Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1

• Название: Злые игры. Книга 1
• Автор: Пенни Винченци
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996

Это роман длиной в полвека, история целого клана англо-американской семьи. Герои книги живут так, как и полагается благополучным, богатым людям: удачная карьера, роскошные дома, великосветские развлечения, бурные романы. Но время от времени они попадают в такие трагические ситуации, что невольно возникает мысль - а не являются ли они просто фишками в чьей-то дьявольской игре?

---

Глава 12

Шарлотта, 1980

— Это отвратительно, — заявила Георгина. — Отвратительно. Не хочу ничего больше об этом слушать. Хочу только вернуться в школу и обо всем забыть.

— Джорджи…

— Не зови меня так. Ты же знаешь, как это выводит маму из себя.

— Георгина, мамы здесь нет. Plus ga change.[19]

— И что это должно означать?

— Ничего, — устало ответила Шарлотта. — Только то, что мамы здесь нет и сердиться некому. Она в отъезде. Как всегда. Вот все, что я хотела сказать. — Она приложила руку к лицу, сильно покрасневшему в том месте, куда ее ударила Георгина. — Больно, знаешь ли.

— Очень хорошо. Я именно этого и хотела. Лучше бы я не приезжала домой.

Георгина взяла кусочек сахара и принялась макать его в чай. Она это постоянно делала — ела сахар. Шарлотта наблюдала за ней, и злость и обида смешивались у нее с переживаемыми муками и чувством вины. Это же просто нечестно. Если бы она сама стала есть сахар кусками, у нее уже давным-давно был бы шестнадцатый размер, а не тот двенадцатый, в который она сейчас еле-еле втискивается.

— Шарлотта, — снова заговорила Георгина, — ты на что намекаешь? Что из-за маминого частого отсутствия в твоей грязной истории может быть доля правды?

— Нет, не думаю. — Шарлотта выговаривала слова очень медленно. — Хотя его можно было бы принять в качестве косвенного доказательства.

— О господи. Не переходи ты на этот юридический жаргон.

— Извини, Георгина, я понимаю, почему ты так расстроена. Но разве тебе непонятно, почему я затеяла этот разговор?

— Нет. Непонятно. Я искренне и честно не понимаю. — Она взялась за следующий кусок сахара.

— Послушай, — терпеливо растолковывала ей Шарлотта, — ты же ведь все равно бы узнала. Честное слово. Я хочу сказать, что так или иначе, но эти слухи до тебя бы дошли. Как они дошли до меня. И для тебя это стало бы страшным ударом. Как и для меня. Извини, Георгина, но я должна была об этом заговорить. Я чувствовала, что иначе просто сойду с ума.

— Но я все-таки не понимаю, почему ты считаешь, что все это правда.

— Я и сама не знаю почему, — ответила Шарлотта, — но я так чувствую.

— А Макс? Он же явный Кейтерхэм. Достаточно только посмотреть на него и на папу, когда они рядом. Они страшно похожи.

— Да, — кивнула Шарлотта, — я согласна. Мне кажется, в отношении Макса не может быть сомнений в том, кто его родители.

— Это же еще хуже, чем если бы мы были приемными. — Георгина вздохнула.

— Да, и вот еще что, — вспомнила вдруг Шарлотта. — Мама как-то странно реагировала на расспросы об этом, всегда так сердилась. Тогда я об этом не задумывалась. Но детям часто начинает казаться, будто они приемные, и когда они об этом спрашивают, их матери не срываются из-за этого с цепи. Наверное, потому-то я так и считаю. Очень уж мама остро реагировала, словно прикасались к ее обнаженному нерву.

Георгина с тоской посмотрела на сестру; вся ее агрессивность вдруг куда-то пропала.

— И что, копание во всей этой грязи может, по-твоему, принести какую-нибудь пользу?

— Не знаю, принесет это пользу или нет. Не могу сказать тебе наверняка. Но неужели же тебе не кажется, что мы должны разобраться, в чем тут дело? Лично мне это представляется крайне важным. И если ты не хочешь разбираться, то я, например, хочу. Если я не Шарлотта Уэллес, то кто я такая? И знал ли папа? А если знал, то почему он со всем этим мирился? Мне необходимо узнать, Георгина. Обязательно.

— А мне противно, — поморщилась Георгина. — Просто противно. И потом, как, интересно, ты собираешься это выяснять? — Она снова вскипела от злости. — Подойдешь к папе и спросишь: «Слушай, говорят, что ты не наш отец. Ты бы не мог рассказать нам об этом поподробнее?» Или: «Мамочка, мы слышали, что у тебя была масса романов и от них появилась куча детей, так не могла бы ты нам рассказать, кто наши отцы?» Так, что ли?

— А что, ты не хотела бы узнать?

— Я знаю, кто мой отец, — отчеканила Георгина, и лицо ее опять обрело замкнутое выражение, — и это наш папа. Я знаю, что это так. Ничьей другой дочерью я просто не могу быть. Не могу, и все. Я это чувствую.

