Джеймс Голдгейер - Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

• Название: Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»
• Автор: Джеймс Голдгейер
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Политика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7133-1350-0

Как формировалась внешняя политика США по отношению к России в 90-е годы XX века? В чем видела свои интересы в разваливающемся Советском Союзе правящая американская элита и правильно ли оценивала ситуацию? Какие были совершены ошибки и почему? На эти вопросы на основании широкого спектра источников, бесед с известными политическими деятелями, личных наблюдений пытаются найти ответ авторы нашумевшей в США книги.

---

Билл Клинтон был разочарован тем, что ему так и не удалось заключить с русскими крупное соглашение по контролю над вооружениями. И хотя он чаще, чем кто-либо из американских президентов, ездил в Россию (вряд ли кому-нибудь удастся побить этот рекорд в будущем), он оказался единственным американским президентом эпохи начала контроля над вооружениями, кто не смог заключить ни одного соглашения. В этом плане даже его республиканские предшественники добились лучших результатов: Ричард Никсон подписал ОСВ-1 и Договор по ПРО. Рональд Рейган и Михаил Горбачев договорились о ликвидации ядерного оружия промежуточной дальности. Буш подписал Договор СНВ-1.

Было несколько причин, по которым Клинтону не удалось продвинуть вперед процесс СНВ или договориться о модификации Договора по ПРО. Во-первых, на протяжении почти 10 лет Ельцин был в противостоянии с находившейся под влиянием коммунистов Государственной Думой. Только после того, как в 1999 году коммунисты потеряли парламентский контроль, удалось наконец ратифицировать Договор СНВ. Во-вторых, многие в России были недовольны расширением НАТО и кампанией в Косово и пытались отыграться на чем-то другом (даже если сокращение арсеналов было гораздо выгоднее испытывавшей финансовые затруднения России, чем Соединенным Штатам, которые могли позволить себе такой арсенал, какой им хотелось). В-третьих, к тому моменту, когда президентом стал Путин, Билл Клинтон уже завершал свой второй президентский срок, и новый российский лидер не был убежден в том, что сделка с уходящим президентом будет прочной. И наконец, несмотря на стремление Клинтона завоевать лавры в области внешней политики, новый договор не представлялся особенно актуальным в течение большей части 90-х годов, поскольку ни одна из сторон не видела для себя особой угрозы. Более важными представлялись другие проблемы, такие как, например, судьба российского капитализма и демократии.

Однако для большинства как в правительстве США, так и вне его наибольшее беспокойство вызывали отношения России с Ираном. Русские продавали Ирану обычное вооружение. Они помогали ему в строительстве реактора в Бушере. Они готовили иранских специалистов-ракетчиков. Никакие усилия администрации, в том числе и неофициальные, не давали результата. Трудно сказать, была ли тут причиной российская заинтересованность в финансовой стороне отношений, неспособность российских властей контролировать деятельность государственных и частных предприятий в своей собственной стране, обещание Ирана сократить помощь чеченским сепаратистам, простое желание досадить «дяде Сэму» или какое-то сочетание всех этих факторов. Еще в январе 1997 года Ельцин заявил канцлеру Германии Гельмуту Колю: несмотря на то что «у него нет иллюзий» в отношении правительства Ирана, он не хотел бы давать им какой-то повод причинять России неприятности на Кавказе, в Средней Азии и особенно в Чечне. Тэлботт считал, что Примаков в первую очередь был озабочен не перспективой потери выгодного рынка, а тем, что американо-иранские отношения могут улучшиться и Россия потеряет свое влияние в этом регионе, рассматривавшемся как сфера ее влияния. Сотрудничество России с Ираном могло предотвратить в будущем эту геостратегическую потерю{1023}. Применительно к Ирану вместо того, чтобы быть равноправными партнерами, объединяемыми общими ценностями, российские и американские деятели, похоже, вели политическую игру, которая была так знакома Никсону и Брежневу.

Когда русские вопреки собственным обещаниям отказались свернуть свою деятельность в Иране, они так же разочаровали внешнеполитическую команду Клинтона, как до этого экономическая команда была разочарована финансовым крахом августа 1998 года, а сторонники демократизации России были разочарованы ее военными действиями в Чечне осенью 1999 года. Команда Клинтона снова и снова заявляла, что проблема Ирана решена и предельный срок установлен. Но когда срок проходил, а проблема не решалась, создавалось впечатление, что российские власти не контролировали действия собственных организаций или российское правительство само лгало, как в этом была убеждена команда экономистов в августе 1998 года{1024}. К тому же по мере того, как экономические и политические преобразования в России стали замедляться, улетучивался и энтузиазм России в отношении достижения соглашений с американцами.

