Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество

• Название: Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество
• Автор: Николай Вирта
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Том составляет широко известный роман «Одиночество», посвященный событиям, развернувшимся на Тамбовщине в годы гражданской войны, борьбе крестьян за советскую власть против кулацко-эсеровской оппозиции, вошедшей в историю под названием антоновщины.

---

— Это дело сурьезное. Такое дело в один секунд не решают. В прошлый-то раз присоединились к ним, решили на ходу, тяп-ляп, а что на поверку вышло? Безобразия одна вышла. Хавос, по-ученому. Я, мужики, думаю, обождем, а? Поживем вольными, а? Чай, над нами не каплет. Верно я говорю?

— Верно! — загудели собравшиеся.

— Пущай опять сам Антонов приедет! — крикнули из толпы. — Мы с ним покалякаем.

Мужики поднялись и стали выходить.

На дворе стояла звездная морозная ночь.

Сторожев шел домой мрачный, злой, его раздражало упорство мужиков.

— Ну, что делать? — спросил он Ишина.

— А ты их постращай, Петр Иванович. У мужика спина крепкая. Его до тебя били, и ты побьешь — не испортишь.

— А что Антонов говорил? — с опаской пробормотал Сторожев — ему не терпелось всыпать непокорным мужикам.

— А пес с ним! Подумаешь, начальство! Чай, я тоже не последняя спица в колеснице. Действуй!

3

Наутро рассерженный Сторожев разрешил своим людям «грабнуть» село. Конники рассеялись по дворам, послышались визги, бабьи крики, кудахтанье кур, блеяние овец.

Уезжая в Грязное, Сторожев захватил с собой Андрея Андреевича и Матвея Бесперстова.

На следующий день их привезли домой. Они ничего не говорили, лежали молча с закрытыми глазами. Когда обоих раздели, увидели: кожа на спине висела синими клочьями, из ран струилась кровь. Крестьянин, который привез их, передал собравшимся слова Сторожева:

— …велел он сказать: до тех пор, пока, мол, не присоединитесь сызнова к Антонову, пороть буду вас нещадно.

Через день снова явились конники из сторожевского Вохра, захватили еще двух: школьного сторожа Фруштака — сын его ушел с красными — и комитетчика Акима. Их привезли домой, как и первых, запоротыми до потери сознания.

Мужики сдались. Они послали за Сторожевым делегатов в Грязное. Фрол Петрович застал его за обедом. Сторожев делегатов выгнал вон, но старики вернулись и умолили Сторожева пощадить село.

Снова собрался народ в школе, снова говорил Ишин:

— Ну что, как живете? — начал он, обращаясь к мрачным людям. — Меж двух огней, видно, не сладко! С обоих концов жмут, а? Погоди, вот красные придут, пожмут не так. Они не посмотрят, что вы сами по себе живете. У них разговор короток — десятого в расход.

И Ишин начал рассказывать о зверствах красных. Запуганные мужики бледнели и ахали.

— Нам все понятно, — говорил после Ишина степенный Данила Наумыч. — Нам все разъяснено, слава богу. А только, милый человек, скажи ты нам, какая же выгода от твоего Антонова? Ведь нам опять армию содержать, людей посылать, лошадей, хлеба вам давать?

— Ну что ж, — сказал Ишин и засмеялся. — Поторгуемся.

— Этак оно лучше, — вставил сидевший в первых рядах поротый Сторожевым Аким. — А то все слова да угрозы.

— Верно, верно говорит Акимка! — закричали из угла.

Ишин вскользь рассказал о требованиях Антонова.

— Нам от вас ничего не надо, — закончил он речь. — Армию мы содержим не первый год. Мужику, который с нами, она не в тягость.

Снова встал Фрол Петрович.

— Вот оно что, мир. Ясно, с красными нам нет путей. Опчество так решило: просить Сторожева — пусть уговорит приехать Степаныча, сами с ним говорить желаем, потому что все вы под ним ходите. И не спорьте со мной! И тогда либо мы к вам до конца пристанем, либо, ежели опять Кольке Пастуху волю дадут, противу вас встанем.

Ишин развел руками, Петр Иванович выругался. Но делать было нечего: Сторожев поехал уламывать Антонова.

4

Через два дня в село явился «сам». Серый в яблоках жеребец плясал под ним, седло, бархатный чепрак и вся упряжь сверкали серебром. Красные с серебряными лампасами галифе Антонов заправил в гусарские сапоги, шапочка-кубанка лихо сдвинута набекрень.

В село, которое раздражало его упорством, он привел лучшие полки, личную охрану, весь штаб — показывал товар лицом мятежным мужикам.

На улице хоть шаром покати. Мужики мрачно смотрели на войско из окон. Было тепло, шел тихий редкий снежок. Штаб расположился в избе Данилы Наумовича, а конники разошлись по квартирам и отказались брать сено у хозяев — каждый имел в запасе свой корм. Это понравилось мужикам.