— Да, — сказал Александр, — да, боюсь, что это правда. — Он улыбнулся Шарлотте, улыбнулся как-то неуверенно и осторожно. — Ты и представить себе не можешь, как я сожалею о том, что тебе пришлось узнать это таким вот образом. Я всегда надеялся, молил Бога, чтобы эти слухи до тебя не дошли. Наверное, глупо было на это надеяться. Наивно. Но, с другой стороны, никакой альтернативы таким надеждам я не видел.

— Ты мог бы сказать нам правду, — возразила Шарлотта. Она сидела злая, раскрасневшаяся. — Тогда ни мне, ни особенно Георгине не пришлось бы переживать всю эту боль. А то, что все произошло именно так, папа, ужасно. Просто ужасно.

— Дорогая, я понимаю. Я и сам этим потрясен. Тем, что вам пришлось пережить. И должен сказать, я очень сожалею… — он очень серьезно посмотрел на Шарлотту, — очень сожалею, что ты не обратилась ко мне прежде, чем затевать этот разговор с Георгиной. Если бы мы с тобой предварительно переговорили, то могли бы ослабить тот удар, который ей пришлось испытать. Она ведь еще очень маленькая. И все мы всегда были так близки друг другу. Для нее это должно было стать страшным потрясением.

— Да, так и произошло. Потрясение было действительно страшное. Может быть, мне и вправду не стоило с ней говорить. Но ведь с кем-то я должна была поговорить. А ее все это касается самым непосредственным образом.

— Ну, — поднял брови Александр, — по-моему, меня это тоже касается довольно непосредственно, позволь тебе заметить. Но я понимаю, дорогая, что тебе действительно необходимо было с кем-то об этом поговорить. И понимаю, почему ты решила обсудить все именно с ней. Понимаю.

— Но почему ты сам нам ничего не сказал? — с ноткой отчаяния в голосе проговорила Шарлотта. — Почему?!

— Дорогая, ну как бы я мог? Как? И с чего вдруг? В какой момент? Когда ты закончила школу? Или когда тебе исполнилось шестнадцать лет? Или когда ты стала взрослой, начала что-то узнавать о жизни? Это же было просто невозможно. Я все время откладывал и откладывал такой разговор. И молил Бога, как я тебе сказал.

— Но что-то ты ведь мог бы сделать, — продолжала упрямо стоять на своем Шарлотта. — По крайней мере, сказать нам, что мы приемные.

— Нет, не мог! — протестующе возразил он. — Я не хотел вам врать.

— Ну спасибо. — В голосе Шарлотты звучала горечь. — Очень мило с твоей стороны!

Александр во время этого разговора сидел за письменным столом. Сейчас он наклонился вперед и взял Шарлотту за руку:

— Дорогая, ну не сердись.

Шарлотта повернулась к нему, лицо у нее было бледное и напряженное.

— Разумеется, я буду сердиться, папа. А чего же ты ожидал? Я только что обнаружила, что я… что Джорджи и я… жертвы колоссальнейшего… обмана. Что мы вовсе не те, кем привыкли себя считать. Что мы обе незаконнорожденные. И ты не сделал ни одного шага, чтобы как-то защитить нас от такого открытия. А после всего этого ты мне говоришь, чтобы я не сердилась.

— Шарлотта, — проговорил он, и в голосе его послышалась сильнейшая боль, — Шарлотта, подумай немножко и обо мне. О том, как я себя чувствовал, что переживал. Что, по-твоему, я мог испытывать все это время? Я же ведь столько лет прожил, все это зная. И это было непросто. Я вас обеих очень люблю и не хочу, чтобы у вас появились какие бы то ни было сомнения на этот счет, но, видит Бог, все это было очень непросто.

Теперь в его голосе появились и нотки гнева. Шарлотта удивленно подняла глаза на Александра.

— Да, наверное, ты прав. Я об этом как-то не подумала. Извини. А… а что же было на самом деле? Как все это случилось? И почему?

— Честно говоря, мне бы не хотелось вдаваться в подробности. Ничего, кроме лишней боли, это нам обоим не принесет. Но твоя мать всегда была… н-ну, очень независимой. Ты и сама знаешь, сколько времени она проводит в разъездах, вне дома. Вдали от меня, от всех нас. И она… н-ну, очень привлекательна. И сексуально очень привлекательна. Мне было очень трудно удерживать ее при себе. Боюсь, что так пошло с самого начала. Но я любил и всякий раз прощал ее. Видишь ли, в очень многих отношениях она была превосходной женой.

— Да уж, превосходной! — перебила его Шарлотта. — Просто изумительной! Папа, тебе надо было с ней развестись.

— Я не мог, — бесхитростно ответил Александр. — Я просто не мог. Я не хотел ее терять, не хотел скандала, а потом, понимаешь… — он взглянул на Шарлотту так, словно ему было очень стыдно чего-то, — я бы выглядел глупо, ужасно глупо. Если бы признал, что почти с самого начала нашей совместной жизни у нее уже были любовники. Тебе это может показаться ерундой, но так уж я был воспитан. Внешняя сторона для меня очень много значит. И для моей семьи. Для… для Хартеста.