходим сон. От этого зависит его умственное развитие и душевное равновесие.

Он говорил все громче. Еще какая-то мамаша подлила масла в огонь:

— И к тому же содрала с нас за это по восемь евро!

— Можно подумать, мы мало платим налогов! — вставил еще чей-то отец.

— А театр-то на госдотации. Нельзя, что ли, предоставить школьникам бесплатные билеты?

— Вот именно! — К группе недовольных присоединился еще один голос. — В этой проклятой стране заботятся только о бедных!

— А вы что молчите? — сердито спросил Лефлок-Пиньель у Жозефины.

Она покраснела, провела рукой по волосам, скрывая пылающие уши. Мадам Бертье встала и со стуком закрыла дверь.

— Она захлопнула дверь у меня перед носом! — вскричал Лефлок-Пиньель.

Он стоял бледный как мел и буравил дверь взглядом.

— Да чего вы хотите, сейчас учителей набирают из пригорода! — сказала какая-то мамаша, поджав губы.

— Какой может быть порядок, если элита осталась у разбитого корыта, — проворчал чей-то папаша. — Куда катится Франция?!

Жозефина готова была провалиться сквозь землю и решила спастись бегством.

— Думаю, пока суд да дело, я схожу к учителю… к учителю физкультуры!

Какая-то мамаша смерила ее презрительным взглядом, словно генерал солдата-дезертира. Она поскорей улизнула. Перед каждым кабинетом стояли возмущенные родители, взывая к тени Жюля Ферри[32]. Какой-то папаша грозил нажаловаться министру, с которым он хорошо знаком. Жозефина, посочувствовав учителям, решила облегчить их участь и не ходить на две последние встречи.

Она рассказала все дочке. И о том, как ее хвалили учителя, и о том, как взбунтовались родители.

— Ты хранила олимпийское спокойствие, потому что была довольна, — заметила Зоэ. — Может, у других родителей куча проблем с детьми, вот они и нервничают…

— Они все валят в одну кучу. Учителя-то тут при чем?

Жозефина понемногу успокаивалась. Зоэ подошла к ней и обняла за талию.

— Я очень горжусь тобой, девочка моя, — прошептала Жозефина.

Зоэ прижалась к маме покрепче.

— А когда папа вернется, как ты думаешь? — вздохнула она.

Жозефина вздрогнула. Она совсем забыла про того человека в метро.