В целом американо-российские отношения к концу администрации Клинтона были далеки от головокружительных перспектив, характерных для 1993 года. В конце 90-х годов Сестанович писал об иранской проблеме: «Представления о том, что рукопожатие президентов может прекратить российскую помощь Ирану, оказалось устаревшим и ошибочным. К концу 90-х годов у Бориса Ельцина уже не было интереса, энергии, способности и, возможно, даже власти, чтобы встретить этот сложный системный вызов»{1025}. Совершенно очевидно, что новый президент России Владимир Путин — гораздо более хладнокровный партнер, чем Борис Ельцин. Больше уже не могло быть и речи о медвежьих объятиях. В 2001 году, когда новая администрация США обещала возвратиться к реальной политике и избегать того, что ей представлялось как неоправданное вмешательство во внутренние дела России, обстановка была крайне неопределенной. И, несмотря на то что после 11 сентября 2001 г. многое изменилось, договоренности о модификации Договора по ПРО не получилось. Более зловещим представлялось то, что русские не были намерены свертывать свое сотрудничество с Ираном. Эта проблема останется такой же головной болью для администрации Буша, какой она была для команды Клинтона.

13. Джордж Буш-младший и Россия

В ходе президентской кампании 2000 года группа специалистов по вопросам внешней политики, консультировавшая губернатора Джорджа Буша, охарактеризовала подход Клинтона-Гора к России как полный провал. Клинтона критиковали не за то, что он слишком мало сделал для укрепления рынка и демократии в России и ее последующей интеграции в западное сообщество. Главный упрек был в том, что Клинтон и его команда тратили слишком много времени и ресурсов на внутренние перемены в России. По мнению этих экспертов, смена режима в такой стратегически важной стране, как Россия, не относилась к числу приоритетов США в сфере национальной безопасности. Что же касается интеграции России в западные институты, то внешнеполитические советники Буша были к этому безразличны. Вместо этого они подчеркивали необходимость укрепления ключевых союзов Америки в Европе и Азии, а не их расширение в направлении таких периферийных зон, как Россия.

Команда Буша не призывала пренебрегать Россией. Возглавляемая профессором Стэнфордского университета Кондолизой Райc внешнеполитическая команда считала, что лучшим средством «исправления» американо-российских отношений будет реализм. К России надо относиться как к одной из фигур на мировой шахматной доске. Именно так действовали Генри Киссинджер, Ричард Никсон и отец президента — Джордж Буш-старший. Главное значение имела мощь России. Вопрос о том, как она управлялась, имел второстепенное значение. В целом советники Буша в избирательной кампании считали, что необходимо уделять больше внимания национальным интересам, что в их понимании означало работать с большими странами вроде России и Китая и меньше времени тратить на «гуманитарные интересы» в таких мелких точках, как Гаити, Сомали, Босния и Косово{1026}. Советник Буша Роберт Блэквилл пояснял, что Буш намеревался сосредоточиться на России и Китае, а не «на Гаити и Сомали» потому, что Россия и Китай были такими странами, которые могли угрожать интересам национальной безопасности США{1027}. Аналогичным образом, объясняя необходимость возврата к реализму, Кондолиза Райc писала в ходе избирательной кампании в журнале «Форин афферс»: «Реальность такова, что несколько крупных держав могут радикально повлиять на международный мир, стабильность и процветание»{1028}. Райc признавала важность защиты американских ценностей, которые она называла универсальными, на международной арене и подчеркивала: «Триумф этих ценностей существенно облегчается, когда баланс сил на международной арене складывается в пользу тех, кто в них верит. Но иногда достижение этого выгодного соотношения сил требует времени как в международном, так и во внутриполитическом плане, а тем временем будет просто невозможно игнорировать или изолировать другие мощные государства»{1029}.

Уделять большее внимание большим странам с либеральными режимами не значило проводить более мягкую политику. Наоборот, применительно к Китаю и России Буш и его советники по избирательной кампании хотели отойти от клинтоновской практики уступок и придерживаться «жесткого реализма»{1030}. Команда Буша обещала покончить с романтизмом, который был характерен для работавших у Клинтона специалистов по России, в первую очередь для Строуба Тэлботта. Для команды Буша Россия была великой страной на стадии упадка и в силу этого непредсказуемой и опасной. Райc писала: «Москва стремится утвердиться в мире и часто делает это непоследовательно, создавая угрозу американским интересам»{1031}.[182] Согласно взглядам «реалистов», подобных Райc, такую политику США можно было бы назвать «неосдерживанием», то есть использованием мощи США для контроля за непоследовательным и угрожающим поведением России.