А ближе к вечеру случилось вот что: накануне правдами и неправдами Сторожев заманил Кольку Пастуха в Грязное, отряд обезоружил, самого Кольку повязал и привез в Дворики. Лежал бандит в амбаре у Данилы Наумовича и ждал решения своей судьбы.

Докладывал о похождениях Кольки Санфиров. Антонов слушал его рассеянно. Колька Пастух одним из первых пришел в банду, бесшабашная удаль его нравилась Антонову, и наказывать его слишком сурово он не хотел. Сторожев сказал:

— Не вздрючишь Кольку, мужиков не уломаем.

Антонов дернул скулами. Санфиров хмуро заметил:

— Да ведь он и тебя не признает. Орет на весь белый свет, что ты главный бандит, кулаками нанят, под их дуду пляшешь.

Это взбесило Антонова. Налившись бешенством, он рявкнул:

— Сторожев, ты это слышал?

— Было дело, — сумрачно ответил Петр Иванович.

— Расстрелять мерзавца! — приказал Антонов. — Расстрелять на глазах у всех!

Перед расстрелом Кольку напоил кто-то, он шел, не понимая, куда его ведут, и орал похабную песню. Близ церкви Кольку поставили к каменной стене и расстреляли. Убирая в кобуру маузер, Антонов обратился к мужикам:

— Вот видели? Собственными руками убил подлеца, который обижал крестьянина.

Мужики выпустили из холодной милицию и выбрали новый комитет, оставив из старых членов только Фрола Петровича, Акима и Андрея Андреевича, потому что прочие, мол, были с Колькой Пастухом заодно.

Антонов уехал вечером. Сторожев первую ночь после долгого перерыва провел дома.

Высоко над селом стоял месяц. Высыпали крупные зимние звезды. Собаки лаяли на редких прохожих. В комитете, прикорнув на столе, дремали дежурные. На краю села ходили вооруженные караулы, далеко на дорогах рыскали конные дозоры.

…И снова зловещая тишина в селе; не выходили парни и девки на гульбище; не собирались мужики, как бывало, на бревнах у избы, где заседал комитет.

Сойдутся бабы у колодца, пошепчутся, повздыхают и поплетутся домой. Черная, тревожная жизнь!

День и ночь заседал комитет. В нем председателем кузнец-баптист Иван Семенович. Фрол Петрович заведует снабжением, поповский сын Александр строчит протоколы, Данилы Наумовича сын, белоусый Илья, бывший унтер, — начальник сельской милиции.

Милицию тоже перешерстили. Прежних милиционеров отправили в полки, а на их место поставили людей по своему выбору: Василия Ивановича Молчанова, крепкого хозяина, двух сыновей; Сергея Васильевича Загородного, хуторянина, трех сыновей; Ивана Туголукова, недавно вернувшегося из армии, привыкшего к винтовке, как кузнец к молоту; еще человек пять.

Как ни бахвалился Ишин насчет легкой жизни, а вышло по-другому: то мяса дай, то сена, и милицию содержи, и подводы давай. Фрол Петрович в делах весь день — комитет на нем держится.

Снова заработали мельницы, просорушки, маслобойни. Хозяин мельницы Селиверст брал за помол назначенную комитетом меру. И вдруг назначил новую.

— Это вам не советская власть, — говорил он. — Моя мельница, что хочу, то и беру.

— Да побойся бога! — умоляли мужики. — До войны столько не брали!

— Зато при Советах мало брали! Довольно, поигрались! А не хотите — езжайте за тридцать верст.

Мужики пришли в комитет.

Фрол Петрович вызвал Селиверста.

— Ты что это мародерствуешь?

— Помолчи, — пробурчал Селиверст. — А вона ваш же комитетчик Федот просорушку пустил — сколько берет? Небось не прогадывает?

Фрол Петрович развел руками: дескать, не сдается мельник, почтенные старики, его власть.

Старики поехали в Грязное к Сторожеву. Петр Иванович вызвал Фрола Петровича и Селиверста.

— Двадцатую меру брать, — приказал он мельнику. — Не то Антонову пожалуюсь.

Селиверст зло посмотрел на Сторожева и объявил, что мельницу закроет.

Сторожев хрустнул пальцами. Не дело мельницу закрывать — чем полки снабжать?

Ладились с Селиверстом битый час — насилу усовестили. Согласился мироед на шестнадцатой мере.

Комитет объявил было вольную торговлю, в селе лишь посмеялись — чем торговать: молоком, что ли?

Школа пустовала. Баптист-председатель собрал мужиков: надо-де школу бы открыть. Но чему учить? Где учителя взять? Опять же насчет божьего закона — от Антонова никаких приказов насчет бога не поступало: отменили его ай он еще жив-здоров?

Мужики покряхтели, покурили и разошлись.

Во всем прочем комитет распорядился толково: попу мирским приговором вернули тридцать три десятины церковных земель, и дьякону тоже, и псаломщику. Фрол Петрович бесился, мир матюкался, но баптист помянул о том, какие друзья Петр Иванович с попом, и старики замолчали.